Секретный Черчилль. Британские спецслужбы в войнах ХХ века

На следующий день его личный секретарь передал Келлу рекомендательное письмо для начальников полиции Англии и Уэльса, которое заканчивалось следующими словами: «Господин Черчилль просит довести до вашего сведения, что он будет очень вам обязан, если вы предоставите капитану Келлу все, в чем он будет нуждаться для его работы».

В июне 1910-го Келл получил подобное сопроводительное письмо от Министерства по делам Шотландии в адрес начальника полиции Шотландии. Летом того же года он установил личные контакты с 33 английскими и шотландскими начальниками полиции, они все «проявили полную готовность» оказать ему «всякую возможную помощь».

Созданный еще в марте 1910 года подкомитет по вопросам иностранцев Комитета по защите империи под председательством Черчилля высказался – в начале осени – за составление секретного реестра лиц с гражданством государств, которые являются возможными военными противниками (прежде всего Германии), на основании данных, предоставляемых местными органами полиции[17 - Andrew C. Dort. P. 51–52.].

…Когда Вернон Келл еще в октябре 1909 года, став первым и самым молодым шефом MI 5, начал работать в бюро частного детектива на Виктория Стрит 64, единственным объектом его внимания были немецкие шпионы. Деятельность британской контрразведки сегодня сосредоточена в основном на противодействии террору. В 2007/2008 году на борьбу со шпионажем было потрачено всего лишь 3,5 % ее бюджета. Но и эта сумма во многом превышает ту, которой Келл располагал перед Первой мировой войной для решения всей совокупности своих задач. Только в январе 1911 года он смог позволить нанять себе помощника. К моменту начала войны его служба, включая его самого и хозяйственного сотрудника, насчитывала всего 17 человек – меньше, чем число шпионов, арестованных благодаря ему в августе 1914 года. Ключевые элементы стратегии, использовавшиеся Келлом до войны для противодействия шпионажу, – налаживание сотрудничества с полицией, использование введенных Черчиллем системы постановлений об обыске составление картотеки по последнему слову техники – имеют важнейшее значение и для операций контрразведки в XXI веке. К началу войны контрразведка Британии под руководством Келла удалось (с помощью полиции) нейтрализовать важную немецкую разведывательную сеть. Это позволило обеспечить скрытую переброску британского экспедиционного корпуса на Западный фронт, и противник не получил об этом никакого предупреждения. Будучи численно значительно укрепленной, во время войны MI 5 продолжала отражать натиск шпионов из Германии[18 - Ibid. P. 723.].

* * *

До появления Джеймса Бонда образ британского шпиона в средствах массовой информации и в массовом восприятии редко можно было назвать положительным. В первые десятилетия ХХ века общественное мнение под влиянием популярной прессы (в первую очередь, конечно, «желтой»), разделяло шпионов на «хороших» и «плохих». Хорошими были британские агенты, такие как медсестра Эдит Кэвелл и Лоуренс Аравийский. Мотивом бескорыстных и патриотических «хороших шпионов» была любовь к Родине, и они проявляли настоящий героизм. Плохими были «их» (противника) шпионы: Мата Хари и доктор Армгаард Карл Грейвс, «Фрейлейн Доктор» – «подлые, низкие и шпионившие из-за собственной жадности». Иногда, как в случае немецкого офицера Карла Лоди, «их» шпионы вызывали сочувствие или даже настоящее восхищение. В массовом восприятии женщины-шпионки, страдающие от загадочных болезней, алкоголя или наркозависимости, такие как «Фрейлейн Доктор» или Деспина Шторх, блаженствовали в шелковом нижнем белье, курили турецкие сигареты с длинными мундштуками и соблазняли «наших» (то есть британских) храбрых ребят с помощью своих женских хитростей. Их «аналоги» мужского пола, которые, как и женщины, курили турецкие сигареты с длинными мундштуками, в свою очередь носили хлысты и шелковые халаты[19 - Morton J. Spies of the First World War. Under Cover for King and Kaiser. Richmond-Surrey, 2010. (Сокр. пер. с англ.: Виталий Крюков, Киев, 2010.) [Электронный вариант.] Ссылка?].

Очень яркие образы создавались как в начале ХХ столетия, так и на всем его протяжении, даже в самом конце века и в начале следующего, образ «не нашего» агента спецслужб практически не изменился. Это уже стереотип, который, впрочем, мог играть на руку для создания образа врага – морального «урода». Что превалировало над всеми возможными признаками физического превосходства «ненаших» над «нашими»[20 - Трухановский В. Г. Уинстон Черчилль М., 1982.].

Главное – интеллект. Таковыми были агенты спецслужб, романтизированные газетами вроде «Томсонс Уикли Ньюс» и «Ле Пти Журналь». Но у большинства настоящих шпионов жизнь была совсем другой. Например, бывший чиновник Скотланд-Ярда Герберт Фитч размышлял так: «Часто преступников, показавших ранее свои недюжинные криминальные способности, освобождали от длительного тюремного заключения, надеясь использовать их как агентов секретной службы за рубежом»[21 - Morton J. Op. cit.].

И что в этом криминального? К подобного рода приемам подбора кадров прибегали не только в Великобритании (и Уинстон знал о подобной практике), но и в Германии, и во Франции, и в России. Исключение составляла, пожалуй, только Япония, но там своя, восточная ментальность[22 - Трухановский В. Г. Указ. соч.].

Разведывательные службы, в общем, в начале ХХ века, тогда не пользовались большим авторитетом. И Черчилль это прекрасно понимал[23 - Andrew C. Dort. P. 131.]. Во время «Дела Дрейфуса», когда французская секретная служба попала в позорное положение и имидж ее в народе сильно пострадал, парижский корреспондент газеты «Таймс» писал о ней так:

«Отдел шпионажа представляет собой только маленькую секцию в генеральном штабе и явно не пользуется там большой благосклонностью, скорее, на него смотрят несколько отстраненно как на полицейский участок, состоящий из офицеров с особым складом ума. Дружеские отношения между ними и другими офицерами чрезвычайно редки и, судя по тому, что произошло, очевидно, что у этих офицеров ненормальные манеры поведения»[24 - Morton J. Op. cit.].

И сами британские спецслужбы в количественном отношении не продвинулись дальше французских. Именно в Лондоне была высказана мысль (пожалуй, даже самим У. Черчиллем), что разведка – занятие избранных. А потому ставка делалась скорее на качестве, на способность агента малыми средствами создавать из «добровольных помощников» такую сеть, которая при минимуме вложения средств давала бы прекрасные результаты по сбору интересующей информации[25 - Трухановский В. Г. Указ. соч.].

Мало того, в принципе, в начале ХХ века (вплоть до года 1914-го) старались вообще не признавать, что такое явление как шпионаж существует. «Нужно понимать, что я говорю здесь о методах иностранных государств. Если Великобритания и использует шпионов, то я ничего о них не знаю», – так говаривал один из влиятельных в тот период политиков[26 - Morton J. Op. cit.]. Черчилль же, уже в годы Первой мировой войны добавлял: шпионаж – дело не только «тонкое» и туманное, но и грязное, но исполняемое аристократами, оно мене всего заметно, и в первую очередь потому, что аристократия, решающая столь щекотливые вопросы, не заинтересованы в рекламе и «грязи», и своего участия в этой «грязной» работе[27 - Andrew C. Dort. P. 134.].

Да, шпионаж – грязное дело. Такого мнения придерживались в те годы и высокопоставленные военные. Еще во время Крымской войны английский офицер Кингслейк писал: «Сбор информации тайными средствами был омерзительным для английского джентльмена».

А генерал сэр Дуглас Хэйг добавлял: «Я не хотел бы позволить, чтобы моих людей использовали в качестве шпионов. Офицеры должны действовать честно и открыто, как и положено англичанам. “Шпионаж” среди наших людей был ненавистен нам, военным»[28 - Morton J. Op. cit. Хейг Дуглас (1861–1928) – британский фельдмаршал (1917). Окончил военную академию в Сандхерсте (1884). С 1885 года служил в кавалерии, участвовал в Суданской экспедиции 1898 года и англо-бурской войне 1899–1902 годов. В 1903–1906 годах – инспектор кавалерии в Индии, в 1909—1912-м – начальник штаба англо-индийской армии, в 1912–1914 годах – начальник Олдершотского учебного лагеря. В начале Первой мировой войны 1914–1918 годах – командир 1-го английского экспедиционного корпуса, с начала 1915-го – командующий 1-й английской армией и с декабря 1915 года командующий британскими экспедиционными войсками во Франции. В 1919–1920 годах командовал войсками метрополии. Участвовал в создании различных организации ветеранов.].

Но это слова военного, тем более – в больших чинах. Но вряд ли он был откровенен в своих выводах: быть откровенным занимаемая должность не позволяла[29 - Трухановский В. Г. Указ. соч.].

Хотя такие чувства разделял и западноевропейский обыватель (российские граждане не в счет, здесь несколько иной подход, который, впрочем, отличался от общеевропейского ментальными особенностями).

Но вернемся к оценке шпионажа в Западной Европе накануне Первой мировой войны. Когда к бельгийке Марте Маккенна, медсестре, занимавшейся в Бельгии разведкой в пользу англичан, в первый раз подошла ее подруга и завела разговор о шпионаже, Марта подумала:

«Я поняла, что она имеет в виду шпионаж, и меня тут же охватил ужас. Я знала, что в Бельгии есть шпионы и что они служат своей стране. Но я все равно видела в них что-то несвойственное людям и очень далекое от моей жизни»[30 - Morton J. Op. cit.].

Члены героической бельгийской разведывательной сети «Белая дама» протестовали, если их называли шпионами. Они считали себя агентами или солдатами. И даже добивались солдатского статуса. Английская контрразведка, очень плотно сотрудничавшая с «Белой дамой», горячо поддержала это требование[31 - Andrew C. Dort. P. 620.].

Некоторые шпионы, по крайней мере, старались оправдаться. Макс Шульц, в довоенное время шпионивший в пользу Англии, говорил:

«Я был шпионом в Германии, и я не только не стыжусь этого факта, но я даже горд тем, что рисковал, собирая информацию, которая, как я могу с уверенностью заявить, помогла нам выиграть войну»[32 - Morton J. Op. cit.].

Этот подход к оценке своей деятельности очень нравился Черчиллю, который считал, что войну выиграть только на поле сражения невозможно, необходимо наносить удары по врагу и в его собственном тылу. А это возможно в первую очередь только благодаря разведывательным и диверсионным действиям. И стыдится того, что тот или иной гражданин оказался задействованным в подобного рода делах, просто глупо. Каждый должен выполнять свой гражданский долг там, где более полезен[33 - Трухановский В. Г. Указ. соч.]. Конечно, Черчилль здесь несколько высокопарен. Ему, как никому другому, невозможно было не знать, что подавляющее большинство агентов трудятся за хорошую мзду, иначе…

А почему?

С финансовой точки зрения жизнь шпиона, как правило, была тяжелой. Уже упомянутый нами полицейский чиновник Герберт Фитч вряд ли испытывал сочувствие к шпионам (других стран, разумеется), когда писал: «Жизнь шпиона трудна. Он зависит от своего “куратора”, посылающего ему деньги, а их часто платят только в зависимости от результатов». На самом деле в письмах немецких шпионов почти всегда содержатся просьбы о деньгах, и если шпион и его “куратор” ссорились, то именно “куратор” всегда мог дергать шпиона за нитку, угрожая выдать его»[34 - Morton J. Op. cit.].

Однако надо помнить, что и «шпион» может держать «куратора» за нитку, которая грозит оборваться в самый неподходящий момент. Что и происходило достаточно часто, если «куратор» не торопился пополнить бюджет своих подопечных. Так что Черчилль, восхваляя патриотизм агентов британских спецслужб, прекрасно понимал всю важность финансовой стороны дела[35 - Andrew C. Dort. P. 50–52.].

В начале 1900-х годов британский разведчик Генри Дэйл Лонг получал лишь половину положенной платы за большую часть пяти лет своей работы.

В то же время 19 марта 1906 года бельгиец Хели Клэйс написал жалобное письмо своему «куратору» полковнику Чарльзу Репингтону с просьбой предоставить ему достаточное жалование, чтобы он и его семья могли существовать в Бельгии. Клэйс работал на англичан с 1898 года, когда он собирал информацию об англо-французском конфликте вокруг нильского порта Фашода, захваченного майором Маршаном и отвоеванного лордом Китченером[36 - Фашодский кризис 1898 года – конфликт между Великобританией и Францией, вызванный борьбой за господство в Египте. Поводом послужил захват (июль 1898-го) французским отрядом капитана Маршана селения Фашода на Верхнем Ниле. Великобритания потребовала в сентябре 1898 года ухода отряда Маршана, но получила отказ. Фашодский кризис поставил Великобританию перед вопросом о начале войны с Францией. Но Франция, не подготовленная к морской войне с Великобританией и опасавшаяся ослабления французских позиций в Европе, отступила. 3 ноября 1898 года французское правительство решило вывести отряд Маршана из Фашоды, отказавшись от претензий на выход к Нилу. В дальнейшем по англо-французскому соглашению от 21 марта 1899-го. Франция получила некоторые компенсации в Центральной Африке. После Фашодского кризиса, англо-французские противоречия отступили на второй план перед противоречиями англо-германскими и франко-германскими, что расчищало почву для создания Антанты.].

В марте следующего года Клэйс и его жена были арестованы в Шербуре, и он получил два года тюрьмы за попытку нарисовать план порта. После освобождения он три года работал в Африке на Разведывательное бюро, а потом, в феврале 1906 года, оказался лишним и, говоря современным языком, был «уволен по сокращению штатов». Полковник Репингтон обратился с просьбой о деньгах для Клэйса к сэру Чарльзу Хардинджу, а тот, в свою очередь, спросил сэра Томаса Сэндерсона, своего предшественника, как ему следует поступить. Деньги для Клэйса нашлись в министерстве иностранных дел, но, вероятнее всего, это были не те 120 фунтов стерлингов в год, о которых он просил, а гораздо меньше. Возможно, что ход мыслей Сэндерсона был таким же, как у немецкого «мэтра шпионажа» Густава Штайнхауэра[37 - См. о нем: Thomas B. Spies of the Kaiser: German Covert Operations in Britain during the First World War Era. London, 2004; Christopher A. The Defence of the Realm: The Authorized History of MI 5. London, 2009. P. 6, 50, 52; Nicholas H. Entering the Lists: MI 5’s Great Spy Round-up of August 1914 // Intelligence and National Security. 2006. Vol. 21. № 1.]: «Выброшенный шпион – как и выброшенная женщина – опасен для любого человека», но он посоветовал Хардинджу дистанцироваться от Клэйса: «Благоразумней всего было бы сказать ему (Репингтону), что вы никогда не имели никаких дел с агентами такого рода. Возможно, вам следует добавить, что это было также и моим правилом»[38 - Morton J. Op. cit.].

Во время войны, однако, доходы агентов, как правило, существенно (порой очень существенно) возрастали. Но возрастал и риск такой работы. Обычное жалование немецкому шпиону, работающему в Британии в первые дни Первой мировой войны, составляло от 10 до 25 фунтов стерлингов в месяц с бонусом по 10 шиллингов за каждую страницу копии секретных документов.

В июне 1916 года оно возросло до сотни фунтов в месяц, а в 1918 году – до 180 фунтов. Если верить Вернону Келлу, в последние месяцы войны хороший шпион мог сам назначать свою цену. Поток новых добровольцев к тому времени совершенно иссяк[39 - Ibid.].

Хотя тогда, в принципе, уже были сформированы действующие и, главное, хорошо законспирированные сети. Агенты к концу войны – это уже не случайно подобранные (как в начале войны) лица, а по-настоящему профессионалы (либо специально подготовленные, либо – профессионалы по природе своей; и именно таких ценил больше всего У. Черчилль, будучи тоже «профессионалом от природы»[40 - Трухановский В. Г. Указ. соч.]).

Правда, его точку зрения не разделяли руководители британских спецслужб, которые считали, что профессионализм в их сфере деятельности – дело не наживное, а приобретаемое в ходе длительной подготовки и обучения.

Другое дело, считал тот же Вернон Келл, Германия: «Нет сомнения, что Германия, не имея выбора, использовала агентов, которые большей частью в обычные времена лишь кое-как сводили концы с концами. Кажется, что их секретной службой был принят принцип, что следует подбирать едва ли не самых обездоленных людей со склонностью к экстравагантной жизни, чтобы пообещать им достаточное вознаграждение в зависимости от результатов»[41 - Morton J. Op. cit.].

Ну что же, это принцип, который также востребован. Но здесь, видимо, надо помнить о большом проценте «проваленных» агентов или о «двойных» агентах (кто больше заплатит).

В 1930 году Вернон Келл читал лекцию о шпионах Первой мировой войны. (У. Черчилль был знаком с содержанием, лекций, получив в свое распоряжение рукописный вариант от самого Келла.) Келл, в частности, считал, что в начале конфликта различалось шесть «типов» иностранных агентов:

– путешествующий (разъездной) агент, работающий под прикрытием коммивояжера;

– путешественника-яхтсмена или журналиста (пожалуй, это все же свойственно было более для британцев, чем для тех же немцев или французов, не говоря уже о русских);

– стационарный агент, например, немец Густав Эрнст, собиравший новости и служивший «почтовым ящиком», в их число входили официанты, фотографы, учителя иностранных языков, парикмахеры и владельцы пабов;

– агенты-казначеи, финансировавшие агентов; инспекторы или главные резиденты вроде Штайнхауэра;