Воздухоплаватель

И черная вереница извозчичьих пролеток остановилась.

Сорок извозчиков стояли застывшей черной лентой, а Заикин лихорадочно вытаскивал бумажник из кармана и бормотал:

– Ну, погоди, Ляксантра Иванович... Ну чего я тебе сделал такого?..

Лошадь дернулась, и Заикин снова обернулся к извозчику:

– Да стой ты на месте, тетеря!

Он отсчитал несколько бумажек, сунул их в руки испуганному «ваньке» и, показывая ему огромный кулак, рявкнул:

– Это тебе на всех! Смотри у меня!.. Чтобы поровну, понял?!

– Дак, Господи!.. Иван Михайлович!.. Да рази ж мы...

Но Заикин уже не слушал его, а заглядывал в лицо Куприну и говорил:

– Сашенька, друг ты мой сердешный... Я же все как лучше хочу... Я же этому Маркову, мать его за ногу, чтобы он такие слова... Дак как же это можно?! Ну, прости, если что не так. Ну, прости... Не обижайся. Силь ву пле.

И Куприн пожалел Заикина:

– Ладно. Социалист, слава Богу, из тебя не получился. А твой дурацкий террор господину Маркову только на пользу: оттого, что он пройдется пешком от вокзала до «Лондонской», у него будет гораздо лучше работать желудок.

– Ты смотри... – огорчился Заикин. – Ну кто бы мог подумать?

И тут Заикин увидел афишу на рекламной тумбе и остановился, удивленно разглядывая ее. На афише был нарисован аэроплан, летящий над морем, а вверху, в овале, портрет молодой красивой женщины.

– Сашенька, – смущенно сказал Заикин, – ты прочти мне, будь ласков, чего там накарябано...

Куприн улыбнулся и прочел текст афиши:

– «Гастроли всемирно известной француженки женщины-авиатора баронессы де ля Рош. Летающая дама совершит свои полеты на аппарате тяжелее воздуха системы „Фарман“ на скаковом поле одесского ипподрома. Билеты продаются без ограничений».

– Это когда? – коротко спросил Заикин.

Куприн снова посмотрел на афишу и ответил:

– Завтра.

Заикин вздохнул:

– Вот это дело стоящее. Билеты без ограничений. Небось деньги – лопатой...

Куприн посмотрел на Заикина и сказал:

– Это дело, Иван, не деньгами стоящее.

– Опять я чего не так сказал? – спросил Заикин.

* * *

Вечером в цирке Заикин гнул на шее рельсы, разгибал подковы, завязывал узлом толстенные железные прутья, а двадцать человек из зрителей старались разорвать его сцепленные руки. Потом Заикин боролся.

В ложе сидели трое: молодая красивая француженка-летчица баронесса де ля Рош, ее антрепренер мсье Леже и журналист Петр Пильский.

У Пильского была ироничная лисья мордочка с умными недобрыми глазами. Разговор шел по французски.

– Бог мой! – сказала де ля Рош, глядя на Заикина. – Какой великолепный экземпляр!

Леже тревожно посмотрел на де ля Рош и сказал Пильскому:

– Я видел мсье Заикина в прошлом году в Париже, когда он стал чемпионом мира.

– Какой экземпляр! – пробормотала де ля Рош.

Леже наклонился к ней и так, чтобы не слышал Пильский, тихо сказал:

– Прости меня, девочка, но несколько лет тому назад, когда ты еще не была баронессой де ля Рош, а в весьма раздетом виде пела и танцевала на сцене «Фоли Бержер», я посмотрел на тебя впервые и тоже подумал: «Какой превосходный экземпляр!» Правда, потом я нашел в себе силы полюбить тебя искренно и нежно.

– Ты предлагаешь мне сделать то же самое? – насмешливо спросила де ля Рош и показала на Заикина.

– В отличие от меня ты вправе делать все, что угодно.

– Спасибо. – Де ля Рош нежно посмотрела на Леже. – Я постараюсь пользоваться этим правом только в исключительных случаях.

– Я вижу, что вы очень заинтересовались мсье Заикиным, – сказал Пильский. – Я могу представить его вам.

– Прекрасно! – рассмеялась де ля Рош. – Вы не боитесь, Леже?

– Нет, мадам. Сотрудничество с вами закалило меня и приучило к любым неожиданностям.

– Мсье Заикин не только прекрасный спортсмен, но еще и блистательный организатор, – заметил Пильский. – Он организатор и хозяин этого борцовского чемпионата.

– Сколько человек находятся под руководством мсье Заикина? – деловито осведомился Леже.

– Человек тридцать, – ответил Пильский.

– О!.. – презрительно махнул рукой Леже. – Мадам стоит пятидесяти.

– Леже! Леже! Вы слишком самоуверенны. Взгляните, какой это мужчина!

– Боюсь, что мсье Заикин так устает быть мужчиной на арене, что сразу же перестает им быть, когда сходит с нее.

– Тогда вам действительно нечего бояться за себя!

– Я боюсь не за себя, а за вас. Ваше спокойствие мне дороже всего.

– Мадам, рекомендую вам рискнуть, – спокойно сказал Пильский. – Насколько мне известно, мсье Заикин работает на арене не в полную силу.