Отражение

Та же самая.

Элизабет.

И Кирилл покачнулся от нахлынувших воспоминаний:

«Элизабет, кого ты выставишь сегодня?»

«Амона».

«Он твой любимчик».

«Ревнуешь?»

«А должен?»

«Ты такой милый…»

Слышен звук поцелуя. Потом что-то сдавливает грудную клетку. Не очень сильно, ребра не сломаны, но ощутимо. Потерпеть можно, однако неприятно. В лицо бьет поток воздуха, и Кирилл оказывается…

Воспоминания схлынули. Ушли так же стремительно, как ворвались. Кирилл удивленно посмотрел на фото, на молодую женщину, после чего осторожно вернул его на тумбочку.

Покрутил на языке имя:

– Амон? – покачал головой. – Сколько же здесь тайн?

И продолжил осмотр.

В комнате оказался еще один лифт, маленький, для подносов с едой. Судя по запаху из шахты, лифт вел на кухню, в ту комнату на первом этаже, дверь в которую была закрыта.

«Нужно ли мне на кухню?»

Но ответить на этот вопрос Кирилл не успел: уловил подозрительный шум с лестничной площадки, подкрался к входной двери, замер, прислушался, затем наклонился к замочной скважине и увидел широкоплечего чернявого красавчика с фотографии. Без пиджака и галстука, в расстегнутой белой сорочке с закатанными рукавами, в брюках и босиком. С настолько ярко горящими глазами, словно подсвеченными изнутри…

Самой Тьмой.

Потому что пылали глаза пламенем абсолютно темным.

А в левой руке красавчик сжимал хопеш. Черный, словно выточенный из антрацита ритуальный меч, покрытый вязью золотых символов.

Мужчина стоял посреди лестничной площадки, задумчиво разглядывая двери, а затем решительно шагнул к спальне. Кирилл же на цыпочках добежал до кухонного лифта и с трудом забрался в узкий лаз.

* * *

– Машка! Маша!

Сказать, что Виталик перепугался, – не сказать ничего. Когда девушка исчезла, внутри у него что-то оборвалось. Молодому человеку показалось, что это он падает в никуда, обдирая лицо и локти об острые края разлома, и вот-вот разобьется, рухнув на каменный пол следующего этажа. Ему захотелось, чтобы так и было, чтобы провалился он, а не Маша.

А когда шок прошел, Виталик, позабыв об осторожности, о том, что доски пола могут сломаться под его весом, подбежал и заглянул в пролом. Одновременно и надеясь, и боясь увидеть девушку, распластавшуюся на полу второго этажа.

И не увидел ее.

Как ни странно, Машка ухитрилась пробить не одно перекрытие и провалиться дальше. Как далеко – неизвестно, поскольку в следующем проломе Виталик разглядел лишь черноту.

«Машка свалилась в подвал?»

В этом случае она наверняка разбилась и крепко разбилась, учитывая, сколько пришлось лететь.

«Господи, только бы жива! Только бы жива!!»

Виталик выскочил на лестницу и помчался вниз, громко повторяя мольбу и перепрыгивая через три-четыре ступеньки разом. Он так торопился, что не заметил попадающиеся на пути капли крови: на пыльных ступеньках, на площадке между этажами…

Капли появлялись равномерно, будто раненый человек поднимался по лестнице в башню, прошел через нее и вышел на крышу через глухую стену.

* * *

Проклятый лаз оказался неимоверно узким, однако выхода у Кирилла не было: оставаться в спальне, в которую в любую секунду мог вломиться вооруженный Говард, было опасно. В смысле, Кирилл ощущал себя достаточно крепким, чтобы дать бой мускулистому брюнету, но зачем рисковать, если, во-первых, непонятно, нужно ли им драться, а во-вторых, кулаки и незаряженный револьвер не лучшее оружие против меча.

Стараясь не шуметь, Кирилл медленно спустился примерно до середины шахты и замер, неожиданно подумав, что находится едва ли не в самом безопасном месте этого проклятого старого дома, в узком пространстве подлинного спокойствия и безмятежности.

Его никто не видит.

Его никто не слышит.

«Никто не знает, где я нахожусь, и мир может катиться к черту. Я в безопасности…»

Кирилл понимал, что в нем вновь заговорила слабость, но ничего не мог с собой поделать: ведь иногда так хочется перестать стискивать зубы, остановиться, обхватить голову руками, сесть на землю и обо всем забыть.

Достало.

Тайны, загадки, мертвецы, когтистый, шакалы, амнезия – жуткий коктейль проклятого старого дома достал так, что перестал пугать. Страх ушел, и у Кирилла осталось одно-единственное чувство:

«Надоело!»

Пришло время все это закончить, но оставался вопрос: «Как?»

«Что мне известно? Я знаю, что я – не Говард. И еще знаю, что я – не когтистый. Когтистый появился из подвала, из клетки. Именно его освобождение положило начало цепи событий… Нет! Начало положил взрыв. Кто-то намеренно повредил узор символов, в результате чего когтистый вырвался из клетки. Что получается? Элизабет и Говард мирно живут в доме, а вечерами пасут в подвале чудовищного зверя с длиннющими когтями, способными поцарапать камень. Возможно, это их сторожевая собачка… Появляется некто и разрушает идиллию: клетка сломана, тварь спущена с цепи. Если я не Говард, то я, получается, и есть тот таинственный подрывник? Сомнительно. Тот, кто устроил взрыв, наверняка знал, что за тварь вырвется из клетки, и должен был сбежать. А я здесь… И шофера, судя по всему, застали врасплох. Когтистый напал на него, убил, затем вошел в лифт… Кабина была открыта, но двигаться отказывалась – включился протокол «Кокон». Когтистый разозлился, выломал потолок кабины, затем проломил дверь лифта на втором этаже и… Куда он делся? И зачем он побывал в гостиной? Хотя с гостиной как раз все ясно: он побежал туда, куда его вели открытые двери. В гостиной случилось нечто, заставившее когтистого вернуться в подвал. А что случилось? Получается, в гостиной когтистый подрался со мной?»