Мечник. Око Перуна

– Да брось, старик, это подарок Одина.

Харальд набрал в легкие побольше воздуха и гаркнул, перекрывая шум ветра и волн:

– Викинги! Один дарит нам сегодня богатую добычу. Мы примем ее! Это корабль греков. Их золото, серебро дадут нам удачу. Их вино мы будем пить сегодня вечером! Вперед!

Когда драккар оказался от византийского корабля на расстоянии полета стрелы, Харальд вынул меч и стал готовиться к абордажному бою. К его удивлению, корабль никак не отреагировал на появление драккара. Так же мерно покачиваясь на волнах при попутном ветре, двигался в своем направлении.

– Улоф, пошли-ка ему гостинец.

Молодой парень соскочил с вытертой до блеска гребной скамьи, которую теперь моряки на итальянский манер именуют банкой, натянул большой лук и пустил в сторону преследуемого корабля тяжелую стрелу. Стрела описала крутую дугу и угодила точнехонько в цель.

Сначала ничего не происходило, но через пару минут последовал ответ: с резким треском в мачту вонзился толстый и короткий арбалетный болт. Он был выпущен с невиданной силой: летел почти по прямой и при ударе выбил из мачты целую тучу щепок.

– Однако, – только и смог вымолвить Улоф, опустив приготовленный к очередному выстрелу лук.

– Харальд, не нравится мне этот корабль, – опять завел свое Эйнар, – может ли человеческая рука с такой силой пустить стрелу? Пройдем мимо!

– Чтобы в народе меня прозвали Харальд-испугавшийся-стрелы? Нет. Всем готовиться к бою.

Дружина налегла на весла, штурмовая команда уже раскручивала абордажные крюки. Когда расстояние сократилось так, что можно было услышать голос, Харальд, держась за ванты, встал на борт и предложил команде греческого корабля сдаться:

– Греки, хватит прятаться! Ваши хитрые луки не спасут вас. Сдайтесь – и я, Харальд-конунг, обещаю доставить вас до берега живыми и невредимыми!

Ответом в очередной раз было полное молчание.

– Ну что ж, вы сами выбрали свою судьбу. В атаку!

Взмыли в воздух крюки, хищно заблестели на ярком полуденном солнце обнаженные мечи и топоры. Все шло привычным порядком, как вдруг с греческого корабля к драккару протянулись две огромных огненных руки и накрыли палубу, людей, весла и саму воду ревущим оранжевым пламенем.

Огонь метался по мачте, по веслам, люди с истошными криками падали в море, но и там, в ледяной соленой воде, не могли найти спасения, потому что магическое пламя, в которое погрузился славный драккар Харальда, ползло и по воде. Обожженные люди глотали ртами горящий воздух вперемешку с соленой водой и шли на дно вместе со своими верными мечами и секирами. Над полем битвы в далеких облаках появилась грозная валькирия. Она бережно принимала души воинов из экипажа драккара, погибших так, как подобает настоящим мужчинам – с мечом в руке. Сквозь толщу воды души погибших викингов взмывали к небу с легкостью утиных перышек. Они видели валькирию и радовались: не обманули дедовские сказания.

Они видели, а Харальд не видел. Не видел потому, что был еще жив. По инерции гибнущее боевое судно догнало греческий корабль. Как смертельно раненный витязь, и на грани смерти продолжающий разить противника, драккар с разгона ударил украшенную затейливой резьбой корму.

С хриплым кличем Харальд прыгнул на палубу и принялся рубить направо и налево. Дикая ярость бушевала в нем.

Вдруг один из противников сзади нанес ему сокрушительный удар. Свет померк в глазах юного конунга. Последним, что он увидел, была тревожно кричащая чайка, взмывшая в ослепительно-синее небо.

Добро

Мальчишка поднапрягся, уложенная на волокушу девчонка охнула, и маленькая процессия двинулась. Идти было трудно. Но Доброшка шел и даже находил в себе силы подбадривать свою спутницу разговором:

– Ничего, доберемся! И не такие случаются передряги. Кстати, меня Доброшкой зовут, Добрыней, если полным именем. А тебя как?

Как ни трудно было говорить раненой, но она ответила:

– Белуша. Дома еще Белкой…

«Подходящее имя, – подумал Доброшка, – в самом деле на белочку похожа». Дальше пытать не стал, видел, что каждое слово дается его спутнице с большим трудом.

Через час пути стали угадываться признаки приближающегося жилья. Потянуло дымком, стал слышен собачий лай, посреди деревьев стали попадаться распаханные поляны, на которых колосилась рожь и зеленела капуста. Шагов через двести перед Доброшкой открылся холм, на котором стоял небольшой городок. В те времена городами называли все поселения, которые имели укрепленные стены. Стоял городок на косогоре при слиянии двух рек, наибольшая из которых, судя по всему, на некотором удалении от этого места впадала в Летошь. Город был окружен частоколом из мощных сосновых бревен. По углам стен возвышались сторожевые башни, на которых несли дозор караульные. С той стороны, которая не была защищена руслами рек, особенно высокий частокол был дополнительно укреплен валом и рвом. Через ров был перекинут мост, а над воротами сооружена часовенка.

Не успел Доброшка все это как следует разглядеть, как на башнях началось движение, из ворот выскочили три молодца при топорах. Старшой был наряжен в кольчугу. Ни слова ни говоря, один из них бросился к девчонке и подхватил ее на руки, а двое других, переглянувшись, плотно взяли под руки самого Доброшку.

«Ну все, попал», – мелькнула мысль, когда его повели в ворота.

В общем-то, городок внутри стен мало чем отличался от родного Летославля. Те же избы, источающие уютные домашние запахи, такие же нагретые солнцем деревянные мостовые из массивных плах. За избами огородики, яблоневые сады, амбары. Чирикали воробушки, кудахтали куры, где-то лаяла собака. Будто и не уезжал никуда.

Его привели на широкий двор. Там к ним вышел сурового вида муж в кольчуге и с мечом на поясе. Через правую щеку шел старый зарубцевавшийся шрам, и вообще вид человека было исключительно грозен. Явно воевода местный.

– Кто таков, молодец? Откуда взялся и куда путь держишь? – спросил он, не тратя время ни на приветствие, ни на прочие предварительные разговоры.

– Я – Доброшка. Добрыня то есть. Крещен Константином. Из города Летославца. Путь держу… в дальние страны. Странствую я, вот.

– А к нам как попал?

– Да я же…

Но закончить ему не дали те парни, которые все это время держали его под руки: «У ворот взяли – Белушу тащил на волоке».

– Белушу? А что с ней?

– С ногой что-то, в крови вся.

– Ладно, – сказал воевода. – Этого пока в сторожку заприте.

Особой торопливости воевода не высказал, но видно было, что сообщение о девочке его встревожило. Он встал и широкими шагами двинулся по направлению к воротам.

Доброшку отвели в небольшую избу с маленькими волоковыми оконцами, посадили на лавку, дали воды и хлеба. Дверь плотно закрыли и задвинули снаружи засовом.

Оглядевшись, узник понял, что бежать из сторожки невозможно, уселся на лавку и принялся задумчиво жевать хлеб. Через малюсенькое оконце пробивался яркий луч света, в котором танцевали легкие пылинки, жужжали мухи, за окном стрекотали кузнечики. Квадрат солнечного света медленно полз по бревенчатой стене. Долго ли придется тут сидеть? Может, забыли про него?

Прошло около часа. Наконец дверь отворилась, и он увидел в проеме давешнего воеводу. Он стоял подбоченясь и с хитрым прищуром глядел на Доброшку.

– Что же с тобой делать, тать бортный?

– Я не тать, – уже почти привычно ответил несостоявшийся путешественник, соскочив с лавки, – я в дальние страны плыву.

– Ладно, понятно, Белуша хоть и мается, а рассказала, как вы от пчел убегали и как ты ее на себе от самого дальнего леса тащил. Герой, одно слово. Можешь не оправдываться. Выходи давай, гостем у нас будешь.

Быть гостем у воеводы Доброшка согласился с удовольствием. Нечасто в тринадцать лет выпадает такая честь – он даже будто ростом стал выше. Воевода повел его к себе в дом.

Оказалось, судьба забросила его в сторожевой княжеский городок, почти такой же, каким был его родной Летославль. Назывался он Колохолм.

Такой же, да не такой. Летославль был выстроен отцом Доброшки на пустом месте, на холме при слиянии Летоши с Быстрым ручьем. Там гуляли одни лишь буйные ветры и росли тонкие сосенки. Человеческого жилья не было. Правда, когда копали ров с полуденной стороны, наткнулись на следы каких-то старых костров, осколочки горшков и кости, но они были глубоко под землей, а значит, горели здесь костры и варилась в горшках каша не одну и не две сотни лет назад. В памятное время жилья людского на этом месте не было.

А вот Колохолм был заселен людьми уже давно. Здесь еще совсем недавно жили одни только вятичи, их был город. Тут и старейшины их собирались, и земляной город был на всякий военный случай, и боги их на том самом холме, от которого город назван, стояли: два брата – Вятко и Радим. И много еще чего было – большой был город когда-то. Не самый главный у вятичей, но все же.

Покорил вятичей и радимичей дед нынешнего князя Ярослава Киевского – Святослав. Много десятков лет назад. Славный был князь, до сих пор о нем песни слагают. И вятичи на него обиды не держали. Потому как покорить покорил, но в жизнь не вмешивался. Так и жили вятичи по-своему, как деды их жили. О киевском князе вспоминали только раз год, когда дань в Киев собирали. А и разница небольшая: раньше хазарам, теперь в Киев.