Вооружение Одиссея. Философское путешествие в мир эволюционной антропологии

Настоящие художники, скорее всего, просто не обратят на нас внимания. Но разные искусствоведы, литературоведы и прочие «веды», которых скульптор Василий Симонов называл «искусствоедалш», те непременно вцепятся. Однако я призываю проявить к ним милосердие, учитывая, что люди они не очень счастливые: серьезные ученые их за своих не считают и всячески гонят от себя, а художники, музыканты, писатели, поэты – сами знаете, как они к ним относятся, к такого рода наставникам и критикам.

Непременно накинутся богословы. Но я вас сразу успокою: те, которые будут нам досаждать, богословы незадачливые и в лучшем случае подавившие в себе живое и свободное мистическое чувство, а в худшем – ни черта не смыслящие в религии, вернее, зрящие в ней лишь страх, грех и сатану. Сколько раз покорителю Эвереста, Норгэю Тенцингу говорили: не ходи в горы, там демоны, чудовища, драконы, карающие всякого, кто осмелится, дерзнет, возомнит о себе. Но великий шерп не послушался и, стоя на вершине мира, молился богам, благодаря их за счастье, за красоту, за свободу. «Туджи чей» – так принято говорить у шерпов – «благодарю».

§ 46

Давайте и мы скажем перед восхождением: «Туджи чей».

А я, с вашего позволения, произнесу молитву, с которой начинает каждый день верующий православный.

«К Тебе, Владыко Человеколюбие, от сна восстав прибегаю, и на дела Твоя подвизаюся милосердием Твоим, и молюся Тебе: помози ми на всякое время, во всякой вещи, и избави мя от всякия мирския злыя вещи и диавольскаго поспешения…»

Последнюю часть молитвы я произнес про себя, ибо так, говорят, действеннее.

А теперь в путь, в путь!

Туджи чей!

Господи благослови!

Вооружение одиссея, или Ормологическое введение в эволюционную антропологию

Первая книга из цикла «Девятимерный человек»

Представление о потребности как о единственном первоисточнике активности поведения разделяется далеко не всеми авторами.

    Павел Симонов

Не из сущности энергия, а из энергии познается бытие сущности, но не познается, что она такое.

    Святой Григорий Палама

Кто ты? Откуда? Каких ты родителей? Где обитаешь?
Я в изумленье; питья моего ты отведал и не был Им превращен; а доселе никто не избег чародейства,
Даже и тот, кто, не пив, лишь губами к питью прикасался.
Сердце железное бьется в груди у тебя; и, конечно, Ты Одиссей…

    Гомер

Часть первая

Остров Огигия

§ 1

Вы помните, у Гомера? Изумительно красивый остров. Густые луга, полные фиалок и сочных злаков. Тенистые рощи тополей, сладко пахнущих кипарисов, загадочные заросли ольхи, в ветвях которой гнездятся рогатые совы, кобчики, бакланы. Четыре источника журчат светлыми струями. Грот, увитый виноградной лозой с тяжелыми пышными гроздями. Сам бог Гермес удивился эдакой красоте, ибо:

…Когда бы в то место зашел и бессмертный
Бог – изумился, и радость в его бы проникнула сердце

.

А в гроте том – прекрасная нимфа, «богиня богинь», дочь небо-держателя Атланта, а некоторые говорят – самого солнечного бога Гелиоса. Днем в окружении служанок она в прозрачном серебряном одеянии сидит у ткацкого станка и, работая над узорною тканью, оглашает окрестности голосом звонко-приятным. А ночью горячо и нежно любит Одиссея, обещая дать ему ни много ни мало – бессмертие и вечноцветущую младость!

Что ж Одиссей? Как описать его радость, то блаженство, которое он испытывает в объятиях прекраснейшей богини, в предвкушении вечной жизни и вечной молодости?

Никак не надо описывать, так как никакой радости и никакого блаженства нет:

хладный
Сердцем к богине, с ней ночи свои он делил принужденно
В гроте глубоком, желанью ее непокорный желаньем

.

Днем же:

Он одиноко сидел на утесистом бреге и плакал;
Горем и вздохами душу питая, там дни проводил он,
Взор, помраченный слезами, вперив в пустынное море

.

Что он, не понимает своего счастья? не ценит несравненной красоты божественного существа, отдавшего ему тело и душу? Ценит и понимает. Знаю и сам, говорит он, что не можно

Смертной жене с вечно юной бессмертной богиней ни стройным
Станом своим, ни лица своего красотою равняться…

Не нужно ему такое счастье, такое блаженство и такое бессмертие. Не хочет он их, а посему они для него – несчастье, вечная мука и вечная смерть.

…утекала медлительно капля за каплей
Жизнь для него в непрестанной тоске по отчизне

.

Когда из человека медлительно и тоскливо утекает жизнь, нужно ли ему бессмертие?

Все я, однако, всечасно крушась и печалясь, желаю
Дом свой увидеть и сладостный день возвращения встретить

.

Когда человеку так всечасно и сокрушительно хочется увидеть любимую жену и милого сына, что может предложить ему взамен даже самая нежная и самая прекрасная из богинь? Она, прекрасно-наивная, пугает его «злыми тревогами» возвратного пути. Но, Боже мой, какая глупость пытаться запугать Одиссея.

Если же кто из богов мне пошлет потопление в темной
Бездне, я выдержу то отверделою в бедствиях грудью:
Много встречал я напастей, немало трудов перенес я
В море и битвах, пусть будет и ныне со мной, что угодно Дню…

Человек, страстно желающий видеть «хоть дым, от родных берегов восходящий», смерти не боится – «смерти единой он молит