Звездный Надзор

Николас невесело усмехнулся. В его экипаже молодым можно было назвать только второго механика, Роберта Полянского, каким-то чудом задержавшегося на сухогрузе после курсантской практики. Возможно, все дело в том, что Роберт обожал копаться в двигателях. Если бы он был хоть чуточку поамбициознее, давно бы нашел себе место на другом судне. А ведь у парня золотые руки! Таких любой ценой надо держать в экипаже... Да разве ж чем-то удержишь? Нынче не те заработки в грузовом флоте, что во времена Анархии. Теперь почти нет риска, а без риска и цена за доставку груза уже другая.

Капитан вздохнул, продолжая брести к центру управления. Коридор заканчивался изгибом, за которым открывался путь в управляющий отсек. Последняя каюта перед поворотом – Роберта Полянского. Николас на мгновение задержался у нее, помедлил, потом вспомнил, что второй механик сейчас на вахте – в машинном отделении.

Болдвейн свернул в аппендикс. На этом типе грузовых кораблей была немного странная коридорная система: ровная как стрела жилая часть заканчивалась поворотом, за которым начиналась зона управления. Поначалу, когда Николас лишь получил назначение на «Одинокого Бродягу», он долго привыкал к этой планировке. Впрочем, за семь лет работы на сухогрузе все стало родным и привычным, Болдвейну уже давно не казалась диковиной такая «архитектура» корабля.

Николас быстро пересек короткий коридор, толкнул створку в ходовую рубку. В первую секунду он замер, не в силах пошевелиться.

– Трум-турурум, дырявое корыто, трум-турурум, лала-лала-лала, – напевал Мишель Бертран, развалившись в кресле первого пилота. Ноги стажера лежали на пульте навигатора, а левая рука выписывала в воздухе кренделя в такт мелодии.

Капитан Болдвейн отличался спокойным, уравновешенным характером. Он мало говорил и редко выходил из себя, но временами невидимая плотина внутри прорывалась, и тогда экипаж расползался по всем щелям, чтобы избежать «цунами».

– Кхм, грхм, – прочистил горло Николас, медленно наливаясь бешенством.

Бертран с грохотом свалился с кресла. Через миг он уже был на ногах, красный, как рак.

– Господин капитан! – пролепетал он. – За время несения вахты нештатных ситуаций и происшествий не было! Докладывал курсант Ми...

– Что?! – прогремел Николас, и его рык заплясал в узкой рубке, вновь и вновь отражаясь от стен. Лицо Бертрана вмиг стало белым, как бумага. – Нештатных ситуаций не было?! А это как называется?! – Болдвейн ткнул толстым пальцем в курсанта. – Зеленый стажер несет вахту, закинув ноги на пульт управления!!! Да я вам, курсант, такую характеристику выпишу по окончании практики, что вы у меня ни на один дерьмовоз устроиться не сможете! Я... Я…

Николас захлебывался слюной, а Бертран с каждым выкриком становился все ниже и ниже, он словно таял от гнева капитана, как снеговик, случайно оказавшийся под жарким солнцем.

– Совсем распустилась молодежь! О лайнере мечтаешь?! Ты у меня всю жизнь кнехты на причале напильником драить будешь!!!

Мишель уже не знал, куда спрятаться от этого потока слов, от бешеных глаз командира. И тут на пульте вспыхнул красный сигнал аварийного оповещения. SOS. Николас мгновенно замолчал, вытаращившись на пульт.

– SOS, – неуверенно пробормотал Мишель Бертран, все еще опасаясь, что новый приступ гнева размажет его по палубе.

– SOS! – повторил Болдвейн, тупо глядя на мигающий датчик. Потом глаза капитана приобрели осмысленное выражение. – SOS, курсант!!!

Николас рывком переместился в кресло первого пилота, перевел сухогруз на ручное управление. Его руки уверенно забегали по пульту, активируя сканирующие радары, запуская бортовой анализатор, инициализируя программно-расчетный комплекс судна.

– Курсант! – холодно приказал Болдвейн. – Занять место второго пилота! Сигнал экипажу: SOS! Идем на помощь попавшим в беду! Всем занять места согласно авральному расписанию!

Мишель мигом оказался в кресле рядом с командиром, искренне радуясь тому, что неприятная ситуация на время отошла на второй план. Вдруг повезет, и дело действительно серьезное? Есть шанс, что капитан забудет о своих страшных обещаниях… Быть может, если проявить себя с лучшей стороны во время аврала, Николас Болдвейн не станет выполнять свои угрозы и писать такую характеристику... Это было бы просто здорово!

Трижды прозвучал сигнал тревоги – это руки Мишеля забегали по пульту, выполняя предписанные действия. Все четко по инструкции! Бертран быстро считывал показания бортового анализатора.

– Цель – одиночная, малоскоростная. Пеленг – сто двадцать, курсовой угол – тридцать два, угол над условным горизонтом – восемнадцать. Дистанция – семьдесят условных единиц, – доложил он.

– Тип корабля? – уточнил капитан, маневрируя двигателями, чтобы направить сухогруз к нужной точке.

– Похоже, прогулочный шлюп, сэр, – с некоторым опозданием ответил Мишель. И добавил: – Не удается точно идентифицировать! Цель маломестная, на грузовик точно не тянет. Но и на «пассажирку» совсем непохожа. Сигналы другие.

– Включай телеметрию, – приказал Болдвейн, активируя передатчик. – Аварийный борт, аварийный борт, отзовитесь! Слышим сигнал SOS, идем в вашу сторону. Я – грузовой корабль «Одинокий Бродяга», нахожусь от вас в полутора часах хода. Как слышите, прием!

– Телеметрия запущена, – успел проговорить Мишель, и в этот момент створка двери за спиной хлопнула. В рубку ворвался первый помощник капитана – Альфредо Карлос.

– «Бродяга», прием, я аварийный борт, SOS! Малый катер «Аризона», прошу помощи! Прием!!!

– Тьфу ты, – едва слышно прошипел старпом над ухом Бертрана. Потом шла совсем тихая тирада из ругательств, уже на родном языке Карлоса. И снова шепот: – Опять прогулочное корыто поломалось! А нам курс из-за него менять!

– «Аризона», я «Одинокий Бродяга», прием! Следую в вашу сторону, доложите повреждения. Сможете ли продержаться до нашего подхода?

– «Бродяга», я «Аризона»! Спасибо за отклик! Полтора часа продержимся. Докладываю повреждения: вышел из строя маршевый двигатель катера, медленно дрейфуем в сторону Альфеки. На борту – экипаж из двух человек и пассажир. Запас кислорода – около двенадцати часов. Прием.

– «Аризона», вас понял! Все в порядке. Будем в расчетной точке через один час тридцать три минуты. Ремонт маршевого двигателя не обещаем, но заберем всех. Место на судне есть. Прием!

– Спасибо, «Бродяга»! Даю сигнал пеленг-маяка.

– До связи.

Альфредо Карлос от досады прищелкнул пальцами.

– Э-э-эх, кэп! Ну что нам так везет? Второй раз в этом году поломанный катер на буксире тащить...

– Может, и не потащим, Альфредо, – задумчиво произнес Болдвейн, поглаживая подбородок. – Теперь у нас груз, рейс должен быть выполнен в согласованные сроки. Иначе, сам знаешь, попадем на штрафные санкции. Так что, думаю, снимем людей, забросим их на Лауру, вместе с грузом, а уж там как они выкручиваться станут – не наша головная боль.

– Кэп, они ж будут умолять спасти их дырявое корыто! Плакать начнут, что в него деньги вложены. А если мы бросим прогулочный шлюп – он точно грохнется на Альфеку!

– Там будет видно, старпом. Может, у них корыто застраховано. А пока – принимай управление. Пройдусь по судну, прикинем вместе с боцманом, куда разместить «гостей».

– Есть, сэр!

Альфредо Карлос занял место первого пилота, дружески подмигнул Мишелю Бертрану, тихо молившемуся о том, чтобы капитан навеки забыл о неприятной истории. Но командиру было не до провинившегося курсанта. Непонятная тревога поселилась в сердце, скреблась и шевелилась внутри и, как ни старался Николас Болдвейн выгнать ее, снова и снова напоминала о себе.

Подсознание Болдвейна, опытного капитана с тридцатилетним стажем полетов, шептало, что надо пройти мимо терпящего бедствие катера. Но Николас усилием воли подавил приступ малодушия. Он знал, что никогда в жизни не нарушит устав космического братства. По сигналу SOS любой корабль обязан оказать помощь...

* * *

– Старший лейтенант Дмитревский, зайдите к Адмиралу, – пропел робот-секретарь красивым женским голосом, и Роман замер посередине каюты с поднятой ногой.

Уже через миг он был у входа в кабинет, нервно оправляя руками форменные брюки. Выдохнул, распахивая дверь в отсек:

– Старший лейтенант Дмитревский по вашему приказанию прибыл!

– Садись, Роман, – Адмирал приветственно махнул рукой, на миг оторвавшись от картины звездного неба. Иллюминатор в кабинете Норта Свенссона был предметом особой гордости командующего Звездным Надзором. Огромное окно, во всю стену, не видеомонитор, как было модно, а именно толстое прозрачное стекло, за которым открывался отличный обзор на взлетные полосы базы. Временами яркие вспышки отражались в металлических конструкциях, размеченные светящейся краской причалы окутывались клубами дыма – стартовали корабли ЗвеНа, заступавшие на боевое дежурство. И на всю эту суету, не мигая, смотрели звезды.

На фоне черного неба и разноцветных вспышек Адмирал выглядел внушительно. Двухметровый седой великан стоял молча, заложив руки за спину.

– Я ... лучше ... так ... – выдавил из себя Роман, непослушными руками расстегивая карман, в котором лежал рапорт.

Норт Свенссон медленно обернулся, рассматривая офицера. Дмитревский никак не мог справиться с пуговицей. Наконец, он все же вынул бумагу, развернул сложенный вчетверо лист и аккуратно положил его на стол. А потом сделал шаг назад и замер по стойке «смирно».

Командующий Звездным Надзором долго и внимательно читал рапорт, временами его взгляд замирал, становился глубоким, отсутствующим. Словно Адмирал думал о чем-то своем... Потом он бросил лист в сторону, встал из-за стола. Медленно прошелся по кабинету, задумчиво глядя на картину за иллюминатором.

Дмитревский все так же ждал, вытянувшись по струнке.

– Ты не виноват, Роман! – тихо сказал Норт Свенссон. – Поверь мне...