Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 1. 1905–1941 гг.

В конце 1919 года Добровольческая армия Деникина терпит поражение, вместе с Донской армией отступает на Кубань и в Крым. Под контролем Махно снова оказывается большая территория Левобережной Украины. Махно громит созданные советской властью органы управления, разгоняет продовольственные отряды, уничтожает продработников, жестоко расправляется с коммунистами. Коммунисты насмерть бились за новое устройство жизни, расстреливая своих идейных противников; Махно за устройство царства справедливости и мира также расстреливал своих противников, и каждая из сторон через реки крови делала свою историю. Вера в собственную правоту толкала тех и других на кровавые деяния. Селяне Левобережной Украины в Махно видели своего защитника: в Махновии не было продразверстки, вывоза хлеба и продуктов, не было насильственной мобилизации в Красную Армию. Отряды Махно ежедневно пополнялись новыми сотнями вооруженных хлопцев.

В начале 1920 года Врангель начал широкое наступление на Северную Таврию. Нанеся серьезное поражение красным, он вышел к Запорожью. Махно сидел в Гуляй-Поле, выжидал. Врангель предложил ему сотрудничество в борьбе с красными. Расстреляв врангелевского посланца, Махно отказался.

Врангель активизировал наступление, грозил занять всю Украину, Донбасс, Гуляй-Поле. И снова Махно обратился к красным и предложил свои услуги: совместно с войсками Южного фронта выступить против Врангеля.

Уже 15 октября в Северную Таврию выступил отряд атамана Каретника численностью в 3500 человек. В последних числах октября Врангель был выбит из Таврии.

Военное сотрудничество Махно с красными, конечно, было делом временным. По этому поводу в своей походной газете «Путь к свободе» он дал такое разъяснение:

«Вокруг перемирия создались какие-то недоразумения, неясности, неточности; говорят о том, что, мол, Махно раскаялся в прежних действиях, признал советскую власть и т. д. Мы всегда были и будем идейными непримиримыми врагами партии коммунистов-большевиков».

После того как красные совместно с махновцами выбили Врангеля из Таврии, командование Южным фронтом стало готовить штурм Крыма, где с многотысячной армией продолжал сидеть барон Врангель. Согласно приказу Фрунзе отряды Махно перешли в наступление в составе 6-й армий. Перейдя холодный Сиваш, махновцы блестяще справились со своей задачей.

Заняв Севастополь, Махно бросил своим хлопцам клич: «Крым ваш, и в Крыму все ваше!» Начались грабежи богатых дворцов, насилия, седельные сумки и тачанки махновцев наполнялись всяким добром. Пошла разгульная попойка. Только с помощью специально выделенного отряда конармейцев Буденного удалось навести порядок. Много махновцев было порублено. К месту будет сказать, грабежами и повальным пьянством отличались и конники Буденного, склонного к анархизму Котовского, Домнича, Думенко. Шла самая страшная война, война гражданская, без правил и законов.

25 ноября 1920 года Фрунзе подписывает приказ о включении отрядов Махно в состав 4-й армии, с тем чтобы их распылить, а затем уничтожить Махно и махновщину. Махно и его атаманы поняли, какую ловушку готовит им Фрунзе, приказ не выполнили, и тогда Махно объявляется врагом революции и советской власти. С тех пор конница Буденного и Котовского начали преследовать отряды Махно. Махновцы вынуждены были курсировать по многим областям, побывали они и на Верхнем Дону.

В стычках с конармейцами Буденного и Котовского Махно терпит одно поражение за другим. К осени 1921 года он потерял более 30 своих атаманов. В окружении Махно остались его жена и кучка соратников-гуляйпольцев. Уставшие от войны селяне уже не пополняли его отряд. Шли к Махно только те, кому идти было некуда.

13 августа 1921 года, преследуемый конницей красных, ведя за собой сотню верных хлопцев, Махно подошел к Днепру, через три дня в районе Кременчуга перешел Днепр. 19 августа на реке Ингулец его снова настигает красная конница. 22 августа Махно терпит новое поражение, но ускользает, несмотря на ранение. 28 августа, припертый к границе в районе румынского местечка Вадуллуй-Водэ, он перешел Днестр и укрылся в Румынии. На требование правительства Украины выдать Махно и его сообщников Румыния ответила, что на ее территории Махно нет.

Вскоре Махно с беременной женой и двадцатью соратниками через Польшу решил вновь пробираться на Украину. По дороге ограбил две деревни. 3 апреля румынские жандармы арестовали Махно и его соратников и отправили в Бухарест. Через несколько дней махновцы были высланы в Польшу, где сразу же были арестованы и посажены в лагерь Щалково. 30 октября 1922 года в тюрьме жена Махно родила дочь Елену. Затем состоялся суд.

27 ноября 1923 года за неимением доказательств вины Нестор Махно, его жена Галина Андреевна, атаман Хмара, адъютант Домашенко и другие сообщники были оправданы судом и освобождены.

Махно и жена с ребенком переехали в город Торн (Восточная Пруссия), Хмара и Домашенко были отправлены под надзор полиции в один из городов Познаньского воеводства. Из Торна Махно с женой переезжает в Данциг, чтобы оттуда через Берлин перебраться в Париж. В Данциге Махно был арестован и заключен в тюрьму (припомнили ему изгнание немцев с Украины), а жена с ребенком выехала в Париж.

Через год при загадочных обстоятельствах Махно бежал из данцигской тюрьмы и благополучно прибыл в Париж. Позади 35 лет бурной жизни – каторга и тюрьмы, три ранения, туберкулез костей и легких, нервное и физическое истощение. Поселился Нестор Иванович с Галиной Андреевной и дочерью Еленой в пригороде Парижа Венсене в небольшой комнате с кухней. Вскоре их семейная жизнь разладилась. Нестор и Галина порознь жили случайными заработками. Дочь воспитывалась у знакомых анархистов, училась во французской школе.

Во Франции Махно прожил 11 лет и не прижился. По воспоминаниям очевидца тех лет, он был небольшого роста (жена значительно выше), головатый, на лице глубокий шрам, с усами, волосы короткие, после ранения разрывной пулей сильно хромал, вид имел изможденный; глаза смотрели печально и отрешенно.

В марте 1934 года Махно был помещен в госпиталь. 6 июля после операции умер. 8 июля его похоронили на парижском кладбище Пер-Лашез. Тело было сожжено в крематории, урна с прахом замурована в стене с надписью: «Советский коммунар Нестор Махно».

Галина Андреевна Кузьменко (1896–1978) – личный секретарь, соратница и жена Нестора Махно – была женщиной сильного характера и неподдельной красоты. Родилась на Украине в семье железнодорожника. По окончании университета в Киеве была направлена в село Гуляй-Поле преподавать в гимназии. Весной 1919 года сошлась с Нестором Ивановичем, в том же году ее отец был расстрелян красными за то, что его дочь вышла замуж за Махно.

Четыре года на Украине бушевал кровавый пожар махновщины, четыре года Галина Андреевна была рядом с мужем, вела дневник, где фиксировала все деяния мужа и его отряда – расстрелы, насилия, грабежи. После смерти мужа работала на разных черных работах.

В 1940 году немцы пришли в Париж, свое супружество с Махно Галина скрыла. В 1942 году ее с дочерью Еленой немцы вывезли в Берлин на работы.

В 1945 году пришли русские, в августе началась поголовная проверка, в военной комендатуре Галина сказала, что является женой Нестора Махно. 14 августа Галина и Елена были задержаны, после длительных допросов их отправили в Киев. Через год Галина Андреевна была осуждена на 8 лет ИТЛ, двадцатитрехлетняя Елена – на 5 лет ссылки. Мать отправили в Мордовию, в лагерь политзаключенных, где она сидела с женами генерала Власова и Якира; Елену отправили в Казахстан в лагерь уголовных преступниц. Освободили Галину Андреевну Кузьменко 7 мая 1954 года с задержкой на девять месяцев, и она выехала к дочери в г. Джамбул. Скончалась Галина в 1978 году, оставаясь контрреволюционеркой на «законном» основании. Через 11 лет она и Елена были реабилитированы, но в получении льгот дочери было отказано. (Более подробно о Махно см.: Семанов С. Махно, как он есть. М., 1991.)

* * *

После ухода отряда Махно в Каргинском исполкоме недосчитались большой суммы денег, предназначенных для выплаты пособий инвалидам войны и семьям красноармейцев. Были уничтожены оставшиеся деловые бумаги, списки по учету собранного хлеба и засеянных площадей, которые в спешке не успели схоронить. Во дворе от потухшего костра ветер разносил пепел исполкомовских бумаг. В ночь неизвестные грабители разрыли могилу атамана Гаркуши, денег и драгоценностей не нашли, а покойника раздели донага.

Через неделю из Вешенской приехали представители окружного продовольственного отдела, милиция. С продагентом осмотрели сараи, откуда жители растащили зерно. Наутро по станице разнесли строгий приказ: «Всем немедленно возвратить зерно по принадлежности. За невыполнение приказа – расстрел!»

Бабы стали сносить мешки с зерном, милиция тем временем приступила к обыскам. Одна молодая казачка из новых холщовых мешков успела сшить нижнюю рубаху. Испугавшись наказания, спрятала ее в колодце.

Там ее нашли милиционеры. Почти две недели с того дня баб группами по 4–6 человек под конвоем гоняли в Вешенскую в суд. Осужденные на принудительные работы, они по несколько дней работали на токах и ссыпных пунктах бесплатно.

26 сентября 1920 года все эвакуированные окружные учреждения стали возвращаться в Вешенскую. Исполкомы станиц и хуторов, через которые проходила банда, приступили к выяснению причиненного ущерба. А натворила она немало. По пути своего движения махновцы громили исполкомы, у населения забирали хороших лошадей. В хуторе Дуленском Боковской станицы зверски убили председателя хуторского исполкома Ладинова, жену учителя, мальчика десяти лет и нескольких продармейцев, не успевших вовремя укрыться. Накануне появления отряда Махно агент окружного земотдела был командирован на станцию Мальчевская за керосином, стеклом и гвоздями. На обратном пути он был встречен махновцами, которые отобрали и раздали населению 35 пудов керосина, стекло и гвозди.

Несколько иначе дело происходило в Вешенской. После эвакуации окружных учреждений милиция и средства прикрытия станицы, не дожидаясь появления Махно, покинули Вешенскую. В станице установилось полное безвластие. Воспользовавшись этим, уголовники, а за ними и сами станичники стали грабить советские учреждения, растаскивать по домам имущество…

<…> 11 июня

приказом Верхнедонского окрпродкома № 70 организация и комплектование служащими каргинской Заготконторы № 32 было поручено Александру Михайловичу Шолохову. Надо полагать, выбор этот был неслучайным. Александр Михайлович имел образование, опыт работы с материальными ценностями, правилами ведения документации.

Взявшись за организацию заготконторы, он брал на себя огромную ответственность, шел на большой риск собственной жизни. Стало развиваться воровство (мое-твое-Богово, и молчок). В июне разгул бандитизма достиг наивысших размеров, от рук бандитов в первую очередь погибали продовольственные и советские работники, смерть подстерегала их на каждом шагу, днем и ночью, дома и на службе; как мы уже говорили, в исполкомы поступали десятки заявлений об уходе с продовольственной работы. Бандиты совершали налеты на Каргинскую, и, чтобы при налете вовремя успеть укрыться в камышах и левадах, надо было иметь здоровые ноги, быть психически и физически крепким, а А.М. Шолохов в этот год уже распечатал седьмой десяток лет.

При формировании конторы в ее штат были зачислены служащие расформированного районного приемного пункта: Петр Михайлович Шолохов – помощник делопроизводителя, Дмитрий Титович Каргин – приемщик хлеба…

<…> В короткие сроки А.М. Шолохову удалось подобрать и расставить на должности многих каргинских граждан. Но не все, однако, оказались пригодными для исполнения своих обязанностей, были перемещения и увольнения.

Оформление на работу, перемещения по должности, командировки оформлялись грамотно и согласно документам. Изучая материалы анкетных данных, видишь: на работу были приняты люди с домашним и приходским образованием. Были и неграмотные (конюхи и сторожа). Петр Михайлович Шолохов, с трехклассным образованием реального училища, был в конторе самым грамотным и образованным человеком. Еще три года назад вершивший дела с огромными материальными ценностями в торговом доме купца Лёвочкина и его филиалах, он был помощником полуграмотного делопроизводителя. В анкетной графе «занятие в прошлом» Петр

Михайлович написал «мыловар». Видимо, бывшему приказчику нелегко было пробиться на достойную его опыта и образования должность.

Еще не начав принимать зерно и продукты по налогу, каргинская Заготконтора стала подвергаться налетам различных банд. Руководители окрисполкома и продкома редко посещали Каргинскую, а если приезжали, то при усиленной охране. Александр Михайлович Шолохов по вызовам в Вешенскую на доклады и совещания выезжал без охраны, потому что у него ее не было: престарелый конюх – вот и вся охрана.

Как мы помним, первый налет на каргинскую Заготконтору Фомин произвел 15 июля 1921 года. Еще в январе станичные и волостные военкоматы были упразднены, вместо них при станичных исполкомах были введены военные отделы. Командированный в Каргинскую Михаил Бредюк был назначен заведующим военным отделом при Каргинском исполкоме, одновременно являясь заместителем председателя исполкома Федора Чукарина.

После объявления округа на военном положении во главе Каргинского исполкома фактически стал Бредюк. На него легла основная обязанность по организации дружины и руководству отражением налетов банд на станицу, поисков скрывавшихся бандитов и людей, помогавших им.

Из комсомольцев станицы и соседних хуторов Бредюк создал боевую дружину в несколько человек и вооружил их винтовками. Для своевременного предупреждения о появлении банды по его распоряжению дружинники несли боевое дежурство на колокольне. По установленному сигналу (три выстрела подряд и удары в большой колокол) дружинники обязаны были с оружием собраться за церковной оградой для занятия обороны или выполнения другой боевой задачи.

Кирпичная церковная ограда была надежной крепостью. Закрыв изнутри кованые железные двери и запоры и ощетинившись винтовками через просветы ограды, дружинники держали круговую оборону. Дежурившие на колокольне вели прицельный огонь по бандитам, не давая им передвигаться по улицам.

По своей численности и вооружению Фомин значительно превосходил дружину, но брать штурмом кирпичную ограду, щетинившуюся винтовками, он не решался, не желая нести неоправданные потерн. Незащищенную Заготконтору и исполком Фомин громил при каждом налете.

Нередко среди дружинников безоружным бойцом являлся Михаил Шолохов (как мы уже говорили, винтовки давали только комсомольцам), дежурил с ними на колокольне, когда приходилось туго, хоронился в камышах, пережидал налет в терновниках слободки, жил теми же тревогами, как и его товарищи.

Бандиты не раз пытались разгромить дружину Бредюка, но той всегда удавалось укрыться за оградой. За неимением в достатке патронов бандиты в перестрелку не вступали, чаще орудовали шашками над безоружными.

Фомин знал Бредюка по его смелым и решительным действиям при разгроме банды Колесникова под Краснокутской и вообще как смелого и умного руководителя, поэтому нападать на Каргинскую без предварительной разведки опасался. Михаил Бредюк ночевал редко, за ним бандиты охотились, его выслеживали. Часто густой камыш, левады и темная ночь надежно укрывали его от бандитской пули.

Конечно, не все дружинники по сигналу тревоги могли разом собраться за церковной оградой. Услышав, что бандиты уже рыскают по станице, они убегали на другой берег Чира, сидели в камышах, пока банда не покидала станицу. В те дни и месяцы банды в слободку почти не заглядывали, им там делать было нечего.

Сосед Прасковьи Герасимовны Черниковой (племянница А. Д. Шолоховой. – В. П.) Василий Меркулов рассказывал мне: однажды Михаил Шолохов, увидав переправлявшихся на стойле через Чир вооруженных всадников, прибежал во двор к Меркуловым и попросил его спрятать. Мать Меркулова схоронила его в большой кадушке, где на зиму засаливали арбузы или капусту вилками, накрыла крышкой. Один из всадников, увидав убегавшего парня, отделился от группы и бросился за ним, но в зарослях терновника потерял его. Как потом выяснилось, это был отряд конной милиции: милицейской формы они еще не имели.

Еще один случай из тех дней.

На страницах «Тихого Дона» не раз упоминается хутор Топкая Балка. Чем она могла запомниться автору романа и донских рассказов? Ничего не было примечательного в этом заброшенном далеко в степи маленьком тавричанском селении. Куда ни глянь, кругом бескрайняя степь, покрытая густым волнистым ковылем. В низине, за невысокими холмами, несколько приземистых старых рубленых домиков с небольшими дворовыми постройками, в которых во время полевых работ на арендованной у казаков земле издавна жили тавричане со слободы Нижний Астахов, также не раз упоминаемой Шолоховым в романе.

В один из дней конца августа произошел случай, едва не ставший последним в жизни Михаила Шолохова. На исходе лета солнце палило нещадно. Недалеко от крайних дворов Топкой Балки на току шел последний обмолот хлеба. Бабы, молодые и старые, и среди них старшая сестра автора этих строк Акулина Сивоволова, повязав головы и лицо белыми платками, работали на току, провевая зерно.

Откуда-то появившаяся банда в несколько человек расположилась под навесом сарая в крайнем дворе на отдых и обед, нерасседланные кони стояли рядом. До слуха работавших женщин доносились громкие, пьяные голоса, бранные слова жирно перемешивали их разговор. На работавших женщин они не обращали внимания.