Заповедник смерти

Джонатан привычно обошел гостиную, спальню, проверяя память – все ли стояло и лежало так, как он оставил? Кажется, ничего не тронуто: саквояж, костюмы, белье.

Мебель в стиле чиппендейл – рококо с обилием тонкой резьбы. Неплохо, хотя отдает снобизмом. Улиссу приходилось жить в таких роскошных апартаментах – когда позволял бюджет. Он разделся, полчаса тренировал блокировку при ударе сзади, принял душ и постоял у зеркала, рассматривая себя с тщательностью кокетки. Бифкейк[4 - Бифкейк – сплошные мышцы; о мужчине атлетического телосложения (англ.).], как говорят англичане. Лет двадцать пять – если судить по телу, тридцать – если по лицу, и лет пятьдесят – по глазам. Н-да, господин Улисс, сложный вы человек, как заметил сэр Косински, человек с прочными идеалами, проживший несколько жизней – если судить об опыте не по количеству прожитых лет, а по числу событий, растянутых на годы. «Бессмертный» Улисс, не знающий слова «страх», чудом избежавший смертельных объятий лавин и каменных склепов глубоких пропастей и ущелий... Пятнадцать лет риска, не поддающегося никакому учету, из них три года – борьба с судьбой в горах, где человек подобен слезе на ресницах Аллаха – по тибетской пословице... Думал, ну наконец-то остановился, сделал окончательный выбор. В горах, пожалуй, как нигде, чувствуешь вкус борьбы со стихией. Но нет того ощущения победы, которое испытываешь, победив сильного противника-человека. И он снова ушел. Потом были два года жизни по инерции – после гибели женщины, на которой он хотел жениться... Небольшая остановка перед новым перегоном риска. Нет, состояние консонанса – не для него...

Переодевшись в вечерний халат «а-ля инка», Улисс проверил, хорошо ли заперта дверь, и через наушники еще раз прослушал кассету с материалами о корпорации «Птичий глаз», взявшей на себя финансирование международной экспедиции в неисследованный уголок Паракаса.

Родословная корпорации уходила довольно глубоко в прошлое, в девятнадцатый век, одно это говорило о ее конкурентоспособности. Возникла она в шестидесятых годах прошлого столетия в Англии как компания по перевозке замороженных продуктов. В начале двадцатого ее руководители были втянуты в аферу с расширением рынка сбыта, и после разоблачения махинаций, суда, смены руководства и реорганизаций она стала именоваться компанией по консервации и перевозке фруктов. А уже в семидесятых годах, перешагнув границы Великобритании, превратилась в гигантскую транс-национальную корпорацию «Птичий глаз», в компанию авиа– и автосервиса. Фургоны, холодильники на колесах, суда, самолеты и вертолеты с эмблемой КАС и стилизованным птичьим глазом можно было встретить и в Европе, и в Азии, и в Австралии – на всех материках земли.

Уничтожив кассету с информацией, Улисс улегся на диван и стал листать отчет Пирина за прошлый год, состоящий, по сути, из двух десятков отчетов – по числу его научно-исследовательских отделений. Судя по ним, можно было понять, что некоторые попытки проникнуть в долину Пируа все же увенчались успехом. Ученые сумели немного изучить флору долины: бук, тис, мирт, платан серебристый, акация, кипарис, эвкалипт, панданус, жаботикаба и лепидодендрон – реликт, исчезнувший на земле миллионы лет назад; и ее фауну: ленивцы, муравьеды, броненосцы, из хищников – ягуар, священный зверь индейцев, около двух десятков змей, удавы-анаконды и множество более мелких зверьков, а также насекомые, от гигантских бабочек до термитов. В принципе, нормальное население сельвы, без особых отклонений от нормы, разве что отсутствуют москиты – бич сельвы, и это прекрасно! Зато в растительном мире долины отклонений от нормы больше. И, наконец, племя индейцев, населяющих долину.

Улисс нашел фотографию аборигена. Пигмей, рост четыре с половиной фута, гладкое лицо, довольно правильное, скулы почти не видны, губы пуговкой, зато нос занимает пол-лица – настоящий «орлиный», отличительная черта всех индейских племен Америки. И умные, настороженные глаза. М-да, дружить с такими опасно.

Улисс отбросил отчет, закинул руки за голову, подумал: если правительство Паракаса не остановит доступ в долину дельцов и бизнесменов, эти симпатичные индейцы, застывшие в развитии где-то на уровне бронзового века, окажутся под угрозой исчезновения. Опыт геноцида у американцев накоплен колоссальный, примеров хищнического отношения со стороны сильных мира сего к слабым – сотни! Правда, в последнее время слабые стали понимать, что они не одиноки, что у них есть друзья, готовые прийти на помощь в борьбе за свободу и независимость.

Часы пробили одиннадцать вечера.

Улисс достал из нагрудного кармана фотографию: Анна поправляет волосы на затылке с рассеянной улыбкой. Это было шесть лет назад. Осталась только единственная фотография... и память...

Некоторое время Джонатан боролся с собой, потом смял фотографию, щелкнул зажигалкой и поднес комочек бумаги к огню.

Он уже собирался выключить свет и ложиться спать, как вдруг в соседней комнате раздался шум.

Улисс прислушался. Говорили двое, громко и зло, что-то упало, закричала женщина. Интересный компот. Что они там не поделили?

Снова удар, звон стекла, теперь женщина кричала, не переставая. Улисс различил на испанском «помогите» и «больно». Черт бы их подрал! Разве можно так обращаться с женщинами? Он надел шлепанцы, вышел в халате в коридор. Дежурного на месте нет, никого в коридоре. И шума не слышно. Джонатан поколебался, но для очистки совести решил постучать в дверь соседнего номера – не приснились же ему крики?

Дверь открылась, словно его ждали. Перед альпинистом стояла женщина ослепительной красоты с профессиональной улыбкой на умело подкрашенных губах.

– Вам кого?

– Извините, – пробормотал Джонатан. – Мне показалось, что у вас кто-то кричал.

– Телевизор, – ответила женщина, разглядывая его с видимым интересом. – Входите.

– Извините, уже поздно...

Женщина улыбнулась.

– А на вид вы не трус. Входите же, я не кусаюсь.

Улисс пожал плечами и вошел. И лишь пройдя в гостиную, понял, что сделал это напрасно.

В гостиной горели бра, на стене висел работающий телевизор, а у журнального столика с бутылкой «Писко-сауэр» и тремя бокалами стоял, поигрывая брелоком, мужчина крепкого сложения с равнодушным, словно сонным лицом, в рубашке с короткими рукавами и джинсах.

Улисс оглянулся, и ситуация вообще перестала ему нравиться: сзади приближался еще один здоровяк и вертел в пальцах кастет. Глаза у него были холодными и цепкими, прицеливающимися. Он явно не годился для роли брата красотки, как и первый головорез для роли ее друга.

– Добрый вечер, – сказал Улисс, делая вид, что не понимает цели маневров троицы. Впрочем, он и в самом деле не понимал.

Женщина коротко рассмеялась, взяла со столика бокал, отпила глоток и села в кресло, закинув ногу на ногу; они у нее были красивые, полные, туго обтянутые чулками-сетками.

– Самовлюбленный павлин в халате. Сидел бы в номере, и все было бы тип-топ, а теперь придется раскошелиться.

– Это шутка? – сухо спросил Улисс, досадуя, что влип в историю. Надо же, забыл про телевизор!

– Пошевеливайся, приятель, – негромко сказал громила сзади. – Не заставляй девушку ждать. Триста долларов – и мы разойдемся, довольные друг другом.

Улисс оглянулся, оценивая противников. На обыкновенных вымогателей эти парни походили так же, как воротилы бизнеса на безработных. Интересно, этот номер с криками и бранью подстроен заранее или все получилось случайно? Парням захотелось развлечься?

– Сожалею, мисс. – Джонатан вздохнул. – Но у меня нет никакого желания дарить вам три сотни долларов. Надеюсь, шутка закончилась и я могу идти к себе. Извините за вторжение. Попросите этих джентльменов пропустить меня.

В руках у соннолицего вдруг вместо брелока оказался пистолет – «люгер» с глушителем. Улисс понял, что у него почти нет выбора, к тому же показалось, что в его комнате кто-то есть. Он без приседа, не меняя позы, прыгнул в центр комнаты к спортсмену, который, переоценив преимущество положения, опустил пистолет и смотрел на женщину, потягивающую вино. Реакция у гангстера была неплохая, но он успел лишь вскинуть оружие. В следующее мгновение ребро ладони Улисса опустилось на бицепс противника, а удар ногой в голову отбросил его к шкафу.

Второй вымогатель мгновенно стал в стойку, нацепив на левую руку кастет. Улисс сделал обманное движение и успокоил его уколом пальца в нервный узел на шее. Оглянулся на женщину, сидевшую в прежней позе и с любопытством наблюдавшую за ним поверх бокала, и выбежал в коридор.

В его номере царил бедлам: белье из шкафа выброшено, кровать распотрошена, стулья опрокинуты, саквояж стыдливо показывал внутренности, вещи разбросаны по полу, по столу. Рылись, судя по масштабу разгрома, несколько человек, что-то искали. Что?

Улисс закрыл дверь – коридорный на этаже все еще отсутствовал, – вызвал лифт и опустился на второй этаж, где дежурил полицейский.

Вялый коричневолицый сержант с усами щеточкой выслушал его лаконичное повествование о нападении и попытке ограбления, сделал непроницаемое лицо и похлопал Джонатана по плечу:

– Кто-то решил пошутить, сеньор, а у вас уже и штаны мокрые. Пойдем посмотрим на твоих «террористов».

Они поднялись в номер Улисса.

Шкаф стоял на месте, белье аккуратно лежало на кровати, сложенное стопкой, саквояж стоял в углу. Ни одной вещи на полу или столе. Быстро работают, профессионально. Теперь ясно, что происшествие с «вымогателями» в соседней комнате – отвлекающий маневр. Кто же это все устроил и для чего?

Сержант сдвинул фуражку на затылок.

– М-да! Ты, часом, не лунатик, парень? Наркотиками не балуешься?

Улисс сделал вид, что совершенно сбит с толку. Путаясь, он стал длинно рассказывать, как в соседней комнате на него напали двое, пытаясь ограбить.

– Чушь! – перебил полицейский, чей добродушный вид был весьма обманчив; дело свое он знал туго. – Ты что, и в халате ходишь с бумажником? Пошли посмотрим теперь на твоих обидчиков.

Они остановились у двери соседнего номера, сержант постучал и сказал негромко:

– Откройте, полиция.

Дверь щелкнула, приоткрылась, в щель выглянул полный господин в пижаме, с животом и лысиной на полчерепа.

Сержант козырнул.

– Этот человек утверждает, что в вашем номере на него напали двое неизвестных. Вы подтверждаете?

Толстяк очень натурально вытаращил глаза.

– Что?! У меня? Я уже давно сплю. Он что, сумасшедший? – говорил он по-испански с акцентом.

Сержант повернулся к Улиссу.