Добрыня Никитич. За Землю Русскую!

Когда Регнвальд и Харальд ушли в свою палатку, окрыленные словами и замыслами Добрыни, за грубой занавеской в глубине шатра раздались негромкие всхипывания. Заглянувший за полог Рацлав увидел рыдающего Владимира, уткнувшегося лицом в подушку. Рацлав выразительным жестом подозвал к себе Добрыню, который расстилал мягкий войлок на скамье, собираясь лечь спать.

Добрыня присел на ложе рядом с плачущим племянником и мягко коснулся рукой его растрепанных кудрей.

– Что стряслось, голубок? – тихо и участливо спросил он. – Болит у тебя что-то или сон дурной привиделся?

– Ничего у меня не болит, отстань! – сердито отозвался Владимир, повернувшись к дяде и оттолкнув его руку. – Почто ты лишил меня стола княжеского, почто потащил за собой незнамо куда?

– Я решился на это ради твоей же безопасности, дружок, – ответил Добрыня тем же тихим тоном. – После смерти твоего брата Олега нельзя доверять ни Ярополку, ни Свенельду. Дружина у нас невелика по сравнению с войском Свенельда, а на помощь новгородцев нам ныне уповать не приходится.

– Новгородцы не выдали бы меня Свенельду, – промолвил Владимир, обратив к дяде свое красное заплаканное лицо. – Коль ты испугался Свенельда, вот и бежал бы от него один, без меня. Я – сын княжеский, поэтому мой удел править, а не скитаться по чужим землям!

– Ты еще будешь княжить в Новгороде, племяш, – уверенно произнес Добрыня. – Не вечно мы будем скитаться у чужих очагов, поверь мне.

– Лжешь! – взвизгнул Владимир, ударив кулаком по постели. – Я слышал твой разговор с Регнвальдом и Харальдом. Ты променял Новгород на Вестерготланд, хочешь прибрать к рукам тамошние земли. Ты подталкиваешь Регнвальда и Харальда к тому, чтобы они вокняжились в Вестерготланде, а сам хочешь быть при них советником. Ты все хитро продумал, дядя. – Владимир нервно усмехнулся. – Ты потому и уступил Свенельду Новгород без борьбы, ибо сделал ставку на Регнвальда и Харальда. Токмо я-то тут при чем?

– Не горячись, племяш. – Добрыня был по-прежнему невозмутим. – Со временем ты поймешь правоту всех моих действий. Нам нужно сильное войско, лишь тогда ты сможешь на равных разговаривать со Свенельдом и Ярополком. Это войско мы добудем у варягов, и в этом деле нам помогут Регнвальд и Харальд.

– Дядюшка, отпусти меня и Рацлава обратно в Новгород, – умоляюще проговорил Владимир. – Не хочу я ехать к варягам, они злые и жестокие. Варяги могут пообещать тебе свою помощь, а сами нанесут тебе удар в спину, позарившись на твои деньги и корабли.

– Нет, дружок, – твердо промолвил Добрыня, – я не могу оставить тебя без своей защиты. Я обещал твоей матери, своей сестре, всегда быть рядом с тобой.

– Ну отпусти меня хотя бы в Ладогу, дядюшка, – слезно ныл Владимир. – Вряд ли Свенельд сунется в Ладогу. Я пересижу там и приеду в Новгород, когда Свенельд уберется оттуда.

– В эту пору года через Ладогу до Новгорода постоянно идут караваны торговых судов, – сказал Добрыня. – Кто-нибудь из купцов запросто может проболтаться о том, что ты в Ладоге. И тогда люди Свенельда мигом доберутся до тебя, дружок. – Добрыня выразительно провел ребром ладони себе по горлу, показывая племяннику, какая у него будет участь в таком случае.

От обиды и отчаяния юный Владимир зарыдал в голос, упав на постель лицом вниз, при этом он дергал руками и ногами, отпихивая от себя Добрыню. Капризный княжич прибегнул к последнему средству, желая добиться своего, памятуя, что в прошлом потоки его слез порой размягчали суровое дядино сердце.

Добрыня отошел к своему ложу и как ни в чем не бывало стал снимать с себя сапоги.

Лежавший на медвежьей шкуре Рацлав негромко заметил Добрыне, мол, не лучше ли и впрямь оставить Владимира в Ладоге, ведь неведомо, что их ожидает впереди.

Добрыня досадливо отмахнулся от Рацлава: мол, и ты туда же!

– Спи! – бросил Добрыня Рацлаву. – Подъем завтра будет ранний.

– Как же, уснешь тут! – проворчал Рацлав, сделав кивок в сторону занавески, за которой надсадно рыдал Владимир.

– Ничего, пусть поплачет наш княжич, крепче спать будет, – промолвил Добрыня и загасил масляный светильник.

* * *

На другой день буря на озере утихла, дождь прекратился, голубые небеса очистились от завесы из туч.

– Ну вот, боги и без всяких жертв с непогодой управились, – сказал Добрыня, помогая своим людям перетаскивать походную утварь с берега на ладью. – Поспешайте, други. Надо поскорее отчаливать, а то ведь милость богов переменчива.

– Не дело это, Добрыня, – промолвил Харальд. – Надо бы отблагодарить богов хоть какой-нибудь жертвой, это займет немного времени.

Раздраженно повернувшись к Харальду, Добрыня махнул рукой туда, где маячили в туманной дымке купеческие суда с горделиво загнутыми носами.

– Вон, они отсыплют богам от щедрот своих, благо эти торгаши уже почти у цели, – обронил он. – А наш путь токмо начинается, пусть боги сохранят нас на этом пути, тогда они и получат от нас воздаяние. Я не привык расплачиваться за незаконченное дело.

После двухдневного пути по реке Неве, берега которой утопали в дремучем лесу, ладьи Добрыни вышли в Варяжское море. Среди дружинников Добрыни было несколько человек, которым в прошлом довелось побывать на торговых ладьях на острове Готланд и на побережье Свеаленда, они-то и указывали путь всей флотилии. Ладьи двигались на запад, не отдаляясь от лесистого берега, который все время маячил слева по борту. На ночь корабли приставали к суше. Это был совершенно дикий край, утопающий в лесах и болотах. Здесь жила чудь, небольшой лесной народ, промышляющий охотой и рыболовством. Свои селения чудь укрывала в лесных урочищах подальше от морского берега, опасаясь людей, плавающих на больших кораблях. Разбойные варяги и купцы из разных земель частенько нападали на чудь, захватывая людей из этого племени для продажи в рабство.

Спустя пять дней зеленая береговая кромка растаяла за кормой. Дальнейший путь пяти Добрыниных ладей пролегал по неспокойной глади безбрежного моря. Свинцовые пенные валы подбрасывали ладьи, идущие под парусами, словно щепки. Кормчие предлагали Добрыне переждать шторм на острове Хийумаа, но тот не послушал их. Добрыне не терпелось поскорее добраться до Вестерготланда. «Надо поспешать, други мои, – говорил он, – покуда соседние ярлы не растащили наследие Скеглара Тости по частям».

Юный Владимир никогда в своей жизни не видел столько воды, которая шумела и пенилась под напором ветра, от которой исходил совершенно особенный соленый запах. Днем, вечером и на рассвете взор Владимира не различал вокруг идущей на закат ладьи ничего, кроме морской глади. Бледно-бирюзовое море сливалось вдали с линией горизонта, к какой из сторон света ни обращал бы Владимир свой взгляд. Ему стало казаться, что морю не будет конца, что скорее всего кормчие сбились с пути.

Когда солнце в очередной раз скатилось в морскую пучину, окрасив небосвод на западе оранжево-красными отблесками, Владимир схватил Добрыню за руку и стал умолять его повернуть обратно к устью реки Невы.

– Дядюшка, мне совсем худо, – стонал Владимир. – Я не могу ни спать, ни вкушать пищу. Все, что я съедаю, выходит из меня вместе со рвотой. Меня, наверное, отравили. Ох, как мне скверно! Я умираю!..

– Такой недуг часто случается у людей, впервые оказавшихся в море, – успокаивал племянника Добрыня. – Никто тебя не травил, дружок. Я ведь вкушаю то же, что и ты, и вполне здоров. Спустись под палубу, приляг.

– Не хочу я сидеть внизу, там темно и страшно, – капризничал Владимир. – Стоит мне лечь, как у меня начинается головокружение. Я хожу как пьяный, дядюшка. А ведь я не пил ни пива, ни медовухи.

– Потерпи, племяш, недолго осталось. – Добрыня встряхнул Владимира за плечи. – Скоро покажется остров Готланд.

Мрачные тучи наползли с северо-востока, влекомые тягучими порывами холодного ветра. Морская гладь померкла, напитавшись темными красками. Вскоре погас закат и ночная тьма окутала качающиеся на волнах длинные ладьи, на которых зажглись факелы, дабы кормчие не растеряли друг друга в промозглом мраке.

Гридни укладывались спать прямо на палубе, заворачиваясь в плащи и овчины. Оружие все держали под боком. В здешних водах были нередки случаи нападения морских разбойников.

Добрыня устроился на ночлег в палатке, поставленной именно для него на корме судна. Здесь же лег спать и Владимир, измотанный этим долгим плаванием.

Кормчий и его помощник спали поочередно, поскольку им приходилось выдерживать постоянный курс, находясь подле рулевого весла. Не спали и те из гридней, кому выпало в эту ночь быть впередсмотрящими. Находясь на носу корабля, они внимательно вглядывались вперед, чтобы вовремя заметить скалу, торчащую из пучины моря, остров или огни встречного судна.

Добрыне удалось поспать лишь урывками, поскольку Владимир то и дело будил его своими стонами и охами. Постель казалась княжичу слишком жесткой, его постоянно мутило и бросало то в озноб, то в жар.

Июньская ночь пролетела незаметно.

Услышав над собой чье-то дыхание, Добрыня встрепенулся и открыл глаза. Меж краями входных занавесок в палатку просачивался бледный свет раннего утра. Доносился шум волн, рассекаемых носовым штевнем ладьи, слабо поскрипывали шпангоуты и внутренние переборки. Над Добрыней склонился кормчий Светозар в длинной полотняной рубахе и кожаном плаще, его бородатое морщинистое лицо выглядело уставшим, волосы были растрепаны ветром.

– Подымайся, воевода, – прошептал Светозар, чтобы не разбудить спящего Владимира. – Готланд на горизонте.

Откинув с себя одеяло из беличьих шкурок, Добрыня торопливо надел сапоги, нацепил узорный пояс с кинжалом и выскользнул из тесной палатки на палубу.

Дружинники были уже на ногах. Каждый из них был занят каким-нибудь делом. Кто-то точил меч, кто-то чинил рукоять боевого топора, кто-то латал порванную одежду… Несколько гридней с помощью веревок ворочали тяжелый рей с распущенным парусом, ловя утренний бриз. Светозар расхаживал по палубе, поглядывая на небо и негромко отдавая распоряжения.

Добрыня первым делом посмотрел, все ли из четырех ладей следуют за его головным судном. К счастью, никто ночью не сбился с курса и не отстал. Все пять кораблей идут по спокойному морю чередой друг за другом. Пройдя на нос ладьи, Добрыня вгляделся в даль.

Над линией горизонта, к которому бежал его корабль, явственно виднелась гористая гряда с несколькими острыми черными вершинами, над которыми скопились белые облака. Поднимавшееся на востоке солнце придавало поверхности моря стальной оттенок, вдали же море блестело, как серебро. На фоне этого серебристого блеска темные скалы острова казались каким-то зловещим видением.

Далекий остров, постепенно вырастая на глазах, вытягивался вширь черной неровной полоской, над которой господствовал горный кряж.

– Вот и Готланд, воевода, – зевая, радостно промолвил Рацлав. – Наконец-то, добрались!

«Мрачноватое местечко!» – промелькнуло в голове у Добрыни. Он хмуро взглянул на улыбающегося Рацлава и процедил сквозь зубы: – Чему ты, дурень, радуешься? Еще неизвестно, как нас здесь встретят. Мы ведь гости-то незваные.

Глава четвертая