Сага о халруджи. Книга 5. Тайны Древних

– Снова воображаешь. Обычный наемник серкетов, желающий отомстить за убитого бога, – как-то слишком небрежно отмахнулся Керк. – Мы просто не успели. Прости. Но я знал, что етобар справится и не даст тебя убить. Учитель бы расстроился, я его знаю.

– Хамна моя халруджи, – Регарди решил, что тему нужно срочно переводить. – Ее нельзя отдавать етобарам. Она принесла клятву.

– Значит, перережет себе глотку, как любой халруджи, предавший господина, – хмыкнул Керк. – Неужели ты думаешь, что мне есть до нее дело? Учитель велел отдать ее етобарам, я всего лишь исполняю его волю.

– Хороший песик, – выдавил из себя Арлинг, к которому в голову настойчиво лез Индиговый бог. Кажется, он хотел что-то сказать.

На секунду ему показалось, что Керк его все-таки ударит, но вассхан сдержался. Наверняка это было нетрудно. Перед ним валялся не ровня – всего лишь калека.

– Если хочешь что-то передать учителю, самое время, – сухо произнес Керк, направляясь к выходу. – Пятеро оболтусов останутся с тобой до моего возвращения. У тебя две недели, чтобы сделать правильный выбор. Знаешь, как я бы поступил на твоем месте? Ты слепой, но, говорят, читаешь жесты, как видишь.

Керк поднял палец к горлу и провел им от уха до уха. Арлинг оценил его юмор.

Было время, когда он хотел столько всего сказать иману. Печально, что в горах Гургарана эти желания потерялись.

С трудом развязав мешочек, он обмакнул палец в порошок, а потом тщательно его облизал. Никакого вкуса. Если бы Арлинг не ощущал мельчайшие частички трав на своей коже, то решил бы, что трава с пальца осыпалась. Все в мире имело вкус, цвет и запах. Все, кроме лекарства имана.

– Молодец, драган, правильный выбор, – похвалил его Керк. – Делай, как велено, и проживешь еще лет пять. А может, и десять. Иман сказал, что больше ты не протянешь. Но это будут прекрасные годы наедине с любимой женщиной. Кажется, ты всегда этого хотел?

И он ушел в дождь, оставив Регарди наедине с его мыслями. И с Индиговым богом, голос которого звучал в голове бывшего вассхана все громче.

Глава 3. Темный солукрай

Как кишка горного ахара, тянулась для Арлинга та ночь. Он лежал и слушал темноту, пытаясь не думать о словах вассхана Керка и песнях Нехебкая, которые тот затянул в его голове с уходом кучеяра. Дождь закончился, но рассвет все не занимался. У Регарди разыгралось воображение. Ему казалось, что по небу разлетелись рваные клочья уже опустошенных туч, а горизонт налился кровью, предвещая недобрый восход извечного палача – солнца. «Кто не дышал воздухом гор, не познал вкуса жизни», говорил учитель. Арлинг готов был с ним не согласиться. Сейчас он не чувствовал ничего.

Из чего бы ни было изготовлено снадобье, которое должно было волшебным образом исцелить его и Магду, эффект пока был только один: Регарди все слабее чувствовал окружающий мир, заменяя образы реальности воображаемым миром. Даже голос Нехебкая, к которому он почти привык, ощущался слабее. Лишь собственное дыхание Арлинга нарушало спокойствие, в которое, как кокон, заворачивал его чудесный порошок.

Он не сразу услышал возвращение учеников, которые, галдя, ворвались в пещеру, стряхивая с мокрой одежды брызги. Грохот падающих на каменный пол веток извещал об одном – Керк ушел, а молодые кучеяры замерзли и хотели согреться. В пещерах всегда холодно. Регарди привык, у них же зуб на зуб не попадал. Думать о том, откуда они взяли столько древесины, и кого именно боялся Керк, запрещавший разводить костер, не хотелось. Казалось, все силы уходили на то, чтобы вдохнуть, а потом выдохнуть. Что-то не то творилось с его телом, но иман всегда знал, что делал. Разве мог Арлинг сомневаться в нем после того, как учитель ему помог.

«А ты уверен, что он делал это для тебя?», – пробился сквозь пелену морока голос Нехебкая.

На ум пришел сто и один ответ, но тут кто-то из учеников приблизился и слегка пнул по искореженной ноге Регарди. Боль не появилась, но захотелось смеяться, и Арлинг задумался, не спрятан ли за безвкусием лекарства журавис? Со знаменитым дурманом Сикелии у него были напряженные отношения.

– Жив, драган? Прости, не могу вспомнить твое имя. Только не помогай мне в этом.

– Не лезь к нему, Блай, – окликнул подошедшего другой ученик, явно оставшийся за старшего. – Лучше воды принеси. Керк сказал, что его надо мыть почаще. Бадья у входа уже полная.

– Тратить на драгана воду преступление, – процедил Блай. – Пусть она и льется с небес вторые сутки. Расслабься, Каюм, и не командуй. Эта драганская собака жива уже третий месяц. Перед приходом Керка и помоем.

– Дождь в Карах-Антаре – это пайрикова вода, – вмешался в разговор третий. – Нельзя к ней прикасаться. Мы все ею испачканы, надо молиться.

– Кому? Нехебкаю? – снова фыркнул Блай. – Да он мертв.

– Или ты несешь воду, или отправляешься наружу под пайрикову воду! – не выдержал и повысил голос Каюм.

– Да, а еще к пумам!

Все вздрогнули, потому что последнюю фразу произнес женский голос.

Арлинг, который равнодушно слушал препирательства учеников, тоже очнулся, мгновенно забыв советы Нехебкая, подстрекавшего ответить молодым кучеярам делом, а не словом.

Видящая тем временем поднялась и, подойдя к выходу, села на камень под удивленными взглядами учеников. Ни на кого не обращая внимания, она принялась насвистывать, наблюдая за краснеющей полоской на горизонте. Злой южный ветер подпевал ей, словно усмиренный зверь, на миг забывший свою чудовищную сущность.

Религия имана наделила Фадуну чертами легендарной Видящей. Странно, что новый вассхан, признавая это, категорически отвергал возможность существования Нехебкая в гигантском змее серкетов. Сейчас Арлинг был готов поверить во все что угодно, но больше всего – в чудодейственную силу имановских препаратов. Вассхан Керк мог нести какую угодно чушь, но правда была в том, что Магда самостоятельно поднялась впервые с того момента, как Арлинг очнулся.

– Там в дожде не только пума, – довольная тем, что привлекла внимание, продолжила Видящая. – Там дикий кабан нашел прибежище среди газелей. Скотина расплодилась на радость охотникам, да не знают те, что в ней живут бесы. Лжебогословы и еретики-сектанты отбирают хлеб детей, а владеющий золотом невольник – кукла в руках тайных сил! Там они все, – палец Фадуны ткнул в истекающей влагой потолок пещеры, – наверху. Уже ползут сюда. Отойди от него, Блай, или тебя съедят следующим. Зря вы положили ее снаружи.

Что заставило Блая послушаться Фадуну, а не своего старшего товарища, неизвестно, но на то она и Видящая, чтобы бередить молодые умы. А может, последние слова были единственно понятными, потому что речь Магды обычно редко кто мог разобрать.

Кучеяр поспешно отошел от Арлинга и встал рядом со своими, которые в нерешительности замерли, поглядывая то на выход, в сторону темного навеса, где лежала Хамна, то наверх, где в толще породы дремала первая пещера, откуда вынесли Арлинга. Дождь стал слабее, но Регарди слышал, что с Хамной все в порядке, она дышала. А вот ученики видеть ее не могли, потому что кровавую поступь рассвета прекратили вновь набежавшие тучи. Светлеть перестало. Вдали грохотало и гремело, все больше убеждая Арлинга в иллюзии, что за порогом пещеры – вечно дождливый Мастаршильд, но никак не самая засушливая пустыня Сикелии.

– Всякий человек – невольник гремера, – Магда встала и принялась медленно кружиться, расставив руки в стороны. – Всякий, кто слабость проявлял, под мою власть попал. Я его в зверя обратила и зверя в него вселила. Знайте об этом! Боги не могут жить в душе человеческой – и об этом тоже знайте! В самые черные ночи придет за вами гремер, и нет никого ни на земле, ни на небе, кто найдет от него спасение. Слабость наша в роде людском. Люди злее ветра гиблого и злее богов, злее даже самого рока! За это и погибнут.

– Что ты несешь, ведьма? – не выдержал первый Блай. – Прекрати!

– В пустыне ничего нет, но есть… пума! – рассмеялась Магда и, перестав кружиться, пошла на Блая. – Давай разжигай свой костер, так им будет легче тебя найти. Но если хочешь еще быстрее, лучше выйди под дождь. Мокрый, ты вкуснее.

Что там сказал иман про волшебный порошок без вкуса и запаха? Что его можно принимать сколько угодно? Время давно не было на стороне Регарди, не стоило искушать его промедлением. Кучеяры нервничали все сильнее, Магда будто этого не замечала, а он по-прежнему валялся кулем, не способный прийти ей на помощь. Если Фадуна затеяла игру, ей следовало сперва рассказать ему о правилах. Хотя, должно быть, она знала, что это бесполезно, так как правила для Арлинга обычно существовали для того, чтобы их нарушать.

Подняв руку с заветным мешочком, Регарди собирался было высыпать в рот изрядную долю снадобья, как вдруг понял, что Фадуны у входа больше нет. В мире было мало людей, способных вырвать что-то из пальцев пусть и бывшего, но все же вассхана Тигра Санагора, однако Магде каким-то образом это удалось. Вероятно, ей помог ветер, сговорившийся с Нехебкаем в его голове. Пальцы на удивление легко расстались с мешочком, который, оказавшись в руках Фадуны, пропутешествовал по пещере до выхода, где превратился в разорванные клочья, не способные удержать в себе ничего. Чудесное лекарство имана без вкуса и запаха унес ветер, который, конечно, всегда был на стороне Видящей.

– Вон он! Гремер прямо за тобой! – закричала Магда, указывая за спину стоящего ближе всех к выходу Каюма. Тот подпрыгнул, выхватывая джамбию на лету, обнажили клинки и другие кучеяры, тщетно вглядываясь в темноту. Ошарашенный поступком Фадуны и осознанием, что только что лишился волшебного снадобья, уже подарившего ему надежду, Арлинг сел, не сразу осознав, что за долгое время впервые смог сделать это самостоятельно. «Нет в том для тебя никакого страха, если корни свои ищешь», – прошептал в голове Нехебкай, но Регарди отмахнулся от него, тоже прислушиваясь к тому, что творилось снаружи. Не было там никакого чудовища. Лишь Хамна беспокойно ворочалась, чувствуя приближение бури.

– Нет там чудовища! – повторила Магда его мысли. – Шутка, ха-ха.

И будто не чувствуя, что гремер, о котором она говорила, уже появился в пещере только не в образе пумы, а в виде молодых кучеяров, в душе которых закипали океаны ненависти, Фадуна повернулась к Арлингу и, ткнув в него пальцем, сказала:

– То, что сделаешь, на моей совести. Тигр не враг, но не выбирай его. Выбирай меня. Неважно, что происходят вокруг, важно то, что внутри тебя. Кто внутри. Слушай его. Дружи с ним. Освободи его. И не ешь больше всякую дрянь. А ты, – ее палец переметнулся с Регарди на Блая, – можешь начинать. Потому что он, – она кивнула в сторону Арлинга, – тоже готов.

– Сучка драганская! – взбеленился Блай, которого словно спустили с поводка. Размахнувшись, он влепил Магде пощечину, от силы которой та отлетела вглубь пещеры, упав между сидевшим на полу Арлингом и группой учеников, ужас которых стал почти физическим явлением. Потому что одновременно с падением Фадуны снаружи кто-то захохотал, и голос этот не мог принадлежать человеку.

Магда не поднялась, а кучеяры не успели понять, кто смеялся над ними под дождем так близко от пещеры, ведь в тот момент, когда голова Фадуны коснулась руки Арлинга – он каким-то чудом сумел броситься к ней, чтобы рухнуть на пол вместе и не дать Магде разбить затылок о камни, – в тот миг внутри самого Арлинга разлилась глубокая тишина, среди таинственного покоя которой он вдруг услышал музыку.

Поначалу он принял ее за отвратительный голос южного ветра, пробирающегося в расщелинах гор и пустотах пещер и обычно предвещающего беду, но по мере того, как стихал ветер во внешнем мире, пение в голове Регарди становилось четче и звучнее. Странная мелодия пробуждала в груди уныние и одновременно дикую страсть, говорила о неведомом, навевала тайну о жизни и смерти. То отдалялась и исчезала, то опять звучала с новой силой. Голова шла кругом от этой тоски и страсти. Подчиняясь неведомой силе, Арлинг шевельнулся и пополз к выходу из пещеры, не замечая ни Магды, ни учеников имана, которые все внимательно слушали песню, звучавшую внутри него. Даже эхо с небесных вершин Гургарана откликнулось на его призыв, который потом подхватили черные глотки пещер и опрокинули в долину колдовским шквалом новой порции дождя. Закружились в пляске пайрики, а после и таинственный смерч поднял Арлинга в небеса, унес в прошлое, обнажив величайшую тайну, которую он ощущал непрестанно и никогда не мог постичь. Тайна жизни и мертвых, тайны пустыни и гор, тайна темного солукрая, о котором не писал даже Великий Махди, но о котором шептались серкеты.

Тучи расступились, и зной мгновенно обжег ладони, цеплявшиеся за камни. Марево солнца поднялось внезапно, и земля Карах-Антара будто закипела, отпуская из себя воду. Всякое начало, всякий путь, всякое время имеет свой конец, и эта ночь тоже окончилась. День начался и замер.

Замер и Регарди, до которого не сразу дошел ужас содеянного. Темный солукрай выплеснулся так легко, будто всегда ждал лишь его зова. Не понадобилось многолетних тренировок, изнурительной практики и сложной теории. Все произошло мгновенно – за тот миг, пока ресницы смыкаются, чтобы моргнуть. Арлингу редко бывало страшно, но сейчас сердце зашлось в панике, когда чувства, которыми он привык познавать мир, рассказывали о том, что случилось в пещере.

Пятеро учеников имана сидели на полу, раскачивались из стороны в сторону и пускали слюни. Один подражал горному ахару, другой изображал маленькую птичку майну, третий не иначе, как представлял себя пумой. Молодые кучеяры рыкали, охали, хрюкали, хлопали в ладоши, тыкали друг в друга и пытались разговаривать, но могли лишь лепетать. Сознание уступило место безумию, и, пожалуй, то было страшнее, чем физические увечья.

Магда тоже мало чем отличалась от учеников имана. Но помимо безумия, которое всегда дружило с Фадуной, с ней случилось что-то еще. И это «еще» пугало Арлинга больше всего на свете. Оно незримо обволакивало фигуру Видящей, предупреждая о грядущем.

Магда выбросила лекарства имана, спровоцировала кучеяров, а потом и темный солукрай. Видящая начала свою игру, Регарди оставалось либо стать ее частью, либо начать собственную.

«Выбери меня», – прошептал в голове голос Нехебкая, и Арлингу впервые не захотелось его прогонять.

– Мы все исправим, – убеждал его Индиговый, пока Регарди, держась за каменные стены, пытался выйти из пещеры. Руки слушались, иногда в них даже чувствовалась, пусть и не скорость, но былая сила, зато ноги превратились в костыли, которые можно было с трудом передвигать. Причем зачастую с помощью тех же рук. Если правая двигалась и сгибалась, то левую приходилось волочить за собой или опираться на нее, как на палку. И тем не менее он встал. Сам. Оставалось глотать досаду, потому что лекарство имана подействовало в короткие сроки и можно было только гадать о чуде, которое могло свершиться.