Скоро полночь. Том 1. Африка грёз и действительности

– Иными словами – «цель оправдывает средства»? – со странной, похоже, слегка брезгливой интонацией произнес Маркин.

– Скорее «Salus populi suprema lex».[4 - Благо народа – высший закон (лат.).] Большую часть жизни я исхожу именно из этого принципа, и, прошу обратить внимание, плоды моей деятельности не выглядят столь уж устрашающе, как вы имели в виду, изрекая достаточно избитую, но большинством совершенно однобоко понимаемую формулу.

– Ну, не будем углубляться в философские и юридические дебри, – ответил после паузы Маркин. – В случае необходимости у нас всегда будет возможность согласовать позиции, не доводя дело до серьезных конфликтов. В целом же я считаю, что у нас просто нет другого выбора, кроме искреннего, нелицемерного сотрудничества. Так что – слово офицера…

– Взаимно. Отныне у нас не должно быть корпоративных тайн друг от друга. О личных, само собой, речь не идет…

– Да это еще как сказать, – впервые усмехнулся Маркин. – Иногда личные тайны – далеко не личное дело. Так все же – о ваших полномочиях. Мои вы знаете.

– Так точно. О своих могу сказать то же самое. Мои взаимодействия с любыми государственными структурами практически ничем не ограничены. То же касается и некоторых других позиций, могущих представлять для нас с вами реальный интерес. За исключением особых, в каждом отдельном случае оговариваемых моментов я могу почти все. Ну, естественно, в одиночку я не имею права смещать правительство, объявлять войны великим державам, отменять существующее в стране денежное обращение…

Суздалев задумался, словно вспоминая, какие еще имеются сферы, неподконтрольные его воле. Это, конечно, следовало расценивать как тонкий юмор, но одновременно в виде намека.

– А меня сместить вы можете? – поинтересовался Маркин.

– Собственным именным рескриптом? Отнюдь. Но организовать такой документ – в случае мотивированной необходимости, – он подчеркнул эти слова особой интонацией, – свободно. Причем мотивация будет рассмотрена sine ira et studio[5 - Без гнева и пристрастия (лат.).] и со знанием дела.

– Кем?

– Специалистами в данной и нескольких смежных областях, которые обязательно примут во внимание все аспекты, плюсы и минусы того или иного вердикта.

– Специалисты анонимные, и вся процедура вершится в тайне… Не слишком демократично. Мне начинает казаться, что мы живем не в свободном государстве, а в условиях тщательно замаскированной диктатуры, – сказал Маркин озабоченным тоном.

Суздалев рассмеялся. Наивность адмирала моментами его поражала. Он не знал, что в беседе с Шульгиным Маркин полностью признал не только теоретическую возможность, но даже и необходимость мягкой, то есть не затрагивающей базовых прав частного лица, диктатуры. Сейчас Валентин Петрович просто зондировал будущего соратника, а то и дуумвира,[6 - Дуумвиры (лат.) – соправители, два высших должностных лица, обладающие одинаковыми полномочиями.] если до этого дело дойдет.

– Давайте, пожалуй, перейдем в соседнюю комнату, там будет удобнее беседовать, – хозяин дома снял тему, которой, по его мнению, касаться было рановато. Плод еще не созрел, так ему казалось. – Надеюсь, сегодня нам к документам обращаться больше не потребуется. А на дворе праздник все-таки.

За накрытым на двоих столом Георгий Михайлович продолжил развивать поднятый Маркиным вопрос.

– Если вы мне скажете, что в вашем департаменте основные решения принимаются каким-то иным образом, позволю себе вам не поверить. Демократия бывает либо непосредственная, как в Древних Афинах, да и то в весьма ограниченный отрезок времени, либо никакая. Так называемая представительная – муляж и одновременно фантом. Не мне вам рассказывать. Так что давайте политические вопросы оставим за кадром до более безмятежных времен. А сейчас закусим чем бог послал и порассуждаем свободно и раскованно, благо есть у нас теперь с вами такая возможность на основе достигнутого соглашения.

…Несколько раньше этой встречи, после того как Шульгин пообщался с Суздалевым и Маркиным и снова исчез вместе с Ростокиным, Георгий Михайлович связался с отцом Флором. Как он в глубине души и предполагал, обстановка в зоне «хроноклазма» нормализовалась. То есть все артефакты и нарушения метрики пространства-времени исчезли, полностью и окончательно. Отдельные люди (за исключением доверенных лиц) – как раз из числа тех, что сохраняли здравомыслие, – кое-что помнили об имевших место событиях, остальные же, попавшие под настоящую власть галлюцинации, забыли все.

Так же и материальных следов татаро-монгольского и общего провала в XIII век практически не осталось. Кроме некоторых видеозаписей, которые были сделаны самим Флором и Суздалевым во время пребывания там. Княжна Елена тоже исчезла. Все происшедшее можно было сравнить с карнавалом давних времен. Только что на улицах кипела удивительная, ничем не похожая на обычную, жизнь, случались странные и даже невероятные события, завязывались интриги, иногда проливалась кровь. И вдруг, в урочный час, с криком третьих петухов, все разом кончилось. Декорации разобраны, пестрый мусор убран с улиц, кровь присыпана песочком, маскарадные костюмы спрятаны в шкафы и сундуки. У участников остались смутные впечатления и симптомы крепкого похмелья, алкогольного и психического.

В общем, получилось именно так, как обещал в свое время Новиков, а за ним – Шульгин. Георгию Михайловичу пришлось, с огромным усилием над натурой и здравым смыслом, поверить, что «химера» – отнюдь не выдумка ловких авантюристов. До этого, с момента первого знакомства с Новиковым и его красавицей женой, Суздалев ухитрялся удерживать себя в рамках рационализма. Несмотря на то что много лет работал в сфере иррациональной, то есть среди высших иерархов конфессий, каждая из которых по-своему, но утверждала общий для всех принцип: «Верую, ибо это абсурдно». Все более при этом укрепляясь в мысли, что, только оставаясь атеистом, можно сохранять здравомыслие, постоянно сталкиваясь с догматами сугубо противоречащих друг другу верований. И не просто сталкиваясь – это было бы слишком легко и просто.

Ему приходилось на полном серьезе беседовать о весьма принципиальных вопросах: сегодня – с главным раввином, завтра – с предстоятелем старообрядческой церкви, тремя днями позже – с Католикосом всех армян и так далее. При этом очень многие вопросы удавалось решать ко взаимному удовольствию именно потому, что он проявлял соразмерную с собеседником степень эрудиции в богословских вопросах, умение полемизировать в рамках заданной парадигмы и одновременно демонстрировать некую высшую отстраненность позиции.

Этому его долго учили такие же циники, как и он сам. С молодых лет запомнился бывший наставник, католический епископ, переквалифицировавшийся в светского литератора и преподавателя спецшколы, не раз повторявший: «В бога, как такового, я, конечно, не верю. Но продолжаю служить идее бога, которая за две тысячи лет оказала и продолжает оказывать громадное влияние на судьбы человечества. Вы меня понимаете?»

Суздалев понимал очень хорошо, что великолепно ощущали при общении с ним иерархи, которыми ему было назначено руководить. Само собой – отнюдь не в богословских вопросах. Любая церковь – это ведь не только конструкция «не от мира сего», эманация того или иного высшего существа, как бы оно ни именовалось, но и вполне материальная организационная структура, подчиняющаяся общим законам, хотя бы и Паркинсона. И в таком качестве она не только поддается, но и прямо предназначена для реализации вполне земных и светских целей. Дело лишь в том, каким образом этот процесс управления осуществляется.

Суздалев еще после первой встречи с Новиковым заставил себя отнестись к его истории как к данности.

Раз в родном ему мире возможно перемещение в пространстве со сверхсветовой скоростью или, что почти то же, замедление времени на кораблях без релятивистских последствий (что само по себе абсурдно, так как получается, что каждый корабль по отдельности создает свое отдельное время, которое в итоге каким-то образом согласуется с общеземным), отчего же не принять вытекающую из этого возможность одновременного сосуществования прошлого и будущего в теоретически бесконечном числе вариантов?

И не только в их нераздельности и неслиянности, но и при наличии свободно проходимых границ, причем проходимых в обе стороны.

Вот он и принял эту данность, без всякого удовольствия, нужно сказать. Жизнь в новых условиях потеряла главное – определенность и устойчивость. Ради чего, собственно, в свое время молодой полковник и согласился стать одним из криптократов под псевдонимом «Игумен». Двадцать лет он не испытывал сомнений, потому что цель казалась ему достигнутой, причем без государственного насилия и социальных потрясений. Ко всеобщей радости.

И вдруг Суздалев снова ощутил себя полярником, дрейфующим в штормовом океане на тающей льдине. Или, в политическом смысле, жизнь опять стала похожа на модус вивенди[7 - Образ жизни (лат.).] мирного обывателя в эпоху смут, революций и гражданских войн. Возможность выжить по сравнению с нормальным временем, да и просто влиять на происходящее вокруг, снижается многократно.

Вариантов у такого обывателя, собственно, остается крайне мало: эмигрировать в спокойные места, затаиться дома в надежде, что минует тебя чаша сия, или же, вспомнив Салтыкова-Щедрина, самому «стать ироем,[8 - Ирой – герой, но в несколько негативном смысле, творящий больше зла, чем пользы. Сознательно или по глупости – неважно. Отсюда поговорка: «Ирой с дырой» (русск. устар.).] своим иройством всех прочих превосходящим».

Но ведь, с другой стороны, вся деятельность «Витязей» с момента создания этой организации была направлена на обеспечение мощи и процветания России, предвидение и своевременное устранение всех грозящих извне и изнутри опасностей, выявление негативных тенденций в науке, технике и общественной жизни, равно как и всемерное поощрение и стимулирование благоприятных. Грубо говоря, суметь раздуть костер из едва заметной искорки, когда это требуется, и не допустить, чтобы этот же костер, разожженный враждебными руками, превратился в лесной пожар.

Изучив два десятка подаренных ему Новиковым книг (тщательно и с определенным умыслом отобранных, естественно), Георгий Михайлович убедился, сколь своевременно отцам-основателям клуба «Витязи Отечества» пришла в голову спасительная идея и насколько талантливо она вот уже тридцать лет воплощалась в жизнь. На так называемой «Главной исторической последовательности» имевшиеся там тайные и не очень общества, организации и партии несли в себе неискоренимый негативный заряд. Что привело к немыслимого масштаба военным и многим социальным потрясениям, сделавшим «нормальную» человеческую жизнь почти нестерпимой. По крайней мере сам Суздалев представлял себе возможность собственного там существования с ужасом и отвращением. Как ему казалось, даже в самых нестабильных и неразвитых территориях нынешнего мира жизнь была спокойнее и безопаснее.

В двух других параллельных реальностях, с которыми Новиков счел нужным его познакомить, ситуация складывалась совершенно иная. В них как раз действовали могущественные тайные «ордена» позитивной направленности. В объективном смысле, а не потому, что они сами так считали. При условии, конечно, что материалы, представленные ему Новиковым, были подлинниками, а не пропагандистскими подделками. «Пересветы» в достаточно близкой реальности 2005 года вообще почти один в один повторяли идею и даже организационные структуры «Витязей», формировались патриотически настроенной военной элитой, использовали похожие методы отбора и воспитания кадров, пусть и на другой идеологической основе. Ничего удивительного. Миры были очень близки, в них физически существовали одни и те же люди (аналоги), с не очень отличающимся историческим опытом.

Так называемое «Андреевское братство» начало свою деятельность почти веком раньше, не имело разветвленных структур и многочисленного личного состава, однако добивалось своих целей с не меньшим эффектом. За счет гораздо большей жесткости конструкции и методик воздействия на «окружающую среду». Кое-какие фактические материалы внушали определенные сомнения, но здесь уже Георгий Михайлович полагался на собственное чутье и опыт.

Прежде всего – подделки, предназначенные лично для него, просто не имели смысла. Дела иных миров его никаким образом не касались, и влиять на них он не мог. Очень к месту была древняя восточная мудрость: «Верь незнакомцу, ему нет корысти обманывать».

К тому же «незнакомец», он же Андрей Дмитриевич Новиков, был неизмеримо могущественнее Суздалева со всеми его сотрудниками и любых собственных целей мог добиться, вообще не вступая в контакт с российскими учреждениями. Чего стоила хотя бы операция «Репортер», в которую Новиков был введен третьестепенной фигурой, но сумел перехватить инициативу и у той и другой стороны, завершив это дело в одиночку и с блестящим успехом!

Георгий Михайлович проанализировал и осознал свои ошибки, но Андрею предъявить претензий не имел оснований. За пределы договоренности он не вышел нигде.

А случай с яхтой «Призрак»![9 - См. роман «Время игры».] Нужно сказать, что здесь Суздалев сознательно пошел на масштабную провокацию, именно чтобы убедиться в реальных возможностях загадочных партнеров, которых он до этого имел основания подозревать в хитром, многослойном мошенничестве с элементами шпионажа.

Схема прикрытия была на первый (да и на второй тоже) взгляд до чрезвычайности абсурдной, так в том и прелесть! Разумеется, Новиков с Шульгиным могли решить возникшую проблему собственными силами, но тогда они бы не смогли так легко и просто организовать свою полную легализацию и заручиться поддержкой самой могущественной в этом мире организации. «Витязей» то есть. А главное – его, Суздалева лично. Любил он таких отчаянных парней, очень похожих на него двадцатипятилетнего.

Нет слов, исчезновение «пришельцев» вместе с «репортером», а главное – его подругой, причастной к очень интересным делам, в том числе и весьма интересовавшей «Организацию» тайне «Фактора Т», немало его разочаровало, но и того, что оказалось в «сухом остатке», было достаточно для дальнейшей работы.

И тут вдруг подарок судьбы. Неожиданное возвращение из небытия Шульгина и Ростокина. Возвращение, обставленное совершенно мистическим, нет, скорее, отдающим литературщиной самого низкого пошиба образом. Отлично, впрочем, укладывающимся в философскую концепцию Новикова. Было время, обсуждали они вдвоем или втроем онтологическую[10 - Онтология – философское учение, в идеализме (объективном и субъективном) якобы противоположное теории познания и логике. В марксизме-ленинизме все три течения взаимодополняющи.] сущность миров, в которых привелось оказаться тем и другим.

Слова о «химеричности» их мира, теперь подтвержденные наглядными примерами, глубоко запали в искушенную умственными упражнениями душу Суздалева. Ничего ведь нет невероятного по большому счету для человека, двадцать лет погружавшегося в глубины идеализма всех толков, от солипсизма до дзен-буддизма, в том, чтобы принять вариант мироустройства, где любому философу снится, что он бабочка, которой снится, что она философ, а несвоевременное пробуждение чревато совершенно непредсказуемыми последствиями для того и другой.

Более того, оказавшись внутри чьего-то сна (Ростокина, скорее всего), Георгий Михайлович в какой-то момент ощутил желание никуда оттуда не уходить. Уж больно много новых возможностей открывалось в подобном варианте конвергенции XIII и XX веков для человека с его способностями и характером, да при наличии таких сотрудников, как Шульгин, Ростокин и отец Флор.

Правда, оказавшись за пределами «химеры», Суздалев быстро пришел в меридиан, приняв как факт, что все случившееся очень похоже на воздействие так называемой Ловушки Сознания, о которых ему рассказывали Новиков и Шульгин, и оба настоятельно предостерегали не попадать в сферу ее активности. Андрей Дмитриевич даже намекнул, что в силу особого устройства психики он, Суздалев, с одной стороны, является потенциальной жертвой этого природного явления, но с другой (по той же самой причине) – имеет недоступные обычным людям, «простецам», как выразился Новиков, способности оной Ловушке противостоять.

Георгий Михайлович в силе собственного духа не сомневался, но то, что нечто подобное «селигерскому инциденту» может повториться в любой следующий момент, вселяло в него некий мистический дискомфорт. Он не был уверен, что, даже включив все имеющиеся силы и средства, удастся удержать мир (и себя лично) «по эту сторону безумия».

– Если сразу кирдык не наступит, – образно и оптимистически выразился Александр Иванович.

– Вам же пока не наступил? – спросил Суздалев, который в обществе Шульгина необъяснимым образом ощущал себя не нынешним умудренным годами и должностями сановником, а в гораздо большей степени молодым полковником, явившимся в Троицкое на собеседование к вождям «Витязей». Он тогда пребывал в том же примерно возрасте и, наверное, психологическом состоянии, как эти «братья».

И нельзя сказать, что подобное «возвращение в молодость» ему не нравилось.

Армия и все прочие имеющиеся у государства силы выполнят свой долг в случае масштабного вторжения из прошлого или «параллельного» времени, как бы это ни выглядело физически. Российская армия в описываемый период времени, безусловно, была сильнейшей в мире, и по численности, и по вооружению. Располагая недоступными любому союзнику и вероятному противнику техническими средствами, в том числе и космическими. Не говоря о боевом духе.

Но основная борьба, как считал Суздалев, будет разворачиваться совсем в иных плоскостях. Вот для этого ему и пригодятся ранее сформированные религиозные полки и дивизии. Носители креста, полумесяца, могендовида и тому подобных символов, вооруженные и натренированные по последнему слову военной науки, отличаются особой психологической ориентированностью.

Если командиры в соответствии с догматами донесут в боевых приказах, что нужно сражаться со слугами Сатаны, или кого-то там еще, именно в сакральном смысле, значит, бойцы так и будут сражаться. Совсем не задумываясь о мирских понятиях «справедливых и несправедливых» войн. Враг обозначен, признан духовными авторитетами таковым, поэтому должен быть уничтожен наличными силами безотносительно к светским принципам. Посланец дьявола под гаагские и женевские конвенции никоим образом не подпадает. И понятия «гуманизм» и «пощада» к нему совершенно не относятся.

Вооруженных сил этого рода под контролем Георгия Михайловича состояло более ста тысяч, и столько же – подготовленных резервов первой очереди.