Морозко

Прыгает да скачет, ближе, ближе,
Очутился прямо над Парахой,
Говорит с усмешкою ей сверху:
«Что, моя красавица, тепло ли?»
«Ну, тебя!.. Знобит, как в лихорадке,
А ему бы все смешки да шутки!
Подавай приданое скорее!»

Ниже стал спускаться к ней Морозко,
Пуще, чаще затрещал, защёлкал:
«Что, моя голубушка, тепло ли?»
«Сгинь ты, окаянный! Слеп ты, что ли?
Руки, ноги, вишь, совсем отмерзли».

Он на самый нижний сук спустился,
Сильно приударил:
«Что, тепло ли?»
«Убирайся к черту в омут, дьявол!»
Молвила лишь – и окоченела.
Поутру старуха мужа гонит:
«Ну, старик, живее собирайся,
Положи сенца охапку в сани,
Захвати теплое одеяльце:
На дворе стоит мороз ужасный,
Чай, Параха больно приозябла.
Да смотри, саней не опрокинь мне,
Сундука не оброни с приданым!»

Муж поехал, ждет-подождет старуха.
Вот опять ворота растворились,
Выбежала дочь встречать старуха,
Бросилась к саням, разрыла сено,
Отвернула одеяло – что же?
Позамерзла дочь ее Параха.
На весь двор как закричала баба
И навзрыд заплакала, да поздно!
Потужила тут, погоревала,
Кончила же тем, чем бы начать ей.

Помирилась с падчерицей Машей,
Жениха сама ей подыскала
Из соседей, славного такого.
Зажили счастливо Маша с мужем:
Не обделена она здоровьем,
И добром, и дюжиною деток.
На их счастье глядючи, старуха
По родимой дочке стосковалась,
Всё ходила, старая, подолгу,
Да однажды в стужу не вернулась.
А старик досель внучат качает,
Да когда уж больно расшалятся,
Трескуном-Морозкою стращает.