Шестеро против Шекспира. Печальные комедии современности

Склероз (появляясь из-под одеяла). Никто вас не трогает. Вы на меня сами легли.

Майя. Я легла не на вас, а на свою софу! И вообще, кто вы такой? И что вы здесь делаете?

Склероз. Я с вами живу.

Майя. Со мной?! Живете?! Вы знаете, сколько мне лет?

Склероз. Конечно знаю.

Майя. Скажите, вы что, этот, как его?

Склероз. Я не геронтофил. Вы просто забыли, я с вами уже давно живу.

Майя. Давно живете?! Мама дорогая… Подождите, я посмотрю у себя в паспорте.

Склероз. При чем здесь паспорт?

Майя. Как? Если вы со мной живете, там должен быть штамп.

Склероз. Нет там никакого штампа. Такие штампы еще не придумали.

Майя. A-а… Я сдала вам угол?

Склероз. Можно и так сказать.

Майя. Что вы говорите?! А я не помню. Убейте меня!

Склероз. Зачем мне вас убивать? Что я, некрофил?!

Майя. А кто вы? И почему вы спите в моей постели? У меня есть раскладушка.

Склероз. Майя Аркадьевна, я устал. Каждое утро вы спрашиваете, кто я. Посмотрите, у вас в тетрадке записано.

Майя Аркадьевна встает и начинает искать тетрадь.

Майя. Правильно! Врач сказал, Майя Аркадьевна, надо все записывать. И я все записываю, как Нестор-летописец… О, этого я помню… Где же мой бортовой журнал?.. Есть! (Берет тетрадку, открывает.) Это же надо – я все записываю, и все равно ни черта в голове не держится. Так, вчера. (Читает.) «Восемь тридцать. Встала, умылась, оделась. Позавтракала. Имела желудок»… Имела?! Видите, а я не помню. Убейте меня! Но все равно – это важно.

Склероз улыбается.

Что вы улыбаетесь? Будете в моем возрасте – поймете. Регулярно иметь желудок – это большое счастье! И у меня это счастье – к счастью, есть!.. Эх, если бы у меня так работала голова, как работает… Ой, а кто это из великих людей сказал: «Странно: слова – нет, а жопа – есть?» Кто же это сказал? Кто?..

Склероз. Раневская.

Майя. Точно – Раневская! (Мечтательно.) Чехов, «Вишневый сад», Раневская…

Склероз. У-у… Поехала… (Безнадежно взмахнув рукой и тяжело вздохнув, пробует снова уснуть.)

Майя. Я видела эту постановку во МХАТе. Раневскую играла Алла, Алла… Как же ее, ну… Тарасова! Это было что-то… (Преображается в Тарасову в роли Кручининой.) «Какое злодейство, какое злодейство! Я тоскую об сыне, убиваюсь; меня уверяют, что он умер; я обливаюсь слезами, бегу далеко, ищу по свету уголка, где бы забыть свое горе, а он манит меня ручонками и кличет: мама, мама! Какое злодейство!» (Рыдает почти как Тарасова.)

Склероз. Майя Аркадьевна, вы все перепутали. Это не Чехов, это – Островский. Монолог Кручининой!

Майя. Это монолог Тарасовой! Что вы понимаете? Сколько раз я смотрела это по телевизору – столько раз плакала. (Замечает яблоко на столе.) О, какое яблоко! Подождите, а кто мне принес яблоки? Понятия не имею. Вы?

Склероз. Я же от вас отойти не могу.

Майя. Может, Саша. Это ж надо: кто принес яблоки – я не помню, а кто делал мне трепанацию черепа, когда мне было пять лет, я отлично помню. Вам делали трепанацию черепа?

Склероз. Пока нет, но вы меня доведете.

Майя. А мне делал сам профессор Амбарцумян. Дай ему бог здоровья и счастья!.. Что я такое говорю, ему уже тогда было лет семьдесят… В таком случае – дай ему бог счастья на том свете!.. Может быть, там оно нужнее, кто знает…

Склероз. Придет время – узнаете.

Майя. Да, но я туда не тороплюсь… Профессор Амбарцумян Левон Саркисович был уже на улице и шел из больницы домой, когда мимо него пронесли девочку на носилках. Это была я. И он вернулся в операционную. Так я вас хочу спросить – кто сейчас вернется делать операцию какой-то девочке за бесплатно? А?.. Если бы скорая тогда приехала на десять минут позже, профессор Амбарцумян ужинал бы дома, а памятник на кладбище ставила бы не я маме, а мама – мне. С тех пор я в больнице больше не лежала. Мне кажется…

Склероз. Когда кажется – креститься надо.

Майя. Ну, креститься мне, пожалуй, уже поздновато…

Склероз. Майя Аркадьевна, идите завтракать, вам пора принимать таблетки.

Майя Аркадьевна что-то ищет.

Майя. Подождите, а куда я дела свой календарь? У меня где-то тут лежал календарь… Убейте меня!

Склероз. Начинается!

Майя. Так, кто мне скажет, какой сегодня день?

Склероз. С утра был вторник.

Майя. Опять вторник?! А число?

Склероз. Двадцатое первое апреля.

Майя. А год?

Склероз. Майя Аркадьевна, зачем эти вопросы, если вы все равно через пять минут забудете?

Майя. Ну и что? Я не помню того, что произошло только что, зато вы понятия не имеете о том, что было когда-то. И неужели так трудно мне напомнить?

Склероз. Не трудно. Пожалуйста – двадцатое первое апреля две тысячи пятнадцатого года.

Майя. Что?! Уже – две тысячи пятнадцатый год? Мама дорогая! И давно?

Склероз разводит руками.

С ума сойти! А я родилась в тысяча девятьсот двадцать седьмом. Две тысячи пятнадцать минус тысяча девятьсот двадцать семь… Где мой калькулятор? (Достает из ящика стола счеты, на счетах считает.) Восемьдесят восемь… Мне – восемьдесят восемь лет?!