Хочешь выжить – стреляй первым

– Так. С плечом хорошо. Теперь грудь… рана чистая. Рот-то открой! Язык! Так. Температура есть, но лихорадка ушла. Хорошо молодчика отделали. Пуля в грудь и в плечо. Да крови сколько потерял… и все равно умирать не хочет, словно зверь за жизнь цепляется.

– Пить. Воды, – я с трудом вытолкнул сухие, ломкие слова через непослушные губы.

Не обращая ни малейшего внимания на мою просьбу, он продолжил обследование, одновременно продолжая говорить:

– Впрочем, он зверь и есть. Похоже, пуля не задела внутренних органов. Да-а… Не повезло тебе, Билл. Он встанет на ноги через две, а то и три недели. Все. Я пошел. У меня еще куча дел благодаря этому бандиту.

– Что Маклин совсем плох?

– Выглядит хуже, чем хотелось бы! А к тебе, – он уже обратился ко мне, – попозже сестру пришлю. Она сейчас занята. – С этими словами он развернулся и исчез за занавеской. Растревоженная этим садистом боль постепенно стала стихать, снова возвращая интерес к окружающему миру. Скользнул глазами по уже знакомой для меня обстановке. Нет, это однозначно не похоже на больничную палату, даже если предположить, что она находится в самой что ни на есть глуши. И еще… Весь разговор велся на английском языке! Как это я сразу не сообразил?! Тип, изображающий американского шерифа, странный доктор, вся эта архаичная обстановка, не соответствующая времени. Что все это значит? Спектакль, поставленный ради меня?! Но ради чего?! Ведь я прекрасно помнил обстоятельства, в результате которых оказался у татуировщика Жиги. Помнил, как ворвались в подвал мои преследователи. Помнил, как убивал и умирал… Умирал?! Стоп. Но я не умер. Я живой. Снова скосил глаза на человека, одетого шерифом. Бред… наяву?

– Где я? Кто я? – я попытался спросить громко и внятно, но сумел лишь выдавить из себя хриплый шепот.

Некоторое время человек по имени Билл недоуменно смотрел на меня. Потом, скривив в насмешке рот, сказал:

– Тебе всадили две пули в грудь, а не в голову, Джек! Так что брось придуриваться! А на вопрос: кто ты? – отвечу. Ты бандит и убийца, без чести и совести! Двое твоих дружков уже жарятся в аду, а через две недели вы втроем к ним присоединитесь. Потом придет время братьев Уэйн! Ты думаешь, рейнджеры оказались в городе случайно? Как бы не так! Это была засада! Когда твою голову оценили в три тысячи, тут же нашелся ублюдок, охочий до легких денег, но Бог все видит, и кара настигла иуду. Вместо денег предатель получил пулю. Ты, наверное, хочешь знать, кто он? Это Мидлтон. Да, тот самый банковский клерк, который сначала продал вам своего хозяина и благодетеля, а потом решил, что выгоднее продать вас, а нам после этого осталось только организовать засаду! Видишь, как все просто! Теперь, когда за голову каждого из Уэйнов дают по четыре с половиной тысячи долларов, я жду появления нового иуды. Знаешь, Джек, за полтора года службы шерифом я понял, что поймать таких, как ты, можно только случайно. За вами не угонишься! То вы грабите банк в Тоскане, а уже через две недели останавливаете почтовый дилижанс по дороге в Колумбус. Я правильно говорю, Джек? Ну что ты молчишь?

Я слушал этого человека и одновременно пытался понять смысл происходящего, но в голову ничего не приходило, кроме дурацкой мысли, что нахожусь под действием наркотика, давшего подобный эффект. Даже если исходить из этого предположения, то как быть с болью или свежим ветерком, дующим из-за занавески и несшим с собой аромат луговых трав. К чему можно отнести звуки, доносящиеся снаружи: ржание лошадей, цокот копыт о твердую землю, скрип деревянных колес и громыхание тяжелого фургона? Чем больше я пытался проникнуть в свои ощущения, надеясь уловить в них фальшь, тем больше приходил к мысли: если это бред или галлюцинация, то, что тогда реальность?

– …твои дружки – висельники, оставшиеся в живых, Джесси Бойд и Роберт Форд…

Боль и сбитый с толку разум объединились против меня, терзая с удвоенной силой. Мне был нужен ответ. Сейчас. В эту секунду. Облизав сухие губы, я резко перебил шерифа:

– Билл, кажется, я спросил тебя: где я? Где я?!

Шериф, замолкнув на полуслове, некоторое время пристально вглядывался в меня:

– Откуда у тебя этот странный акцент, Джек? Мне говорили, что ты коренной американец.

– В какой Америке?! – прохрипел я.

Шериф, услышав мой вопрос, явно растерялся.

– Э-э… Я… сейчас дока позову.

– Не надо. Просто ответь.

– Америка. Техас, – буркнул он недовольным голосом.

– Какой год?!

– Ты меня начинаешь злить, Джек!

– Год!

– 1869.

Он не врал! Мозг, несмотря на боль, автоматически просканировал мимику, жесты, поведение этого человека и выдал результат: не врет. В нем была злость, раздражение, растерянность, но не было лжи. Ее не было, но просто так взять и поверить его словам я не мог. Слишком нереально. Глаза заскользили по помещению, пытаясь найти хоть что-то, что могло бы указать на розыгрыш. Грубо побеленный потолок. Занавеска, колеблемая ветерком. Плотная шерсть одеяла под пальцами, а главное этот мужик, стоящий перед моей кроватью, в одежде шерифа времен Дикого Запада. От него несло табаком и лошадью. Запахи и звуки… Все было против меня. Это была цельная картина чужого времени, без малейшего изъяна. Может быть, оно и так, но оказаться на сто сорок лет назад…

«Раз и!.. Нет, этого не может быть! Просто не может быть… – Я был в полной растерянности, что со мной случалось крайне редко. – А если попробовать сбить его с толку? Он сейчас уверен в себе и не ожидает подвоха. Хуже не будет».

– Актер из тебя никудышный, парень. Играешь с чувством, но достоверности – ноль! – При этом я постарался скривить губы в усмешке. – Консультант ваш где? Придется ему лекцию по истории Америки прочитать! А камеру где прячете?

После моих слов с шерифом чуть не случился удар. Глаза округлились, челюсть отвисла.

– Ты что, Джек, совсем того?! Или бредишь?!

«Или он великолепный актер, или я… попал в прошлое. Прыжок во времени. Но как такое может быть? Стоп! Он говорил, что я… Как я сразу не догадался!»

Затаив дыхание, я осторожно поднял правую руку на уровень глаз и тут же уронил обратно.

«Этого… не может быть! И все же… Рука не моя, а разум мой. И память моя. Это что же… душа переместилась?»

Несмотря на шок и боль, мозг уже начал обрабатывать и анализировать окружающий мир, отталкиваясь от полученных фактов. Шериф из киношного персонажа превратился в реального человека, представителя местной власти, а значит, источника информации. Как и к любому информатору, к нему нужно было только найти подход.

«Доктор сказал, что он орет, будто солдат в атаку поднимает. Значит, солдат».

– Билл, ты воевал?

– В третьей кавалерийской дивизии генерала Кастерса, – он произнес эти слова с явным чувством гордости. – Прошел войну от начала до конца, закончив сержантом, – сказав это, он почти рефлексивно встал по стойке «смирно». Плечи подал назад. Выпрямился.

«Вот уж истинный солдат! Уже готов в бой, только приказ отдай! Интересно, генерал Кастерс – это южанин или северянин? Впрочем, мне какая разница».

– А кто сейчас президент?

– Генерал Грант. Улисс Грант.

«Пятидесятидолларовая бумажка. Хоть один знакомый».

– Что это за город?

– Данвилль, – он отвечал на мои вопросы, не думая, автоматически, а сам тем временем внимательно вглядывался в мое лицо, пытаясь понять, говорю я правду или у меня действительно что-то с головой, но, так и не придя к какому-либо решению, решил закончить разговор, ответив на мой очередной вопрос следующими словами: – Джек, как ты ни крути, а все одно тебе плясать на пару с конопляной тетушкой!

Затем резко развернулся, отдернул занавеску и вышел.

«С конопляной тетушкой? А… понял. Это он, похоже, виселицу имел в виду».

Через неделю шериф пришел снова, но уже в компании из двух человек. Оба относились явно к разряду власть имущих. Одеты строго. Сюртуки и жилеты темных тонов. Белые рубашки. Высокие стоячие воротнички. Шляпы-котелки. Об их состоятельности говорили массивные золотые цепи, свисающие из жилетных карманов. Правда, у одного из незнакомцев, стоящего позади всех, было еще два украшения, помимо золотой цепи. Кольцо-печатка на мизинце, которое он постоянно крутил, явно нервничая, и начавший уже сходить приличных размеров синяк на левой стороне лица. Мужчина, стоявший впереди, рядом с шерифом, имел круглую физиономию, обрамленную пышными бакенбардами, плавно переходящими в такие же пышные и густые усы. Какое-то время он, молча, рассматривал меня оценивающим взглядом торговца, пытающегося понять, сможет ли он получить с этого товара выгоду или нет. За неделю, пообщавшись с местным народом, мне нетрудно было прийти к выводу, что американцы этого времени люди простые и незатейливые, еще не умеющие столь искусно прятать свои чувства, как их потомки.

«Важности в нем сколько! Местный мэр? Скорее всего. Судя по взгляду, пришел с каким-то предложением. А вот второй… для меня загадка. Гладкий и прилизанный. Может, секретарь мэра? Вот только кто его отделал? Врезали ему, похоже, от души».

Мы рассматривали друг друга до тех пор, пока шериф Билл, этот непосредственный парень, не ткнул пальцем в синяк «секретаря»:

– Льюис, ты это тоже не помнишь?! Ведь это твой приклад оставил эту отметину!

«Прилизанный», бросив возмущенный взгляд на шерифа, сделал шаг в сторону, подальше от представителя закона и поближе к своему боссу, но шерифу, похоже, было плевать на светские условности:

– Ну, что ты теперь скажешь, висельник?!