Русские на Мариенплац

И опять все молча меня разглядывают. Кроме нашего командира роты. Он выдержки из уставов на стенке читает. Это, чтобы на меня не смотреть.

– М-да… – говорит Мелешко, переглядывается с остальными офицерами и добавляет: – Ну ладно…

– Все, товарищи? – спрашивает замполит.

– Вроде бы… – говорят остальные. Тогда замполит смотрит на меня и говорит:

– Из расположения роты никуда не отлучаться до особого распоряжения. Понятно, товарищ Сапаргалиев?

Тамбовский волк тебе товарищ, думаю я. Бездельник, болтун ты хренов… Но встаю по стойке «смирно» и громко отвечаю:

– Так точно, товарищ майор!

И они уходят. Все.

А я сажусь доедать перловку с мясом. Тут дневальный и компот притащил. Запиваю. И чувствую, меня в сон начинает клонить. Сейчас, думаю, доем и придавлю часика полтора.

Но тут в казарму заскакивает этот артист – генеральский вестовой и после небольшой торговли за семь марок выдает мне свежайшую информацию из высших сфер.

Ваську-прапора из петли вынули, откачали, и теперь он в медсанбате. Доктора сказали, что у него в мозгах что-то сдвинулось и он вполне может на всю жизнь дурачком остаться. И его, наверное, комиссуют…

Генерал по тревоге собрал всех, кому стало известно, что механик-водитель в ремонтной зоне повесил командира взвода технического обслуживания, и приказал всем забыть об этом, как о кошмарном сне.

В дивизию вот-вот должна прилететь объединенная комиссия из ГИМО – Главной инспекции Министерства обороны и ЦБТУ – Центрального бронетанкового управления, и он, командир дивизии – генерал, не собирается встречать своих московских друзей докладом о таком ЧП! Тем более что он и сам не верит в то, что маленький Сапаргалиев мог так уделать такого бугая, как этот прапорщик…

– Так что, поздравляю тебя! – говорит вестовой. – Ты опять просквозил мимо трибунала… С тебя причитается!..

Отслюнил я ему семь марок, как договаривались, и он ушел.

Все, думаю, теперь в койку! Начал уже сапоги стаскивать, но не тут-то было. Откуда ни возьмись возникает передо мной наш полковой придурок и спрашивает:

– Сапаргалиев! Ты деньги сдавал?

Таких придурков в армии – тьма-тьмущая! В каждом подразделении. Ротные придурки, батальонные, полковые…

В наряды они не ходят, в караулах не стоят, крутятся около командования и горят на общественной работе. «Боевые листки» выпускают, оформляют стенгазеты, разные взносы собирают… Общий подъем по утрам их не касается, в столовку они ходят не в строю, а поодиночке; где танкодром, где стрельбище – они слыхом не слыхивали, и бронетранспортер от танка отличить не могут!

Зато в увольнение – первыми, в отпуска – раньше всех. Ну, и стучат, конечно, кому надо и про кого угодно. Не жизнь, а малина! Таким армия – мать родная…

– Сдавал, – говорю. – Только за последние три месяца два раза сдавал.

– А-а… Так это ты на обелиск советским солдатам, павшим во второй мировой войне, сдавал и на детей Чернобыля, – говорит придурок. – А сейчас третий раз – на День поминовения погибших в Афганистане.

– Понял, – говорю. – Сколько нужно?

– У тебя – шестьдесят плюс восемь бронетанковых?

– Да, – говорю.

– Тогда не меньше червонца.

Я штаны расстегнул, запустил туда руку – у меня там карман специальный для денег вшит, достал десять марок и даю их придурку, а сам думаю: «Интересно, мне к дембелю на двухкассетник для каселенского дедушки хватит?» Вообще-то, если сильно не поддавать – должно хватить…

Придурок дал мне расписаться в ведомости, повертел мои десять марок перед своим носом и спрашивает:

– Это что здесь за чернильные закорючки?

А я обычно каждую бумажную купюру маленькими такими буквами по-казахски надписываю – «Это деньги мои. Н.С.». На всякий случай. А то воруют, собаки.

– Не твоего ума дело, придурок хренов! – говорю.

Он прячет мои десять марок, сворачивает ведомость и головой качает:

– И чего ты такой грубый, Сапаргалиев? Чего ты, вообще, такой – не как все?!

Я второй сапог снял, встал с койки и говорю:

– А между глаз этим сапогом хочешь?

– Нет, – говорит придурок и смывается.

А я ремень сблочил, завалился прямо на одеяло и голову подушкой накрыл.

Когда-то я так хотел быть, «как все»!..

Когда-то, еще в школе, а потом в автодорожном техникуме, я просто мечтал быть таким, «как все» – нормального роста, а не самым маленьким в классе, на курсе, в компании… Чтобы в одно прекрасное утро мои ноги оказались бы стройными и прямыми, волосы мягко зачесывались бы на пробор, а не торчали бы черным, прямым ежом только вверх и вперед…

В десять лет я придумал себе целую систему упражнений для выпрямления ног и увеличения роста. Но система оказалась несовершенной.

В одиннадцать я перепробовал все мамины шампуни и кремы своих сестер, но волосы оставались жесткими, как стальная проволока.