Будет немножко больно

– Отстранить от дела! Пусть Анцышка и займется.

– Нельзя. Пока нельзя. Но вот если с ним что-то случится… Тогда другое дело. – Голдобов бросил быстрый взгляд на Заварзина, и тот опустил голову, чуть заметно кивнув. – Жехова он расколол так быстро, что… Пришлось принимать срочные меры. Колов в штаны наделал, а это с ним бывает нечасто.

– Еще повезло, что успели.

– Да вроде сошло. Дело не возбудили, уже хорошо. И Колову легче – отчетность будет лучше, все-таки несчастный случай. Но Пафнутьев… Он и на тебя вышел. Ты это должен знать – на тебя он вышел. Мне доложили ребята из автоинспекции. С этим зеленым лимузином мы погорячились. Жди вызова.

– Пока не вызывал.

– Теперь этот ночной визит… Не нравится мне это, ох, не нравится. Полная неизвестность – вот что плохо.

– Выясним, – заверил Заварзин.

– Чувствую свежий ветерок за спиной, – вздохнул Голдобов, – чувствую холодный сквознячок последнее время. Это нехорошо.

– Может, написать заявление в милицию? Пусть поработают, пусть поищут моих ночных гостей, а?

– Не надо, – Голдобов нервно постучал короткими толстыми пальцами по подлокотнику, – не надо. Все-таки не надо… Чемоданчик больно… Чреватый. Ах, как жаль чемоданчика, как жаль! Опять же Пафнутьев…

– Утрясем, – сказал Заварзин.

Голдобов промолчал и этим как бы дал согласие. Более того, молчание прозвучало почти требованием. Заварзин лишь усмехнулся про себя, он понял хитрость Голдобова – тот вроде ни о чем не просил, ни на чем не настаивал, но приказ отдал.

– Ты все понял?

– О чем вы?

– Ночные гости висят на тебе. Мы не сможем работать дальше, если не будем знать все. Сейчас даже не знаем, как понимать, как к этому относиться. И меня беспокоит этот придурочный следователь.

– Может быть, поговорить с Анцышкой?

– Пока говорю с тобой. И больше ни с кем. Ты понял? Никто, кроме нас с тобой, об этом разговоре не знает. Никакой Колов, никакая Анцышка. И шантрапу свою приструни. Ложимся на дно. Никаких пьянок, сделок, разборок. Честно зарабатывайте свой хлеб ремонтом машин. И старайтесь ремонтировать качественно. Чтобы никому и в голову не пришло жаловаться. Заведите книгу благодарностей. Просмотрите свои карманы, ящики столов, склады, номера телефонов. Ложимся на дно, Саша.

– Я понял, Илья Матвеевич. Думаете, есть опасность?

– Опасность всегда есть.

– Но если ложимся на дно… Как быть с Пафнутьевым? – спросил Заварзин, зная заранее, что не произнесет Голдобов ничего внятного.

– Думай, Саша. Решай. Как сказал классик – твори, выдумывай, пробуй. – Он с силой хлопнул Заварзина по плечу.

До кооператива «Автолюбитель» Пафнутьев добрался на попутном «Москвиче» – пыльном, дребезжащем, щелястом. Похоже, хозяин давно использовал его для хозяйственных нужд – картошка, удобрения, строительство дачи.

– Спасибо, дорогой. – И Пафнутьев с облегчением шагнул из машины на прожженную солнцем обочину. Даже сквозь подошву туфель он чувствовал жар дороги. Железные ворота были приоткрыты, и он свободно прошел во двор. К нему тут же направился длинноволосый сутулый парень с маленькими, узко поставленными глазками.

– Вы, простите, по какому вопросу?

– Следователь. – Пафнутьев привычно показал красные корочки удостоверения. – Прокуратура. Пафнутьев. Павел Николаевич.

– Подгайцев.

– Очень приятно.

– И мне очень приятно.

– Жара…

– Да, просто нечем дышать.

– Тяжелая у вас работенка!

– Да я смотрю, и у вас не легче.

– Вот и познакомились.

Пафнутьев ходил по гаражу, улыбчиво рассматривая хозяйство – от склада запасных частей до ремонтных ям. Везде было ему любопытно, все вызывало неподдельный, почти детский интерес. Подгайцев охотно отвечал на несложные вопросы, но проскальзывало в его ответах и насмешливое ожидание – что, мол, дальше? Он понимал, что разговор впереди, и приглядывался, привыкал к новому человеку, пытаясь понять его цель. Пафнутьев тоже не торопился с подозрениями. Помещение ему показалось достаточно просторным и неплохо приспособленным для ремонта машин. Однако в то же время он отметил запущенность, какое-то пренебрежение к самой работе. Ремонтные ямы неплохо бы почистить, убрать лишние детали, промасленное тряпье, сваленное в углу гаража, можно вообще вынести на пустырь и сжечь, а запчасти – разложить на полках, чтобы все были под рукой, на виду, а то ведь нужно немало покопаться в этой куче, чтобы найти необходимую деталь.

Как ни сопротивлялся Пафнутьев, но не мог от этого отделаться – ему казалось, что многое в гараже как бы напоказ, словно кто-то спешно, на скорую руку стремился создать видимость ремонтных мастерских. Здесь почему-то курили, хотя пожар мог вспыхнуть от одной небрежно брошенной сигареты. Освещение внутри было явно слабое, работать при таком свете невозможно. И одинокий «жигуленок» с поднятым капотом не убеждал Пафнутьева. Сомнения его множились, и он их уже не останавливал, чувствовал, что его обманывают. Так бывает – еще вроде бы ничего не сказано, но в воздухе стоит запах обмана. И он сделал первый вывод – рабочее место не выглядело рабочим. Проходя мимо «жигуленка», мимоходом провел рукой по дверце, а отойдя, посмотрел на пальцы. Так и есть – густой слой пыли. Причем пыли не дорожной. К машине последнюю неделю наверняка не притрагивались.

За Пафнутьевым, не отпуская его ни на шаг, плелся длинноволосый парень, назвавшийся Подгайцевым. Он несколько раз порывался что-то объяснить, Пафнутьев кивал благодарно, не прерывая его, но вопросов не задавал, и Подгайцев замолчал. Лишь изредка посылал ребятам, разбросанным по двору, какие-то сигналы – не то успокаивал, не то призывал к бдительности.

– Сколько вас здесь работает? – неожиданно повернулся к нему Пафнутьев как раз в тот момент, когда Подгайцев махал кому-то рукой.

– Четверо. Я и трое механиков. Они все здесь, кстати.

– Значит, вы и есть самый главный?

– Нет, я бригадир. Есть еще директор или, правильнее сказать, председатель кооператива.

– Как его зовут?

– Саша… Простите, Александр Заварзин.

– Это он по городу на «Мерседесе» разъезжает?

– Кто его знает. – Подгайцев на всякий случай уклонился от ответа.

– Не понял? – повернулся к нему Пафнутьев. – Вы механик, ремонтируете автомобили, в своем деле профессионал… И не знаете, какая машина у вашего председателя?

– Видите ли, – Подгайцев понял, что слегка влип, – тут такое дело… Конечно, я знаю, на какой машине он ездит. Знаю, в каком она состоянии, сколько километров прошла, сколько литров бензина жрет. Но машина – это нечто личное, почти интимное, – он усмехнулся, – и говорить о ней без хозяина… Это все равно что обсуждать прелести его жены. Мне так кажется.

– Надо же! – покачал головой Пафнутьев. – Забавно. Ну а все-таки зеленый «Мерседес» – его машина?

– Я не знаю, какой «Мерседес» вы имеете в виду.

– Плывете, гражданин Подгайцев, плывете. Причем на ровном месте.

– Это в каком смысле?