Черный нарцисс

– Ты видела Сергея? – спросил Коля.

Нет, она его не видела. Впрочем, она слышала, что у него все хорошо, да так, что лучше просто быть не может.

– Ну, это с какой стороны поглядеть, – весьма двусмысленно отозвался журналист. – Хотя да, он сейчас о-го-го как высоко взлетел. А Диму помнишь? Я тут недавно узнал, что он в монахи ушел, представляешь? Это он-то! А про Леню Решетова слышала? Допился до чертиков, говорят, и бросился под поезд. – Он вздохнул. – А ведь какая светлая голова была! Я у него, помню, всегда математику списывал.

Виктория молчала, глядя на витрину. Почему-то все эти подробности о ее бывших одноклассниках вызывали у нее только одно желание – уйти. Уйти и никогда больше не встречаться ни со словоохотливым журналистом, ни с другими учениками из их класса.

– Ты что-то хотела купить? – спросил Коля, заметив ее взгляд.

Она собиралась выбрать новую клавиатуру, но журналист и тут не пожелал ее оставить. Он проследовал за ней к прилавку, громогласно обличил все имеющиеся в наличии модели, мимоходом дал понять продавцу, что цены завышены несусветно, а хозяин магазина – жулик и ничтожество.

– Я бы на твоем месте не брал эту дрянь, – два или три раза повторил он Виктории.

– Мне нужна самая обычная клавиатура, – сдержанно ответила она. – Только и всего.

Прежде чем попрощаться, Коля таки заставил ее сказать номер своего сотового, занес его в память телефона и пообещал, что обязательно ей позвонит. Они еще встретятся и вспомнят старые добрые времена.

– Все-таки столько лет жизни вместе провели! – жизнерадостно говорил он. – Большинство браков такое время не держится! Что ни говори, а одиннадцать лет – не шутка!

– Десять, – поправила его Виктория. – Как раз когда мы учились, произошел переход с десятилетки на одиннадцать классов. Помнишь, перевели нас сразу на два класса вперед, а учебники все были пронумерованы по-старому?

– Какая у тебя память! – умилился Коля и даже руку ей поцеловал. – Вот блин, а я все забыл! Ну, до скорого!

…Зная Колю, она могла поклясться, что это «скоро» наступит разве что лет через десять, и то встреча произойдет чисто случайно. Но, оказывается, он где-то пересекся с Вероникой, а та собирает телефоны одноклассников, чтобы созвать всех, кого только можно, и вот таким образом номер Виктории оказался у ее бывшей подруги.

«Не надо было давать Коле мой телефон, – мелькнуло в голове у Виктории. – В конце концов, я могла просто назвать неправильный номер».

– А вообще, если бы не Коля, – продолжала Вероника, словно угадав ее мысли, – я бы просто позвонила в твое издательство. Так или иначе я бы тебя нашла.

– Зачем? – напрямик спросила Виктория.

Прежде чем ответить, Вероника некоторое время молчала.

– Мне бы хотелось помириться с тобой, – наконец выдавила она из себя. – Хочется забыть старые обиды. Мы ведь были подругами… когда-то.

Виктория не поверила ни единому ее слову, и виной тому был вовсе не профессиональный инстинкт автора детективных романов. Виктория вообще не имела привычки доверять людям, которые ее однажды предали. А бывшая подруга как раз входила в их число.

– И потом, – добавила Вероника, – хотелось бы собрать всех, просто посидеть… Мы ведь были очень дружным классом.

«Мы никогда не были дружным классом. Все это ложь, ложь, ложь».

Но вслух она ничего не сказала.

– Ты ведь придешь? – настойчиво спросила Вероника. – Мы еще уточняем дату, но это будет где-то в субботу, когда все освободятся. И Сережа очень хотел тебя видеть.

– Хорошо, – сказала Виктория. – Я приду.

Вероника еще раз пообещала предупредить ее насчет даты, пожелала ей успехов и отключилась. Писательница положила сотовый обратно на серебристую подставку в виде ракушки и потерла пальцами виски. Виктория уже знала, что ни на какой вечер встречи она не пойдет.

Глава 2

– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать, семнадцать, – считала Вероника.

Никита поцеловал ее в шею, но молодая женщина только недовольно отмахнулась. Вероника не любила, когда ее отвлекали посреди подсчетов.

– И Виктория Палей, – добавила она. – Так что почти все должны прийти.

– Кто такая Виктория Палей? – нерешительно спросил Никита. – Вроде что-то знакомое…

От него не укрылось, что Вероника слегка поморщилась, прежде чем ответить.

– Она писательница. Детективные романы и всякое такое.

– Тоже твоя одноклассница?

– Конечно.

– И как она? Я имею в виду, что она собой представляет?

Вероника захлопнула ежедневник. Зябко повела плечами.

Что представляет собой Виктория Палей… И в самом деле, что она за штучка такая?

– Понятия не имею, – откровенно призналась Вероника. – Мы не виделись много лет.

– Постой, – сказал Никита, пристально глядя на нее. – Это ее ты уговаривала несколько дней назад? Я еще помню, она бросила трубку, когда ты ей звонила.

Вероника подняла голову и с вызовом посмотрела на него.

– Может, я вообще не стала бы ее приглашать, – уже с нескрываемым раздражением промолвила она. – Если бы это зависело от меня. Но вечер устраивает Сергей. Он очень хочет, чтобы она пришла.

Сергей Брагин был братом Вероники. Вынырнув из мутного болота 90-х, в нулевые он обернулся преуспевающим бизнесменом, миллионером и успешным со всех точек зрения человеком. Проживал он, где и положено людям его круга, – на Долларово-Успенском шоссе, дружил только с теми, кто мог быть ему чем-то полезен, врагов наживал, как и следует, только таких, с которыми сам в состоянии справиться. Да и женился Сергей именно на той, на ком надо жениться, – на бывшей однокласснице, а не на безмозглой вешалке для одежды, переходящей из рук в руки, из койки в койку и пригодной разве что для разового употребления.

– Дай-ка я угадаю, – беззаботно сказал Никита, кладя в рот зеленую ягодку кишмиша. – Ты поссорилась с этой Викой. Давным-давно. Верно?

Словно нарочно, он затрагивал именно ту тему, на которую Вероника не хотела говорить. Однако поставленный вопрос требовал ответа.

– Мы не ссорились, – нехотя буркнула она. – Просто…

Вероника замялась. Как ему объяснить, что произошла обыденная и, в сущности, совершенно банальная история? Жили-были три подруги, Вера, Виктория и Вероника, и был у Вероники брат Сергей. Все знали, что он влюблен в Викторию и она тоже его любит. Казалось бы, что тут такого?

А потом между ними встала Вера, и сестра Сергея приняла ее сторону. Вероника и сама хорошенько не помнила, что побудило ее предать вторую подругу. Виктория (кстати, почти никто не называл ее уменьшительным Вика, только полным именем), – так вот, Виктория была немного чудаковатой, любила сочинять разные истории, но ничего плохого она Веронике не сделала. По молодости той казалось забавным расстраивать встречи Виктории с братом, лгать ей и в то же время тайно сводить Сергея с Верой. Вера казалась полной противоположностью сопернице – крепкая, рыжая, громкоголосая, самоуверенная. Не то что Виктория – хрупкая брюнетка со светлыми глазами, вечно сомневающаяся в себе. В школе у нее был уныло-мечтательный вид, который иные мальчики находили страшно романтичным. Тогда, впрочем, для нее не существовало никого, кроме Сергея. Но в конце концов…

В конце концов, конечно, все раскрылось – случайно, нелепо, пошло, как все всегда и раскрывается в этом мире. И у Сергея был сконфуженный вид, у Веры – победный (эта никогда и ничего не стеснялась), а Веронике пришлось объясняться с наивной простушкой, которую предали и над которой смеялись за ее спиной. Вероника не очень хорошо помнила детали того разговора (вернее, она потратила много усилий, чтобы вытравить их из своей памяти), только помнила общее ощущение – тягостную, невыразимую тоску и желание, чтобы все поскорее закончилось. Но у Виктории дрожали губы, она все допытывалась: как? за что? за что они так обошлись с ней, хотя она считала их своими подругами, доверяла им, помогала как могла и не утаивала ничего, что происходило в ее жизни? Почему, почему ей такое наказание?

Однако Вероника смотрела в сторону, хмурясь, и отвечала грубо и односложно. Нечего на нее все валить, она тут ни при чем, Виктория сама виновата, а теперь Вера ждет ребенка, и Сергей на ней женится, а Виктория пусть не рассчитывает, что ее пригласят на свадьбу, и вообще – школа кончилась, детство тоже, нечего воображать, что если парень вздыхал по тебе год назад, то он будет всю жизнь вздыхать. Мир не стоит на месте, кто не успел, тот опоздал, кто сумел, тот и поимел, и так далее.

Это была философия вполне в духе стоявших на дворе 90-х годов с их шакальим духом, когда все словно сорвались с цепи, вполне в духе ее собственной эгоистичной молодости, – философия, наконец, которая как нельзя лучше подходила к сложившейся ситуации. Тогда Веронике казалось естественным думать, что Виктория с ее любовью к книжкам и мечтательностью никогда не была ей по-настоящему подругой, а значит, никакого предательства не было и в помине. И вообще, раз тебя обманули – ты сам виноват; тебя предали – твои проблемы. Однако все-таки Вероника вздрогнула, когда воспитанная, интеллигентная Виктория, потеряв самообладание, потеряв лицо, наплевав на все, кричала ей вслед звенящим от ненависти голосом: «Чтоб ты сдохла, слышишь, чтоб ты сдохла! Чтоб вы все сдохли!» А потом села на скамью и заплакала.