Волк и семеро козлов

Хабара у Ролана не было, но Эльхимов распорядился вывернуть карманы. Тихонов выложил на стол одноразовую бритву, зубную щетку в футляре, носовой платок, пачку сигарет, зажигалку, две смятые тысячные купюры – для отвода глаз.

– Куртку снимай, да, – потребовал прапорщик.

Ролан покорно кивнул, но, снимая куртку, сделал вид, будто сильно потревожил рану, и удачно изобразил обморок. Падая, он якобы случайно зацепился локтем о стол, стукнулся, и боль как бы вернула его в чувство. Сознание он не потерял, но предобморочная немощь осталась. Он еле держался на ногах.

– Твою свинью! – выругался досмотрщик.

Он похлопал Ролана по бокам, по карманам брюк, задрал штанину, ощупал одну голень, другую, заставил снять туфли, обследовал их, выдернул из подошвы супинатор, из которого можно было сделать заточку. На этом обыск и закончился. Не рискнул он лезть к Ролану в душу через задний проход.

В следующем зарешеченном помещении с прицелом на черно-белую шкалу ростомера у крашеной кирпичной стены стоял фотоаппарат на штативе, чуть в стороне – стул напротив зеркала, машинка для стрижки волос. Напрасно Ролан изображал предобморочное состояние – его и сфотографировали, и обрили налысо. Он пытался протестовать, но контролер, исполнявший роль парикмахера, объяснил, что иначе в санчасть педиков не принимают. Ролана взбесила такая вольность в общении с ним, но парень объяснил, что так он якобы называет вшивых зэков – тех, кто страдает педикулезом.

– У тебя жена есть? – спросил Ролан, глядя в его наглую физиономию.

– При чем здесь это?

– Значит, есть. Или жена, или девушка. И педикюр она делает… С кем же ты тогда спишь?

Парень промолчал под насмешливые взгляды конвойных, но когда стриг Ролана, нарочно до крови расцарапал машинкой ему лысину. Хорошо еще, что не задел тонкий слой кожи, прикрывавший платиновую пластину в голове.

Следственный изолятор был построен и оборудован в классическом стиле: здесь не было закрытых лестничных шахт, все переходы с этажа на этаж открытые, железные, гремящие, на каждом шагу – решетчатые шлюзы и защитные металлические сетки. Ролана вели по переходу нижнего этажа, и, посматривая наверх, он видел надзирателей, наблюдающих за камерами. А еще он заметил баландера в белом халате, слышал, как тот катит свою тележку, как открываются кормушки в дверях камер. Время еще раннее, в изоляторе только завтрак. Но у него что-то не было аппетита. Ролана подташнивало и даже знобило: похоже, поднялась температура.

Глава седьмая

Санчасть занимала свободное пространство в дальнем конце первого этажа тюремного блока. Палаты, ординаторская, процедурная – все это хозяйство представляло собой решетчатые клетки, один ряд которых отделялся от другого узким переходом с прозрачными, но крепкими перемычками. Правда, ординаторская от посторонних взглядов была защищена гипсокартонными плитами – и Ролану вскоре стало ясно, почему. Врачом была женщина, причем довольно-таки симпатичная. Было в ней что-то грубое, вульгарное, но если это и влияло на ее сексуальную привлекательность, то только усиливало ее. Ролан сутки как с воли, он еще не успел забыть вкус самой желанной женщины на свете, и то заметил, что врач, а если точнее, фельдшер довольно-таки хороша собой. Чего уж тогда говорить о заключенных, давно уже не видевших живую женщину…