За ужином и чаем с душицей Александра рассказала матери все в подробностях. Почти все, не касаясь, естественно, интимных отношений с Адамом. Касаться они их не касались, но подразумевались они само собой.
– Ты ведь его любишь, – вздохнув, сказала мать.
– Люблю, – просто отвечала Александра, – и, наверное, буду всегда любить.
– Ты еще не была дома?
– Я дома, – с некоторым вызовом в голосе отвечала Александра.
– Не передергивай, – миролюбиво проговорила мама, – я имею в виду Ванечку.
– Нет, еще не была.
– Понятно. Господи, и как жизнь умеет закрутить, нарочно не придумаешь.
– Ма, я сегодня останусь здесь… Можно?
– Не надо бы, доченька, переломи себя.
– Ма, не могу. У меня нет сил на вранье, а еще меньше сил на правду.
– Оставайся. Как будет, так будет.
– Спасибо, – Александра поцеловала мать в седой висок. – Спасибо, мама, ты у меня все понимаешь. Я вот высплюсь, соберусь с силами, – добавила она уверенно и подняла над головой сжатый кулак, – и буду врать круглосуточно!
– Бедная моя девочка, – засмеялась мама и погладила Александру по щеке, как маленькую. – Соберешься, я не сомневаюсь. Вкусный чай с Ксениной душицей… Позавчера она приходила в гости… Очень о тебе беспокоится…
– А Ксении я, наверное, скажу правду, почти всю правду, и отведу ее в клинику к Адаму. Ты как думаешь, ма?
– Я тоже так думаю. Она ведь ни в чем не виновата, а тем более ее маленькие. Такая жизнь у нас крученая. Испокон веков все у нас против людей – и вчера, и сегодня, и наверняка завтра так будет. Такая мы заколдованная страна, такой народ: каждый в отдельности и умница, и герой, и умелец, и совсем незлой человек, а вместе все мы толпа. Да, толпа, которую могут взять в оборот и унизить сверх всякого предела урки и недоучки, выскочки, все таланты которых только в наглости хода и полной беспринципности.
– На войне было проще, – сказала Александра.
– Когда допекут, воевать мы умеем, что правда, Саша, то правда. Но почему не умеем жить в мире? Почему за тысячу лет нашего государства не научились беречь людей? Почему мы не обучаемы?
Александра не знала, что сказать маме, и они обе долго слушали, как бьют об окошко в потолке невидимые струи дождя.
– Ма, всего семь часов, а уже темно, и так половина года…
– Половина жизни в потемках и в холоде – это правда.
– Я бы сейчас водки выпила. У нас есть?
– Есть. Давай выпьем. – Мать прошла к буфету, достала из известного ей укромного местечка чекушку водки, или, как ее любовно называли в народе, «маленькую». – У меня для этого случая и сало есть, и соленые огурцы, и лук, и хлеб. Гулять так гулять! – весело добавила мама. – Чего-чего, а водку мы с тобой, кажется, никогда в жизни не пили!
– Точно, еще не пили! Пора начинать, – засмеялась Александра, и на душе у нее стало так радостно, так спокойно… За мамой, действительно, как за каменной стеной. А немножко водки она всегда держит в доме в лечебных целях – для компрессов, для растирок. Вот они сейчас и полечатся.
В четыре руки они мигом накрыли на стол.
– На правах младшей я буду виночерпием, – сказала Александра, вспомнив похожие слова Папикова, обращенные им к Адаму в палаточном городке под Ашхабадом.
– Сейчас выпьем и как запоем, – смеясь, сказала мама, – давно мы с тобой не пели!
Веселое мамино настроение тут же передалось Александре, ей даже спать расхотелось. Она сбила сургуч с горлышка бутылки, вынула штопором пробку – в те времена еще были пробки, еще не придумали запечатывать водку алюминиевой фольгой.
– Так, ну я наливаю на мизинец, – Александра налила по чуть-чуть водки в стаканы.
Они только собрались поднять бокалы, как в дверь негромко постучали.
– Господи, кого это принесло? – в сердцах пробормотала Александра, вставая из-за стола.
– Не спеши, – приостановила ее Анна Карповна, проворно заткнула пробкой бутылку и поставила ее под стол, стаканы с налитой водкой отодвинула в дальний угол стола и накрыла чистым полотенчиком, которое они имели в виду употребить в виде салфетки одной на двоих.
– Так я откину крючок? – шепотом спросила Александра.
Мать кивнула в знак согласия.
Александра пошла открыть входную дверь.
– Ой, вернулась! – прямо с порога бросилась ей на шею Ксения и заплакала у нее на груди.
– Входите, дети, входите, не напускайте холода, – радостно сказала Анна Карповна.
– Все, Ксеня, все, – успокаивала гостью Александра, – садись к столу, как говорят алкаши, третьей будешь, – добавила она с нервным смешком.
– Так, Саша, клади Ксении огурчики, сало, картошку, – сказала Анна Карповна, доставая из-под стола чекушку водки. – И третий стакан-бокал подай гостье.
– Ой, а я никогда в жизни не пила водку, – смущенно проговорила Ксения.
– Иногда можно, – сказала Анна Карповна, – и повод есть, и погода располагает.
Александра налила в стакан Ксении водки и сказала:
– Ты как выпьешь, сразу воздух выдохни и хлебом занюхай.
– Ладно, – браво согласилась Ксения.
– Давайте, девочки, – Анна Карповна сделала паузу, – давайте выпьем за главное: веру, надежду, любовь, взаимопонимание… а все остальное приложится и образуется. Давайте!
Они звучно сдвинули стаканы.
Ксения смело выпила водку и в тот же миг стала пунцовая, а на глазах ее выступили слезы.
– Хлебушком занюхай, хлебушком! – настаивала Александра. – И салом закуси с огурчиком.
– Ой, ма, какие у тебя вкусные огурчики! Такие солененькие, прелесть! Мне со вчерашнего дня их хотелось или с позавчерашнего… Так хотелось, что прямо во рту у меня стоял вкус соленых огурчиков.
Анна Карповна переменилась в лице и внимательно посмотрела на дочь долгим изучающим взглядом.