Колесо Перепёлкина

– А так не бывает, что с одной стороны прав, а с другой фиг! – выдал со слезами Вася. – Я вам не железный рубль, где орел и решка. Чтоб меня вертеть… Вместо того, чтобы заступиться!..

– Но подожди же! – стискивая локти, воскликнула мама. – Ты думаешь, мы не заступались? Мы сказали Валерьяну Валерьяновичу, что ты справедливый мальчик и что, если ты спорил, у тебя были, наверно, основания, и что… – Она уже забыла, что полминуты назад называла его дерзким мальчишкой и глупым скандалистом.

Вася подтянул к груди колени и оперся в них подбородком. Сырыми глазами по очереди посмотрел на мать и отца.

– Тогда. Почему. Вы. Ругаете. Меня?

Мама сказала очень проникновенно:

– Тебя никто не ругает! Но пойми. У Валерьяна Валерьяновича есть свои принципы. Что будет, если он станет от них отступать перед каждым второклассником? И он требует совсем немного: чтобы завтра ты спустился по одной лестнице и поднялся по другой. Это такой пустяк!

– Не пустяк, – со всхлипом сказал Вася. – Я ему кто? Заводная игрушка, что ли?

– Ты не игрушка, а ученик, который нарушил правила! – мама опять стала накаляться. – И ты должен…

– Я не специально нарушил! Зачем там этот дурак стоял? Почему он не виноват, а я виноват?!

– Дело не в том, что кто-то виноват, – начал опять папа. – Дело в том, что вступили в противоречие школьная система и личность… Яна, подожди… Василий, давай поговорим, как мужчина с мужчиной…

–А я не хочу, как мужчина! Почему ты не можешь, как отец с сыном?! – вырвалось у Васи.

– Здравая мысль, – вмешалась мама. – В самом деле! Парню скоро девять лет, а ты его не разу не выдрал, как полагается отцу. И вот результат!

– Я, по-твоему такой же садист, как твой Валерьян Валерьянович?! – папа хлопнул ладонью о стол. – Я не привык издеваться над детьми!

– А я, выходит, издеваюсь над собственным ребенком? – накал в мамином голосе достиг высоких градусов. – Прекрасно! Я могу больше вообще не заниматься его воспитанием! Посмотрим, что из него выйдет, когда наступит переходный возраст!

Вася мельком подумал, что при такой жизни до переходного возраста он не дотянет. Стиснул пальцами скользкие от слез коленки и перестал слушать. Начал мысленно считать до ста, двухсот… И перестал, когда родительский скандал дошел до финала. До коронной маминой фразы:

– Почему ты меня так ненавидишь?!

Но папа на сей раз не стал прятаться за газетой. Видать, у него накипело больше обычного. Папа вздохнул и сказал:

– Очевидно, есть на то причины…

И стало очень тихо.

– Вот как… – слабо выдохнула мама. – Ну что же… Тогда я немедленно уезжаю к тете. И живите тут как хотите…

Тетя была сестра маминой мамы, Васина двоюродная бабушка. Она жила на Сахалине, и Вася не видел ее ни разу в жизни. Да и мама – раза три, не больше. Но в самые напряженные моменты мама заявляла, что уедет к тете. Просто больше ехать было не к кому.

– Да, живите, как хотите, – жалобно повторила мама. – А я завтра же… Нет, почему завтра? Сегодня же. Сейчас…

Вася понимал, что никуда она не уедет. По крайней мере, сейчас. Как это – не уволившись с работы, не заказав заранее билеты (дорога-то ого-го какая дальняя, с пересадками). И папа это понимал. И все-таки папа сделался каким-то потерянным. Стал искать в нагрудном кармане очки, которые надевал в самых редких случаях. Друг на друга родители не смотрели. Васе стало горько жаль их обоих. И себя. Вернее, это была смесь жалости и злости на нелепую жизнь. Вася откинулся к стенке, вдавил в мохнатый плед кулаки.

– Ну, хватит вам! Ну, ладно! Если вам так надо, поднимусь я по этой проклятой лестнице! Только не ругайтесь вы ради Бога! Ну, по-жа-луй-ста…

На следующий день мама с утра отпросилась с работы. Видно, боялась оставлять Васю одного. Сказала, что принесла ему домашние задания, специально звонила из своей конторы Полине Аркадьевне, чтобы узнать их (ведь вчера-то Вася не был на занятиях).

– Полина Аркадьевна сказала, чтобы ты не волновался и не переживал…

Вася только плечом повел.

Мама осторожно смотрела, как он готовит уроки. Осторожно попросила помочь вымыть посуду. Она вела себя так, словно хотела погладить Васю по голове и не решалась.

Вася решал задачу и примеры, писал упражнение старательно и молча. Так же молча, со сжатыми губами, вымыл три тарелки и два стакана.

Мама приготовила для него вместо рубашки «сафари» белую сорочку с черным галстучком – чтобы он выглядел больше «по-гимназически», хотя и без формы.

«Как для приношения в жертву», – подумал Вася. Он видел историческую передачу про древнюю Америку, там пленников, назначенных для убийства на алтаре, обряжали в роскошные одежды.

Но маме Вася ничего не сказал.

– Почему ты все время молчишь?

– А что говорить?

– Помни, ты дал мне и папе слово сегодня не спорить с Валерьяном Валерьяновичем и делать все, что он скажет.

– Я дал слово, что поднимусь по этой проклятой лестнице.

– И без капризов…

– Без… Совершенно молча.

– Ох, до чего же ты трудный человек… Иди, почисти штаны. Где ты вчера успел их так потрепать?

– В Африке, – буркнул Вася.

В коридоре он охлопывал штаны свернутой газетой и думал, что, может быть, завуч уже забыл про второклассника Перепёлкина и его оставят в покое.

Вверх и вниз…

Сначала казалось, что и правда оставят. Перед занятиями никто ничего Васе не сказал, только Шурик Кочкин спросил:

– Почему тебя вчера не было?

– Горло болело… – Оно ведь и правда вчера болело. Вернее в нем царапало, от слез…

Четыре урока прошли нормально, а на математике Вася даже получил четверку за решенный на доске пример. И он совсем уже успокоился. Ведь урок-то последний! Вот-вот раздастся звонок и можно будет помчаться домой… Но за минуту до звонка Полина Аркадьевна, глядя поверх голов, сухо сказала:

– После урока никто не разбегается. Все берем свои вещи и организованно идем на первый этаж, будет линейка вторых и третьих классов.

У Васи что-то ухнуло под сердцем и обмякло все тело.

«Не пойду!»

«Ты же слово дал…»