Марш обреченных

23 июля

Я говорю тихо, но торопливо и четко, чтоб товарищу как можно скорее оказали медицинскую помощь.

А потом происходит то, чего я не мог представить даже во сне.

Стоило произнести звание и фамилию Баркова, как дверь открывается и в келью заходит сам Станислав.

Я буквально теряю дар речи, а он подходит вплотную и мрачно произносит:

– Извини, но проверку ты не прошел.

– Проверку?! – изумленно переспрашиваю я.

– Да. Это была обычная проверка. И не более, – подтверждает он и, обернувшись, приказывает: – Приведите второго.

В коридоре слышатся шаги. В дверном проеме появляется Илья – живой и невредимый – без единого следа от побоев. Вздохнув, он виновато разводит руками.

Я в отчаянии.

Полковник обходит вокруг меня.

– Поначалу ты неплохо держался. Но стоило применить несложный психологический прием, и ты сломался. Извини, дружище. Мне нужны люди, способные выполнить задание, невзирая ни на что. Не знающие ни эмоций, ни жалости, ни прочих душевных слабостей.

На минуту в келье повисает тишина.

– И что же теперь? – спрашиваю Баркова.

– Ничего. У входа в цех стоит бежевая «шестерка». Мы успели ее восстановить; документы оформлены на тебя и лежат в бардачке. Там же находятся все твои вещи: телефон, паспорт, права, бумажник… И небольшая сумма денег. Увы, Аркадий, это все, что я могу предложить.

– А как быть с Ильей?

Станислав переглядывается с седым мужчиной.

Тот пожимает плечами:

– Пусть где-нибудь отсидится, а мы за недельку попробуем сделать паспорт на другое имя. Но потом он обязан исчезнуть из Краснодарского края.

– Такой вариант устраивает?

– Куда ж деваться – устраивает, – отвечает Супрун.

– Значит, договорились. Как только будет готов паспорт – позвоню. И последняя просьба: забудьте навсегда о нас и обо всем, что произошло. Это необходимо для вашей же безопасности.

* * *

От быстротечности сменявшихся событий я даже забываю спросить, где находилась эта чертова промзона. Уже усевшись в легковушку и вырулив за ворота, прихожу в себя – верчу головой. Но по обе стороны от узкой асфальтовой дороги стелется только густой лес.

– Черт с ними, езжай. В ближайшей деревне у кого-нибудь спросим, – ворчит Илья.

И у него настроение неважнецкое: то ли успел настроиться на участие в загадочной миссии, то ли переживает за меня. Ведь теперь операция на позвоночник Ирины снова откладывается на неопределенный срок. Похлопав по карманам джинсовой куртки, видимо подаренной фээсбэшниками взамен перепачканной чьей-то кровью футболки, он достает сигареты…

– Какой сегодня день?

– Вторник.

– Пять суток продержали! – стучу в бешенстве по рулевому колесу. – И ради чего?! Посмотри, кстати, сколько нам ссудили денег.

Супрун открывает бардачок, достает целлофановый пакет с документами, находит пачку купюр, пересчитывает…

– Тридцать тысяч.

– Не густо.

– За продажу машины тоже больше тридцатника не выручишь – старье, да еще битое. Итого шестьдесят. А сколько нужно отвалить за операцию Ирины?

– Двести тысяч авансом, а остальные – в день выписки.

– И сколько же набежит всего?

– В договоре значится общая сумма в триста сорок тысяч. А сколько выйдет в итоге – они сами не знают.

– Дожили! Кто ж сегодня у них лечится? Небось одни олигархи да чиновники. А простым – подыхать или на коляске инвалидной ездить.

– Именно так.

– О, леса кончаются. И вроде шоссе впереди. Видишь?

– Да.

Сапа вдруг оживает:

– Слушай, нам все равно придется останавливаться в ближайшем населенном пункте. Верно?

– Ну.

– Давай пожрем в какой-нибудь кафешке! Меня, конечно, не лупили, как тебя, но нормальной жратвой тоже не баловали. Принесут коробку молока с батоном, и растягивай удовольствие на целый день!

Мой желудок давно отправляет матерные посылы в мозг, поэтому я легко соглашаюсь.

– Давай.

Притормаживаю перед шоссе. На синем указателе под стрелкой влево значится надпись «Азовская», под стрелкой вправо – «Северская».

– Понял, где мы находимся? – шумит Супрун.

– Где? Я тут ни разу не бывал.

– От Северской тридцать километров до Краснодара. Шоссе через нее идет от Крымска, помнишь?