Моноклон (сборник)

– И его чле… божественный фаллос у меня оказался здесь… между коленями.

– И что?

– И он стал тереться между ними, а я его ими сжала.

– Сильно сжала?

– Достаточно.

– А он что в это время делал?

– Фаллос?

– Он сам!

– Он по-прежнему внедрялся языком в мою попку.

– О-о-о… хорошее слово… – нервно улыбнулась Малавец, двигая рукой под юбкой. – Внедрялся… именно внедрялся. Точное слово! Внед-рял-ся! И тебе было хорошо?

– Да, мне было хорошо. У него язык такой… настойчивый.

– А фаллос?

– Фаллос горячий.

– И крепкий?

– Крепкий. Твердый.

– Твердый и большой. Ведь, правда, у него большой? Ты это сразу почувствовала?

– Да, – Сотникова обхватила руками свои бедра, вздохнула, распрямляясь, выпятив грудь. – Он у меня между колен прошел и высунулся.

– Знаешь, какой он длины?

– Нет.

– Угадай, – нервно улыбалась, покачивая головой, Малавец.

Пятна на ее щеках проступили сильнее.

– Двадцать?

– Двадцать четыре сантиметра. Вот каков божественный фаллос моего бывшего мужа. А головка его фаллоса – как большой абрикос. Только малинового цвета. Ты видела его головку?

– Да, я поглядывала вниз, хоть и продолжала чистить рыбу.

– Ты… так краешком глаза, да? Свой глазок-смотрок, да? Краешком… краешком увидела, как он это, да?

– Угу.

– Как он высунулся… упругий, да? Туда-сюда, да? Туда-сюда… через ножки твои белые, да?

– Да.

– А сам он… что… сам что? Сам что он?

– Он мычал.

– В попку мычал?

– В попку мычал.

– И язычком в нее, да? Да? Язычком в попочку, а фаллосом своим мужественным… между ножек белых, ножек гладких, да? Ты ножки свои эпилируешь или бреешь?

– Просто брею.

– Сама?

– Да.

– Молодец. Сама! Ты побрила их специально, накануне, да?

– Да.

– Побрила, тайно побрила, гладила ножки свои, готовила, чтобы ему было слаще, нежнее для фаллоса, да?

– Да.

– Чтобы скользил он… скользил по нежному, через нежное… через ножки Катенькины… так вот… скользил, скользил, сколь-зил, сколь-зил, сколь-зил… а-а-а-а-а!!

Малавец оцепенела, открыв рот и закатив глаза. Вскрик ее перерос в хрип. Сотникова угрюмо смотрела на нее, сложив руки на груди.

– Ой, не могу… – Малавец уронила голову на стол, затихла, слабо всхлипывая.

Сотникова закурила.

– Ой… кошмар… кошмарик… – дышала Малавец, поднимая и опуская узкие худые плечи.

Отдышавшись, она понюхала из пудреницы. Отпила сока из бутылки. Откинулась в кресле:

– Кать, ты волком-то на меня не смотри. Не надо.

Сотникова отвернулась.

– Мы с тобой договорились: три ходки. Две уже прошли. Сходишь к нему, когда он из отпуска вернется, в последний раз, и дело с концом.

– Лучше бы деньгами, – Сотникова встала, достала из холодильника бутылку минеральной воды, налила себе в стакан.