Давай придумаем любовь

– Говори, я слушаю…

– Да что говорить, Маш… – выдохнул Олег, отводя глаза. – Ты ведь сама поняла, что я хочу сказать, правда? Чего ж я буду тянуть кота за хвост… Ходить вокруг да около. Да, Маша, да… У меня есть другая женщина, я ее люблю. Так получилось, Маш, прости. Поверь, мне очень жаль. Но согласись, что так продолжаться больше не может! Мы оба больше не можем жить в этом обмане, правда?

– Да, мы оба… Не можем… – автоматически повторила она за ним, проглатывая концы слов. И спросила вдруг, сама себе удивляясь: – А если бы я не знала, Олег? Если бы случайно тот разговор не слышала и не узнала… Ты бы не ушел, да?

– Не знаю, Маш. Не знаю… Да и зачем сейчас рассуждать, что было бы, если бы да кабы… Как получилось, так получилось. Значит, так тому и быть. Вещи мне поможешь собрать, ладно?

Она опять молча кивнула, с трудом соображая, о чем он просит. А Олег продолжил деловито:

– Я ничего не возьму, только свои личные вещи, Маш. С одним чемоданом уйду. Надеюсь, ты не сомневалась в моей мужской порядочности, правда? И квартиру тоже делить не буду, не переживай.

– Квартиру? – удивленно переспросила она, наморщив лоб. – Так это же мамина квартира, как бы мы стали ее делить…

– Ну что ж! Если соображаешь в этом щекотливом вопросе, значит, все в порядке с тобой! – насмешливо проговорил Олег. – Вот и живи дальше с мамой в ее квартире! С мамой не пропадешь… Считай, что лишний балласт сбросила, от нахлебника избавилась! Правда?

– Я никогда не считала тебя нахлебником, Олег…

– Да ладно! Я что, не понимаю? Денег я мало в дом приносил, подарков дорогих тебе не дарил, теща меня дармоедом считает, я знаю!

– Ну зачем ты так, Олег? Ты же знаешь, что это неправда. Мама никогда тебя ничем не обидела, по-моему. Наоборот…

– Ладно, извини. Может, я не прав. К твоей маме у меня нет претензий. Да и к тебе тоже… Если уж и есть у меня какие претензии, так только к самому себе.

– А что же я Павлику скажу, Олег? И как я это ему скажу?

– Да нормально, как… Я ведь его не бросаю, он всегда будет моим сыном. Так ему и объяснишь…

– Может, ты сам ему объяснишь?

– Да. Конечно, объясню. Я думаю, мы будем часто с ним видеться. Потом объясню… А сейчас я просто уйду, Маш. Пусть Павлик думает пока, что я из командировки не вернулся. Я потом ему все объясню… Так поможешь мне вещи собрать, ладно? И как-нибудь… Побыстрее? Вдруг Татьяна Петровна вернется? Начнет тут над нами рыдать-причитать… Где у нас большой чемодан, Маш?

– На антресолях в прихожей.

– Да, точно. Пойду достану…

Потом они молча собирали ему чемодан. Маша аккуратно складывала рубашки и брюки, сосредоточившись на этом занятии. Будто от этого зависело что-то важное. Будто имело значение, останутся ли складки на рубашках и брюках, когда неведомая разлучница станет их разворачивать у себя дома и устраивать в свой шкаф…

Она даже вышла в прихожую, чтобы проводить Олега. Не плакала, только смотрела будто в пустоту. И не слышала, что он ей говорил. Ведь говорил же что-то! Наверное, то же самое, что и давеча… Что они не могут жить вместе после всего случившегося… Что любит другую, а ее больше не любит. И правда, лучше не слышать, не надо! Пусть уходит уже…

И потом, когда за Олегом закрылась дверь, тоже не плакала. Сидела, думала горестно, как же она скажет обо всем Павлику. И маме…

Когда в прихожей хлопнула дверь, направилась туда как сомнамбула, натянув на лицо вымученную улыбку. Мама, глянув на нее, только охнула и прикрыла в ужасе рот ладонью – разве маму обманешь!

– Павлуша, иди ко мне в комнату, включай телевизор… – проговорила мама чуть слышно. – Иди… Скоро ужинать будем, я тебя позову…

На кухне она грузно осела на стул, спросила слезно:

– Олег приходил, да? Я ж по лицу твоему вижу, что он приходил… Ну не молчи, не мучай меня, Маш!

– Да, мам, он приходил. Чтобы вещи забрать. Он ушел, мам.

– Все-таки ушел… Надо же, а я думала… Да как же так-то, Маш! Как же так-то, а? Почему ты его отпустила? Надо было на пороге упасть и не пускать…

– Мам, ну не надо, пожалуйста! Не говори сейчас ничего! Мне так тяжело, мам… Я просто жить не хочу…

– Ну ладно, ладно, рано еще отчаиваться! Я думаю, он еще сто раз одумается, Маш! Подожди, он скоро еще вернется, еще в ногах твоих будет валяться, вот увидишь! Ты только жди… Так и будет, вот увидишь! Ой, да куда он от нас денется, сама подумай? Устанет от вольной жизни и вернется! Быстро устанет, я думаю… Я даже уверена в этом, на сто процентов уверена!

Маша улыбнулась довольно слабо – на сарказм по отношению к маминым словам сил уже не хватило. Повернулась, вышла из кухни. Хотела было зайти в комнату, где сидел перед телевизором Павлик, да не решилась. Потом с ним поговорит, потом… Когда в себя немного придет.

Все-таки хорошее это выражение – прийти в себя. То есть предполагается, что ты сам себя на какое-то время покинул, а потом сам себя в себя же и загоняешь. Глупости какие, ей-богу. Потому что нельзя ничего сделать силой, нельзя себе приказать. Раненая душа приказов не принимает, плевала она на них. Рана болит и кровоточит, и душа истончается постепенно. Какое там… в себя прийти.

Но ведь жить все равно как-то надо. Пусть и с кровоточащей раной в душе. И в черно-белых жизненных красках. Надо жить ради Павлика. К тому же надо ведь как-то объяснить ему, что случилось. И завтра на работу пора выходить… Кончились каникулы. И прежняя жизнь тоже кончилась. Все, все кончилось…

* * *

Очень трудно привыкать к «законченной» жизни. Осознавать ее трудно. Потому что нельзя приказать себе – живи снова! И нельзя приказать – разлюби…