Томится душенька на зоне

– У тебя есть деньги? – горько усмехнулась Катя.

– Нет. Но я спрошу у родителей.

– И много они тебе могут дать?

– Не думаю, что много...

Отец у Евгении работал обыкновенным инженером на убыточном заводе, зарплата курам на смех. Мама трудилась медсестрой в поликлинике, оклад маленький... В общем, с деньгами в семье было туго.

– У нас тоже не фонтан, – призналась Катя. – Но предки дачу продавать собираются... Если деньги нужны будут, как-нибудь выкрутимся. Лишь бы Адам не помешал... Сволочь, а не человек. Если папа богатый, то все можно?

– Мне это уже пытались объяснить, – невесело улыбнулась Евгения. – Сначала в милиции, затем в прокуратуре... Никто не верит, что я доведу дело до конца... А я и не доведу, если с Никитой такая беда...

– Но хоть ублюдков этих мажорных попугала, и то хорошо...

– Ничего хорошего в том нет. Как и в том, что случилось...

Почти две недели прошло с тех пор, как над ней надругались, но Евгения до сих пор переживала так остро, как будто беда случилаь только что. И никогда не забыть ей ту грязь, в которую ее окунули. И не отмыться от мерзкой мужской похоти... Иногда ее подмывало взять в руки нож, вызвать Адама на разговор и убить его ударом в низ живота... Убить. Не покалечить, а убить... Возможно, когда-нибудь она сделает это. Скорей всего, это и случится. Ведь как только она заберет заявление, надежда на торжество правосудия иссякнет. И тогда только она сама сможет свершить возмездие...

Следователь Рыбин встретил ее с прохладцей во взгляде. Одной рукой пригладив непослушные волосы на голове, другой он показал на стул по другую сторону стола.

Рыбина можно было бы назвать интересным мужчиной. Среднего роста, правильные черты лица; нос, правда, несколько длинноватый, но хорошо сбалансированный с глазами, ртом и подбородком. Но глаза... Не самые большие, но выпученные; зрачки бесцветные, а белки желтоватые с красными прожилками; и веки слишком низко провисшие. И взгляд у него такой же неприятный и холодный, как щупальца у кальмара. Лицо непроницаемо спокойное, а в уголках губ притаившееся коварство...

– Виталий Николаевич, у меня к вам большая просьба, – с искательными интонациями в голосе обратилась к нему Евгения. – Я бы хотела забрать заявление.

– Почему? – ничуть не изменившись в лице, хлестко спросил он.

– Мне надоело все это.

– Что это?

– Ну, все эти хождения по мукам... Я устала.

– А чего вы добивались, Евгения Павловна? – холодно спросил Рыбин.

– Справедливости... Я хотела, чтобы преступники понесли наказание.

– А сейчас вы этого не хотите?

– Нет, хочу... Бог их все равно накажет.

– Бог накажет?.. Сейчас вы думаете о Боге. А о чем вы думали раньше, когда затеяли все это безобразие?

– Безобразие? Какое безобразие я затеяла?

– Не прикидывайся бедной овечкой, Володарцева. Я все про тебя знаю.

– Что – все? – напряглась Евгения.

– Знаю, что ты снимаешься в порнографических фильмах, – ошарашил ее Рыбин.

– Что?!

– Я же просил, не надо прикидываться бедной овечкой, – скривился следователь.

Он достал из ящика стола стопку фотографий, бросил их на стол так, что они раскрылись веером. Она узнала эти снимки. Творчество подлеца Коготкова.

– Но это же даже не эротика, – возмущенно сказала она. – О какой порнографии вы говорите?

– Надеюсь, вам известен гражданин Коготков?

– Да, конечно...

– Так вот, он дал показания, что вы, гражданка Володарцева, упрашивали его снять вас на видео в обнаженном виде...

– Что?! – схватилась за голову Евгения. – Да как он мог такое сказать?

– Он не просто сказал, он дал показания, под протокол. Он раскрыл твою порочную суть, Володарцева... Мало того, он утверждает, что с гражданином Быковым вы отправились на дачу к его родителям для того, чтобы сняться в любительском фильме порнографического содержания...

– Бред!

– Боюсь, что у следствия есть неоспоримые доказательства. Половой акт с участием гражданина Быкова был снят на видеопленку...

– Этого не может быть! – ужаснулась девушка.

Она была в полубессознательном состоянии, когда на нее навалился «режиссер» Леша. И не могла видеть, снимал их кто на видеокамеру или нет. Но камера была, и на порядочность Адама и его дружков рассчитывать не приходилось.

– Все было, Володарцева. И вы это знаете.

– Но меня насиловали.

– Не знаю, не знаю, – уничижительно хмыкнул Рыбин. – Я просмотрел пленку и не заметил, чтобы вы сопротивлялись...

– Я была без сознания. Они опоили меня снотворным...

– Вы утверждаете, что были без сознания, и при этом говорите, что вас опоили снотворным. Если бы вас опоили снотворным, вы бы просто спали, а вы говорите, что были без сознания. Неувязочка получается...

– Я не знаю, чем они меня опоили. Может, это было не снотворное.

– Вы употребляете наркотики?

– Я?! Наркотики?! Вы с ума сошли?

– С ума сошла ты, Володарцева. Сама совратила молодых людей, сама устроила порнографию, а потом написала на них заявление. На что ты рассчитывала? Чтобы кто-нибудь из них женился на тебе? А ты не подумала, что никому из них такая шлюха, как ты, в жены не нужна.

– Шлюха?! Да как вы смеете! – взбеленилась Евгения.

И даже вскочила со своего места, едва удержав себя от того, чтобы не вцепиться негодяю в его сальные патлы.