Гостиница

«В конце концов, что мне терять? – подумала Женщина. – Шапку сперли – а это была самая дорогая вещь из принадлежавших мне… Муж?.. Дочь?.. Семья?.. Кто сказал, что с ними, что-то случится? Ничего с ними не случится. Жизнь?.. Можно ли называть жизнью этот изнуряющий бессмысленный бег от кухни к магазину и обратно?.. Не страшный ли это сон, от которого пора пробудиться?.. Рука отца еще никогда меня не подводила…»

Женщина подняла одной рукой две тяжеленные сумки-бездонки (когда-то они были на колесиках, которые давно отлетели и потерялись) и, откликнувшись на зов руки, стала медленно погружаться в стену: сначала правая рука – по плечо, затем правая нога, потом плечо, лицо, голова и грудь… Последними исчезли в стене сумки-бездонки. Затихла музыка. Витражи на внешней стене стали прозрачными, и сквозь них в холл любопытным и не совсем трезвым взглядом заглянул Город.

Холл был пуст. Или казался таким…

* * *

Туман, окутавший Женщину в стене, конечно, насторожил ее, но не испугал. Большая надежная отцовская ладонь по-прежнему крепко сжимала ее ладошку и вела за собой. Сначала Женщина считала шаги, но потом сбилась со счета. Дышалось вполне нормально и вовсе не ощущалось повышенной влажности. То, что она вдыхала, пахло цветущим полем и садом, чистотой и свежестью, отчего сам процесс дыхания доставлял изрядное удовольствие. И женщина, в последнее время не избалованная удовольствиями, не стала отказываться от столь доступного, а дышала полной грудью. Наверное, впервые за несколько последних лет она почувствовала, что ее отпускает непрерывная, занудная головная боль, давно уже ставшая привычной. Женщина ощутила прилив бодрости и сил. Даже сумки в левой руке вроде бы стали полегче. И спина, привыкшая сутулиться, выпрямилась, а многолетняя не проходящая усталость куда-то незаметно исчезла…

«Какой же толщины эта стена?! – удивилась Женщина. Мы идем и идем… – Папа! – позвала она. – Куда мы идем?..»

Никто не отозвался, но сильные пальцы успокаивающе сжали ее ладошку.

В тумане не было темно. Свет, казалось, лился со всех сторон. И все же Женщина не видела ни своей руки дальше локтя, ни руки, которая ее вела. Тем не менее через несколько шагов ей почудилось, что облако стало разреженней, хотя видимости не прибавилось. Она напряглась, угадав приближение чего-то то ли по более интенсивному свечению впереди, то ли по усиливающемуся движению воздуха…

Женщина невольно замедлила шаги. Отцовская рука еще раз успокаивающе стиснула ее ладошку и вдруг отпустила!..

Может быть, не успокаивающе, а прощально?..

Женщину охватила паника и оцепенение.

– Папа! – тоненько позвала она. Но зов ушел в белое свечение и не вернулся даже эхом. Тогда она бросилась вперед и через два шага выскочила… в комнату.

Она ошеломленно завертела головой из стороны в сторону, пытаясь отыскать отца, но в комнате никого, кроме нее, не было. Она оглянулась назад. За ее спиной медленно закрывалась дверь. Обыкновенная, хотя и шикарная – натурального полированного дерева дверь. И было в этой ее обыкновенности что-то успокаивающее, помогшее Женщине притушить первый инстинктивный импульс шмыгнуть обратно, прихватив ноги в руки…

Тогда она на несколько мгновений закрыла глаза и попыталась утихомирить разгулявшееся в нервном биении сердце. Несколько глубоких вдохов по-прежнему вкуснейшего воздуха помогли ей сделать это.

Женщина открыла глаза и внимательно всмотрелась в комнату.

Первым делом бросалась в глаза ее странная треугольная форма. Женщина стояла у довольно широкого основания треугольника, включающего в себя дверь, а две боковые стены равнобедренно уходили вдаль, явно стараясь где-то там встретиться.

Женщина пристально всмотрелась в эту темнеющую даль, и ей показалось, что там промелькнул чей-то светлый силуэт.

– Папа… – тихо прошептала она одними губами, уже не надеясь, что будет услышана. Но силуэт так быстро исчез, что не оставалось ничего другого, кроме как усомниться в его существовании. Да и какие, извините, в комнате могут быть дали?.. Ну, треугольная комната… И что? Ничего сверхъестественного. Каким же комнатам быть в коническом здании? Поперечное сечение – круг, а комнаты – сектора этого круга. В лучшем случае – усеченные, в худшем – полноценные с углом более или менее острым в зависимости от размеров комнаты. Почему в худшем? Да потому что этот угол как-то удручает. Тот же мусор да пыль как из него извлекать-то?..

Тут Женщина ощутила, что ее левая рука онемела от тяжести двух сумок, а разгрузить ее второй рукой в голову не пришло. Она внимательно посмотрела на сумки, словно впервые их увидела, и ощутила почти непреодолимое желание освободиться от них. Она опустила сумки на пол, покрытый зеленым пушистым ковром, вытащила палку колбасы и, положив ее поперек, отпустила ручки. Сумки попытались схлопнуться, но, встретив преграду в виде колбасы, передумали.

Женщина понимала, что все это – иллюзия. Никакого отца в стене не было, потому что быть не могло. Во-первых, по той причине, что отцы в стенах не водятся. Во-вторых, она сама закрыла глаза своему отцу два года назад. Как бы ни хотелось надеяться на чудо встречи, таких чудес уж точно не бывает… Но даже иллюзию потерять было жалко. Что-то такое хорошее и доброе встрепенулось в ней от этой иллюзии… А ведь чувства – регистраторы реальной информации… Реальной – не обязательно материальной. Значит, что-то действительно было…

Она набралась уже достаточно жизненного опыта, чтобы понимать, что ничего хорошего от разлуки с отцами, временной или вечной, не проистекает. Разлука – она и есть разлука, лукавая злюка. То бишь – потеря.

Грусть потери и ощущала Женщина, стоя в странной треугольной комнате странной Гостиницы. Вдруг очи ее, опущенные долу, прозрели, и она увидела, как нелепо смотрятся ее разбитые старые (но целые) сапоги на изумрудном ворсе ковра. Очень дорогого ковра. Женщина это чуяла особым финансовым чувством, развившимся от хронической нищеты. Она поняла, что сапоги и ковер несовместимы, и разулась. Слава богу, сегодня она надела целые колготки. А то обычно в сапоги надевала штопанные – благо не видно. Хотя, казалось бы, какая разница – штопанные, не штопанные? Ведь никто не видит… Она сама видит, а это – главное. А такой откровенной демонстрации собственной нищеты, как штопанные колготки на фоне изумительного ковра, она бы не вынесла. Впрочем, что значит – не вынесла бы? И не такое проглатывала, не запивая, только было зело мерзопакостно на душе после этого. К тому же, неизвестно, кто еще может скрываться в этих облачных стенах… Быть может, кто-то наблюдает за ней?.. Однако, обычно весьма чувствительная к постороннему вниманию, она ничего подобного сейчас не ощущала.

Но стены!.. Сначала Женщине показалось, что все стены в комнате облакообразны. Теперь же она обнаружила, что боковые совершенно не похожи на ту, через которую она попала в эту комнату. Ничего туманного в них не было. Напротив, они оказались очень даже четкими, а рисунок на них смотрелся объемным. Впервые в жизни женщина видела объемные фотообои. Великолепное качество!.. Полное впечатление настоящего живого леса!..

Она обратила внимание на то, как поразительно гармонирует ковер с обоями, напоминая зеленый язычок опушки, шаловливо высунувшийся из подлеска. Казалось, что все это освещено ярким солнцем, и Женщина посмотрела на потолок, желая рассмотреть столь эффектный светильник, но потолка она не увидела – с вершин деревьев, похоже, стекало прозрачное пространство, сгущаясь в головокружительной высоте в сине-голубую бесконечность.

«Зеркальные эффекты? – удивилась Женщина. – Или голография?.. Каких же денег это должно было стоить?!.. И кому предназначается такая роскошь?..»

Однако то, что ослепительно сверкало в этом, предположительно голографическом, далеке, изрядно припекало. И Женщина поняла, что неуместны здесь не только сапоги, но и теплое пальто. Она сбросила его прямо на ковер… Да и шарф, пожалуй…

Женщина сделала несколько шагов к правой стене, чтобы поближе рассмотреть столь великолепные фотообои. Но ощущения стены как преграды не было – казалось, будто пространство протискивается между стволов вглубь леса.

Женщина бросила на стену взгляд сбоку, пытаясь уловить глянец поверхности с неизбежными световыми бликами, но ничего подобного не увидела.

«Матовые», – решила она и протянула руку к стене, чтобы потрогать. Рука ушла в пустоту между стволами. Тогда Женщина коснулась пальцами толстого ствола сосны. Пальцы ощутили характерную шероховатость коры и липкую вязкость потека смолы. Она повела ладонью по поверхности ствола и убедилась в его округлости на ощупь, ибо не желала верить глазам. Потом она обошла вокруг ствола и, глянув из-за него на комнату, потеряла ощущение комнаты. Она, без всякого сомнения, была в лесу, а пальто ее и шарф валялись на лесной опушке. Чуть подальше развалились по сторонам сапоги. У самой границы наползающего на опушку тумана (может быть, с невидимого из-за него озера?) прижались друг к дружке две набитых битком телескопических сумки-бездонки. Дверь исчезла в тумане. И даже не забрезжил вопрос о том, как она будет выбираться отсюда без двери.

Женщина вздохнула и отвернулась. Что пройдено, то пройдено…

Она подошла к березе, росшей неподалеку от сосны, и протянула руку к свисающей тонкой веточке, пощупала пальцами молодой листик. Он был живой и влажный. Женщина опять посмотрела на пространство между «стенами», которое она приняла за ковер, и поняла, что это не опушка, а зеленая прогалина между двумя участками леса. Тогда она опустилась на колени и коснулась ковра ладонями. Это была самая настоящая молодая травка с мелкими голубенькими, беленькими и желтенькими цветочками, цветными островками плывущими по зеленой поверхности.

«Проклятые колготки! – обиделась Женщина. – Чертова синтетика!..» Если бы она была босиком, то сразу бы поняла, в чем дело. С каким-то остервенением она задрала подол шерстяного платья мышиного цвета и, сняв колготки, швырнула легкий комок в сторону пальто. Он был слишком легок и, не долетев, приземлился на траве.

«Непорядок», – подумала Женщина, вышла из леса, подобрала колготки, шарф и пальто, отнесла их к сумкам и водрузила сверху. Подумав, добавила в кучу и красную шерстяную кофту. Прислушалась к ощущениям. Ступням было немного свежо и щекотно от прикосновения травинок, но неописуемо приятно. Будто земные токи через травинки проникали в ее тело и наполняли энергией.

Женщина постояла несколько секунд, закрыв глаза, подняв вверх соединенные ладонями руки, словно заряжалась, и вдруг побежала!.. Да так резво, что и сама не успела удивиться. В общем-то, она никогда не увлекалась бегом, а последние четверть века, пожалуй, и совсем не бегала. Разве что метров пять-десять за городским транспортом, когда еще работала, да из очереди в очередь – теперь.

Но она не могла не бежать! Ее тело жаждало бега, как стрела – полета. Правда, у стрелы обычно есть цель, а у Женщины сейчас не было ничего, кроме желания бежать, сильного, ровного дыхания и ощущения, как проворачивается под ней планета при каждом толчке ногами.

Платье было прямое и узкое. Бежать было неудобно. Женщина подтянула вверх подол, и ноги, вырвавшись на волю, заработали с радостным размахом. Но оказались занятыми руки. А что за бег без помощи рук? Убожество…

И она, не снижая темпа, сняла через голову платье и швырнула его за спину. Следом полетела комбинация.

Теперь бег стал свободным и, немного напоминая полет, доставлял огромное удовольствие.

«И откуда что берется? – удивилась Женщина. – В мои-то годы… – И вдруг испугалась: – Ведь я же в комнате!.. Сейчас врежусь в этот треклятый угол!.. Это только обман зрения, что его нет…»

Но угла действительно поблизости не наблюдалось. Он по-прежнему угадывался далеко впереди, где сходились две полоски деревьев, как это рисуют на картинах, обозначая перспективу.

«Господи! Как же это может быть?» – продолжала удивляться Женщина, не прекращая бега и представляя размеры Гостиницы – ее высоту, диаметр основания и радиус (комната ведь треугольная и не может длиться более радиуса!). Конечно, радиус, в ее представлении, оказался немалым, но при том темпе бега, какой она взяла, при самой громадной погрешности оценки он давно должен был быть пройден…

«Вот ведь какие фокусы… А может быть, искривление пространства?.. Скорей всего, я бегу не по прямой, а по кругу, что, как известно, можно делать бесконечно…»

Однако окружающий пейзаж, хоть и не принципиально, все-таки менялся, запоминаясь какими-то особыми приметами – то скалистым утесом, то живописной полянкой, то громадным деревом, то, наоборот, зарослями колючего кустарника…

«Значит, первый круг еще не пройден», – решила Женщина, обрадовавшись вполне рациональному объяснению пространственных парадоксов. И ей захотелось-таки побыстрей пробежать его. Она прибавила скорости, что уже совершенно определенно не имело никакого рационального объяснения.

«Может, воздух какой особый?»

И вдруг ее с ног до головы окатило холодными брызгами!.. И еще раз! Она и взвизгнуть не успела. Но на третьем шагу сообразила, что брызги вылетают из-под ее ног, которые молотят по ручейку, притаившемуся в траве. Женщина остановилась и сделала несколько глубоких вдохов-выдохов, восстанавливая дыхание.

«Хорошо!» – констатировала она, слыша, как ровно и полно бьется сердце, которое уже годик-другой начало малость пошаливать, и тело полнится упругой энергией. Даже в молодости, похоже, она никогда не испытывала ничего подобного… Правда, может, запамятовала? Очень уж давно это было…

Капельки воды, дрожа, блестели на упругой коже. И куда делась бледная дряблая немочь?..

Женщина, уже не спеша, пошла по руслу чуть прикрытого травой ручейка, с удовольствием погружая в его ласкающую и бодрящую прохладу разгоряченные бегом ноги.

«Да я ли это?» – удивлялась она, оглядывая себя сверху вниз. Раздавшиеся, заплывшие жирком ноги, хотя еще и не потерявшие стройности и привлекательности, сейчас заметно потоньшали и стали как будто бы даже длинней. Под кожей ощущалась игра упругих мышц. Живот, последнее время расслабленно выпиравший вперед и вниз, вдруг подобрался и исчез… Грудь, тоже усиленно оттягивавшая лифчик вниз, вдруг подняла его и, кажется, собиралась выскочить вовсе…