Медные трубы Ардига

Договорить не хватило времени. Нас накрыло. Нет, это была не вода, хотя химики, может быть, со мною и не согласились бы. Это был жидкий камень, и я на долгие минуты был затянут в его середину, застыл в ней, как муха в янтаре. Вроде бы чем-то я получил по затылку, кажется и не единожды. Отключился не более чем на секунду-другую. Так, во всяком случае, мне показалось. Но когда очнулся, вокруг меня не было уже ни леса, ни… Вообще ничего, кроме воды, быстрой, несущейся, клубящейся воды.

Придя в себя, не очень надеясь, я все же позвал:

– Люча! Лю-у!

– У-у-у-у-у!..

Но это не она и не эхо. Это ветер. А может быть, все же Лючана – одинокая, растерявшаяся, теряющая уверенность, испугавшаяся за меня больше, чем за самое себя, зовет из последних сил?

Черта с два услышишь в таком ветре. Кажется, он больше не усиливается. Но от этого не легче. Один в штормовом море. Но это полбеды. Все наше снаряжение, конечно, пропало. Это – четверть беды. Но вот Люча осталась одна в этой чертовщине – это самая большая беда. Надо найти ее! Я буду держаться по возможности здесь и орать, орать, пока… Пока не исчерпает свой ресурс маска и останется только пойти ко дну. Все равно ничего другого нельзя предпринять. Орать изо всей мочи.

– Люча-а-наа!

– У-у-у-у-у…

Глава четвертая

1

Наверное, я все же вырубился не на секунды, а болтался без сознания куда дольше, и меня тем временем швыряло и лупило, а если кто-нибудь думает, что ветер в союзе с волной не могут обработать человека похлеще, чем на ринге – чемпион мира по боксу, то он ни черта в таких делах не понимает. То есть сознание продолжало утверждать, что меня тут не было совсем недолго, но у мика был свой хронометр, работающий независимо от ощущений, и он утверждал, что меня мотало, как пробку, никак не менее получаса. А полчаса – это очень мало для счастья, но более чем достаточно для беды, которой порой хватает и мгновения, чтобы все пошло к чертям. Полчаса – это страшно много для несчастья.

Полчаса – это значит, что одна треть ресурса дыхательной маски уже израсходована без всякой пользы, если, конечно, не считать пользой то, что я остался в живых. Если кто-то не знает, напомню: наша дыхалка (это профессиональный сленг) больше всего напоминает медицинскую маску, какую надевают, скажем, хирурги во время операции. Этакий лоскутик с завязочками. Правда, у десантной маски сходство с докторской внешним видом и исчерпывается; она сделана совсем из других материалов и, в принципе, работает, как рыбьи жабры: извлекает растворенный в воде кислород и позволяет, находясь на глубине, дышать им. Но не более полутора часов, на большее ее энергии не хватает. Значит, у меня остается еще час времени на все про все. Не знаю, много это или мало.

Но делать все надо быстро: пусть лучше останется резерв, чем ресурс исчерпается именно тогда, когда он больше всего будет нужен, а так оно, как правило, и бывает.

Начать с того, что нужно быстро и безошибочно думать.

Что главное сейчас? Лючана.

Что с нею случилось или могло случиться? Ветер и волны расшвыряли нас в разные стороны; может быть, расстояние между нами вначале и было совсем маленьким, но в обстановке, когда волны налетали, казалось, со всех сторон одновременно, ночной мрак не позволил бы увидеть ничего, даже будь море спокойным, а услышать можно было только завывание урагана – в такой обстановке мы не нашли бы друг друга даже на расстоянии вытянутой руки. То есть, думаю, я ощутил бы ее присутствие, но, как вы уже знаете, я был не в себе. Итак, что с ней могло произойти?

Самую плохую мысль я отбросил сразу же: у Лючи была при себе такая же маска, и она, конечно, не забыла ею воспользоваться. Многое зависело от того, успела ли она понять, что меня вырубило, или считала, что я действую осознанно и целеустремленно. Думаю, не успела. Если бы поняла, то сообразила бы и то, что раз я не могу двигаться самостоятельно, но лишь по воле стихий, то и ей нужно поступать так же: держаться по возможности на поверхности, ждать, пока не стихнет шторм, и уже после этого начинать разыскивать меня. Но она этого не знала, и ей пришлось тогда решать такую же задачу, какая сейчас встала передо мною: угадать – или вычислить, – куда я стану двигаться и с какой целью, и затем самой направиться туда же.

Но – куда именно?

Первым делом каждый из нас должен был найти в этой бушующей сумятице сил природы какую-то опору, более надежную, чем вода. Конечно, оба мы умели плавать достаточно хорошо; если и не на скорость, то, во всяком случае, в соревновании на продолжительность могли бы поспорить с профессионалами. Но каким бы ни было это умение, вода все-таки – не наша стихия. Пусть мы когда-то и вышли, как принято говорить, из океана, но возвращаться в него как-то не очень торопимся. Да, человек может держаться на поверхности, пока не наглотается воды: он обладает положительной плавучестью. Но, чтобы не наглотаться, он должен постоянно расходовать энергию – если только не лежит на спине в искусственном, укрытом от волн и ветров бассейне. А запас энергии конечен не только у маски, но и у самого человека. Для его пополнения человек должен что-то съесть; но хотя мы уже можем – через маску – дышать водой, мы еще не научились питаться, подобно усатым китам, выцеженным из воды планктоном. Кстати, здесь по этой части было, похоже, не очень-то богато. А ловить в воде рыбу (если она вообще тут водится) голыми руками – если только она не валит толпой к своему нерестилищу – дело в общем-то безнадежное. Итак, нужна твердая почва под ногами хотя бы для того, чтобы спокойно продумать последующие шаги. Почва. Грунт. Основание. Где его следовало искать и Лючане, и мне самому?

(Обстоятельно я размышлял, правда? Но это иллюзия, на самом деле все это заняло считаные секунды. Потому что я не пытался облекать возникающие мысли в слова – что делаю сейчас только ради общения с вами, – а именно этот процесс, так сказать, оцифровки мыслей отнимает больше всего времени, тогда как самому думающему он не нужен, мысль свою он ощущает в ее первичной форме, всю целиком – крохотный элемент великого поля.)

Основанием мог стать только корабль. «Триолет». Он где-то тут был. Да весь вышел. Как и что можно сделать, чтобы хоть как-то сообщить кораблю о себе? Где вообще его искать? Скотина ты, «Триолет»: ты ведь заранее знал о предстоящем и потому так усердно ввинчивался в грунт, чтобы выстоять, не позволить налетающему океану сделать из тебя поплавок, швырять куда попало – хотя бы приложить о дно, да, теперь это уже дно – то, что мы с Лючей считали поверхностью… И это дает надежду. Во-первых, на то, что «Триолет» позаботился о спасении самого себя: это в нем заложено. И во-вторых, заложено и спасение связанных с кораблем людей, то есть нас с Лючей. Надо надеяться, что «Триолет» сообразил: искать нас нужно на поверхности. И как ввинтился, так, переждав волну, и вывинтился, всплыл и теперь плавает где-нибудь тут, надо надеяться, поблизости…

Каждый раз, поднимаясь на гребне очередной волны, я старался – теперь уже разбудив свой третий глаз, потому что два обычных пока еще ничем не могли мне помочь, – увидеть в воде хоть макушку корабля. Но ее не было. На поверхности, во всяком случае. Будь мы с Лючей разумными людьми (а сейчас я уже стал серьезно сомневаться в этом), мы не проявили бы такого пренебрежения старым правилом: перед тем как войти куда-нибудь, подумай, как ты будешь оттуда выходить. Мы эту норму поведения прекрасно знали. И то, что не проработали в мыслях всех возможных вариантов развития событий, свидетельствует только об одном: мы были немножко не в своем уме. Хотя, может быть, и множко. Сверх допустимой нормы, во всяком случае. Мы бросились в расслабление и отдых очертя голову, нам так давно хотелось всего этого, мы так к этому стремились, что полетели черт знает куда – а нормальный, профессиональный, здравый смысл упрятали на самое дно своих чемоданов. А ведь перед каждым таким поступком, сильно смахивающим на авантюру, полагается просчитать все возможности, начиная с лежащих на поверхности и кончая совершенно невероятными. Следовало ли нам, к примеру, выработать схему действий при урагане? Безусловно, пусть никаким штормом вроде бы и не пахло, но мы ведь не знали законов и традиций этого мира – значит, обязаны были предположить и прокалькулировать такую возможность. Просчитать и такой вариант и наметить план спасения…

Словом, сами виноваты. Но сейчас от этого не легче. Мне, во всяком случае. И ей наверняка тоже. Конечно, если Люча жива…

«Жива, жива! – тут же гневно оборвал я себя. – Нет никаких причин ей погибнуть. Ты же вот жив!»

Размышляя на этот счет, я уже успел просканировать третьим глазом не менее четверти горизонта, по-прежнему взлетая на гребнях волн. При этом заметил, что ураган явно пошел на спад. Видимо, сверхволна ушла своей дорогой дальше, а вот вода осталась. Тем не менее сейчас, пожалуй, зов можно было бы услышать – только никаких криков не возникало. И волны уже теряли высоту и потому становились более плавными. Небо все более прояснялось, позволяя различать кое-что и простым глазом. Вот только различать было нечего. Разве что звезды в небе, но до них было очень далеко.

Я невольно покачал головой. Нет, не надо было нам лететь на этом чуде техники. Не имея опыта службы на таких кораблях вообще, не зная характера, привычек, слабых мест, придурей и проблесков гениальности именно этого экземпляра, очень трудно, почти невозможно точно предугадать его самостоятельные действия. Вот если бы…

Но, собственно, чего я зря ломаю голову? Не надо размышлять о корабле, надо просто найти его. Тем более что Лючана наверняка опередила меня и сейчас уже подплывает к нему… Не собираюсь же я уступить ей!

Чтобы найти, следует понять: где он.

А чтобы…

И вдруг я понял, это получилось как бы само собой, очень легко и просто.

То, что мы оставили корабль, предоставив ему возможность действовать по собственному усмотрению, могло иметь и другие последствия, и прежде всего то, что он не станет нас разыскивать, но будет ожидать, пока мы сами к нему не возвратимся. Дальше. Поскольку наступила ночь, он обязан включить навигационные огни, на это ему команда не нужна, это в него заложено, как безусловный рефлекс. И его топовую мигалку я уже мог бы увидеть. Поднятая достаточно высоко над уровнем моря, она должна быть заметной с расстояния в десяток миль, если не больше. Не могло ведь меня за прошедшие… сколько? Да почти за час – отнести дальше чем на десять миль от места, где находился корабль?

Исходная позиция всех корабельных разработок заключается в том, что его безопасность является и безопасностью людей на его борту. Он ведь создан для того, чтобы люди находились и действовали внутри него, а не по принципу «суп отдельно, мухи отдельно». Итак, будучи предоставлен своему разумению и не имея никаких запретов, в подобной обстановке он будет спасать самого себя.

Ну а что он сделает для этого? Вернее, что сделал?

Даже мне, не профессионалу в этом деле, ясно: уйдет на глубину. Вот смысл слова «всестихийный»: повстречается земля – сядет на землю, вода – на воду, морское дно – ну что же, сядет и на дно. И правильно. Это на поверхности разыгрывается конец света, а на тех же ста метрах глубины, после того как сверхволна миновала, тишь да благодать. Да и почему сто? Уже на пятидесяти…

Хотя, собственно, для нас велика ли разница – сто или пятьдесят? Ни Люче, ни мне на такую глубину не опуститься. Живыми, во всяком случае. Мы на это не тренированы. Остается надежда, что «Триолет» погрузился ровно настолько, чтобы находиться в спокойной воде, а по мере того как волнение на поверхности станет стихать, он будет подниматься все выше, и, может быть…

Стоп. Стоп!

У компьютера, значит, хватило ума уйти туда, где не таранят волны и не уносит ветер: укрыться на глубине. А мы оказались глупее, боязнь глубины сработала в нас, наверное, сильнее, чем здравый смысл. На самом-то деле мы можем дышать и под водой, но это как-то еще не сделалось рефлексом, не было у нас такой практики, вот и позволили стихиям играть нами, как воланчиками, почувствовали, что приходится терпеть теннисному мячику в разгар гейма…

Хотя почему это я злоупотребляю множественным числом? Да, ко мне все это относится целиком и полностью. Но не к Лючане! Она наверняка оказалась умнее: потеряв меня, сообразила, куда нужно бежать, и ушла на погружение, рассчитывая к тому же, что я окажусь не глупее нее. Похоже, что она меня переоценила. Мне это пришло в голову вот только сию минуту.

Нет никакого смысла искать ее там, где ее нет. Вниз, вниз! Правда, там сейчас еще темнее, чем тут; но корабль просто обязан обозначить себя какими-то сигналами, он станет нашей целью, и около него мы с Лючей и встретимся. Возле него или, скорее, уже в нем: верхним люком (вспомнил я усвоенное при инструктаже) можно пользоваться не только в космосе, но и в подводном положении, он оборудован тамбуром, в который ты входишь вместе с водой, потом она выдавливается наружу (в космосе, наоборот, нагнетается воздух), и ты…

Я работал руками и ногами со всей силой, какая у меня еще оставалась, и с восторгом ощущал, как с каждым гребком вода вокруг меня становится все спокойнее, превращается из смертельного врага в то, чем представлялась всю жизнь: в дружественную, спокойную, ласковую среду… Я понимал, что глубина, на которой я смогу оставаться, пока работает маска, не столь и велика, да и ресурса маски осталось менее чем на полчаса. Но полчаса – это множество минут, а уж секунд прямо целый мешок, и все, что требуется, – это не потратить их зря, но постоянно искать тот сигнал, который «Триолет» подает для своего экипажа. Подает, обязательно подает, не может это оказаться не заложенным в его программу!

Подает, наверное, вот только я никак не могу его поймать. И затрудняюсь даже предположить, как он должен выглядеть. Световой? Акустический? Радио? Еще какой-нибудь?

2

Настроение у человека может меняться намного быстрее, чем окружающая обстановка. Ничего удивительного: оно же не материально, не обладает инерцией. И мое состояние изменилось мгновенно, как только в голове возникла одна-единственная, простая и убийственная мысль: корабль, который я пытаюсь найти – и нас с Лючей вместе с ним, – разыскивают те, кто несет тут какую-то службу – например, отрабатывает рабочие вахты. Значит, те сигналы, которые я сейчас пытаюсь уловить, будь они поданы, с таким же успехом может принять и противник, и «Триолету» это прекрасно известно. Так что таких сигналов – «Всем, всем» – он просто не имеет права подавать. И не подает. Выходит, сколько бы я ни искал, я их не увижу, не услышу, не почувствую. Значит – конец.

Конец мне. Ну, винить некого: сам себе устроил такое. Поступил как недоумок. Сунулся в воду, не поискав броду. Но ведь ты и Лючану втянул в эту авантюру, она-то в чем провинилась? Только в том, что чрезмерно понадеялась на меня, поверила в меня, а я оказался недоумком…

Ладно, пусть я получу, что заработал. Согласен погибнуть. Но! Слышишь, судьба, слышите, Высшие силы, но только после того, как буду уверен, что Люче удалось спастись, что она в безопасности и сможет в конце концов вернуться домой, вновь оказаться в том самом доме, от которого мы так стремились удрать и который сейчас представился мне если и не раем, то, во всяком случае, его филиалом, расположенным на Теллусе.

Так я кричал – мысленно, конечно, и не столько для того, чтобы меня действительно услышали, но прежде всего, наверное, чтобы испугать чувство, все более овладевавшее мною: чувство страха смерти, которое живет в каждом человеке и ждет только удобного момента, чтобы заявить о себе, дать понять, кто тут главный, повернуть все по-своему. Всю жизнь я побеждал его, а вот сейчас…

Ох, какой это сильный противник! Не могу даже вновь активировать третий глаз, для этого нужно спокойное состояние души – да как мне сейчас обрести его?

Я чувствовал, что окончательно теряю контроль над собой и вот-вот окажусь уже созревшим для того, чтобы сорвать маску, заключавшую в себе остаток моей жизни, и крикнуть этому страху: «Ну, на, жри меня!» Лишь в каком-то уголке сознания ютился еще здравый смысл, что-то такое нашептывавший мне, но так тихо, что ему, казалось, так и не удастся перекричать громогласие смертельного страха. Прислушайся, сказал я себе, пусть это хотя бы станет твоим последним усилием…

Насчет глубины – что-то такое было там, в инструктивной программе. Вот что он пытается мне вдолбить.

Ну, что-то, наверное, было. Но какой смысл мне сейчас…