Фантомные были

Дело в том, что в Крыму в сезон горячую воду давали три раза в день: утром, в обед и вечером. А тут как раз утомленное бронзовое солнце садилось за горы. Опускался теплый пряный южный вечер. Звенели цикады, и веяло цветущими магнолиями. Ну, а далее, как писали в романах девятнадцатого века, набросим покрывало скромности на то, что случилось дальше и продолжалось до рассвета. Одно я вам заявляю официально, слухи о холодности балтических дам – это злостная клевета невежд. Утром мы отбыли в Москву, а там Рута Яновна пересела на другой самолет и перенеслась в свою родную Колывань. Потом мы не раз встречались на фестивалях, съездах кинематографистов, телевизионных посиделках, даже как-то попали с ней в одну загранпоездку, но она никогда ничем, ни взглядом, ни движением, ни мимолетной улыбкой, не напомнила мне о том, как мы до утра искали в номере ялтинского люкса ее партбилет. Великая была женщина. Во всех смыслах! Ну, Юра, вы придумали сюжетный ход?

– Нет еще…

– Тогда расскажите мне что-нибудь!

– Даже не знаю…

– Как это не знаете? Вспоминайте! Учитесь работать в соавторстве!

3. Погорелец

В это время с улицы донесся усиленный громкоговорителем суровый голос блюстителя дорожного движения: «Водитель автомобиля государственный номер Ж 45–18 МО, немедленно прекратите движение!» Мы вышли на лоджию и увидели, как желто-синяя милицейская машина гонится за удирающей серебристой иномаркой.

– Уйдет! – предположил я.

– При выезде на Минку перехватят. Там будка и пост, – со знанием дела возразил мой соавтор.

– А хотите историю про гаишников? – спросил я. – Только что вспомнил!

– Валяйте!

– Весной восемьдесят шестого я купил первую машину, ВАЗ двадцать один тринадцать, белого, как советский холодильник, цвета. Мы как раз с классиком советского кино Евгением Габриловичем сидели в Доме ветеранов кино на Нежинской улице и писали для актрисы Ирины Муравьевой сценарий «Неуправляемая», который потом запретили за непонимание текущего момента. (Об этом подробно рассказано в эссе «Как я был врагом Перестройки», также вошедшем в сборник «По ту сторону вдохновения».) Матвеевское в ту пору было тихим районом с вялым движением транспорта, и я, начинающий водитель, долго наматывал круги по пустым улицам, не решаясь выезжать на оживленные трассы. А когда впервые решился и встал в пробке перед Смоленской площадью, то едва не заплакал от ужаса: казалось, огромные самосвалы и автобусы вот-вот затрут мой «жигуленок», как айсберги кораблик. Но ничего, выбрался… Постепенно я освоился, почувствовал себя увереннее, а к зиме и вообще распоясался, обрел ту лихость, которая плохо обычно заканчивается…

И вот, спускаясь по Гоголевскому бульвару к Волхонке, я встал на красный перед Кропоткинской улицей, почти уткнувшись капотом в стойку светофора. Ждал, слушая по приемнику концерт по заявкам и наблюдая, как над открытым бассейном «Москва» клубится густой белый пар. Когда впереди вдруг зажегся зеленый, я спокойно двинулся дальше через Кропоткинскую площадь к набережной. Вдруг послышалась милицейская трель, и ко мне, размахивая полосатым жезлом, кинулся толстый гаишник, перетянутый портупеей, как подушка, приготовленная к переезду. (Кстати, это неожиданное сравнение пришло мне в голову именно тогда, а использовал я его лишь спустя без малого тридцать лет в романе «Любовь в эпоху перемен». Так у писателей тоже бывает.)

Старший лейтенант постучал жезлом по капоту, мол, выходи из машины – приехали. Я повиновался, зная, что гаишники не любят, когда с ними говорят через окошко.

– Ослепли, водитель?

– А что такое?

– На красный свет поехали. Документы…

– Нет, на зеленый… – Я показал на светофор, установленный перед Метростроевской улицей, и сам сразу понял свою ошибку. – Не туда посмотрел… Виноват!

– Виноват – накажем. Пройдемте! – поманил меня толстый гаишник, забрал права, раскрыл книжицу, обнаружил девственный талон предупреждений и обрадовался чему-то своему. – Целочка!

Он повел меня в свою будку, торчавшую на углу Волхонки и Соймоновского проезда. В Москве тогда таких было много. Называли их в зависимости от формы – «стаканами» или «скворечниками». Мой угнетатель сидел в «стеклянном скворечнике», который на высокой бетонной ножке вознесся над проезжей частью. Подняться туда можно было по скобяным ступенькам, напоминающим пожарную лестницу. Сверху гаишник наблюдал жизнь перекрестка, мог перевести светофоры в ручное управление, а иногда и спускался вниз по карательным и прочим надобностям. Кстати, вскарабкался наверх он довольно ловко для своего избыточного веса. Я же, наоборот, еле залез. Внутри было тесно, как в кабине «Запорожца», по бокам узкие сиденья, посредине столик, похожий на купейный, под ним обогреватель с раскаленными тэнами, чтобы не задубеть зимой. А январь в тот год выдался морозный.

– Торопитесь? – спросил старший лейтенант, наслаждаясь моей нервозностью.

– Тороплюсь.

– Внимательней надо быть. – Он усадил меня и стал неторопливо заполнять протокол, вздыхая и явно намекая, что можно договориться, разойдясь по-хорошему.

Я бы и рад разойтись, но, будучи начинающим автолюбителем, еще ни разу не попадал в такую ситуацию, даже не знал, как подступиться к гаишнику. Соображая, я наблюдал, как из дымящейся воды бассейна выглядывала то розовая рука, то голова в белой шапочке. Допустим, вынимаю я три, пять или даже десять рублей, а он и говорит: «Юрий Михайлович, и не стыдно вам, члену КПСС, лауреату премии Ленинского комсомола за разоблачительную повесть „ЧП районного масштаба“, таким глупостями заниматься?»

– За три рубля он точно так и сказал бы, – авторитетно согласился мой соавтор. – Все-таки поехать на красный свет – дело нешуточное. За пятерку не уверен… Тут все зависит от личной порядочности. А десятку взял бы, не пикнув.

– Но я же тогда этого не знал… В первый раз попался. В общем, такая же ситуация, как с вашей Рутой Яновной…

– Да, чем-то напоминает…

Несколько раз выразив толстым красным лицом готовность к взаимопониманию и не получив ответа, гаишник решил, что со мной не договориться, и сварливо объявил:

– Значит, так, права я ваши забираю! Давайте!

– Я же вам их отдал… – чуть не заплакал я: вызволять документы из ГАИ – это целая история, целый день в очереди простоишь.

– Ничего вы мне не отдали… – Он стал шарить по столу. – Нет тут ничего…

– Вы же еще на улице у меня забрали.

– Вы что-то, гражданин, путаете…

И тут запахло горелым… Старший лейтенант, превозмогая живот, нагнулся, заглянул под стол, охнул и едва успел сорвать с раскаленной решетки обогревателя мои краснокожие права – уголок уже горел синим пламенем. Он торопливо потушил, обдул, расстроился:

– Извини, дурацкая конструкция, протоколы, было дело, палились, но чтобы права… Ничего – только кончик обгорел, можно не менять, под корочки спрячешь. Ладно, иди! – и он, примирительно отдав мне документы, порвал протокол. – Извини…те…

Я вышел на улицу и вдохнул снежный воздух свободы…

– История неплохая, но незатейливая, без хода… – снисходительно молвил соавтор.

– Так это только первая серия.

– Продолжайте!

Прошло лет семь-восемь. И я уже на первой своей подержанной иномарке совершил ту же самую ошибку, причем в том же самом месте. Правда, Кропоткинская улица теперь называлась Пречистенкой, Метростроевская – Остоженкой, а выехал я, перепутав светофоры, на площадь Пречистенских ворот. Да и на месте бассейна теперь виднелся лишь огромный лунный кратер, где орудовали, лязгая, экскаваторы. И вы не поверите – остановил меня тот же самый гаишник, который еще сильней растолстел и стал капитаном.

– Проезд на красный свет – очень серьезное нарушение, – покачал он головой, принимая документы. – Даже и не знаю, что мне с вами делать…

При этих словах мне показалось, что карман на шинели гаишника как-то сам собой оттопырился в ожидании вложения. Я был к тому времени уже матерым автолюбителем, и если бы меня остановил незнакомый инспектор, без слов отправил бы купюры по назначению, но я медлил и с радостью нежданной встречи смотрел на старого знакомца.

– Вы что улыбаетесь-то? Ничего смешного. Будем оформлять…

– А вы меня не помните?

– Нет. Знаете, сколько я нарушителей за день останавливаю.

– Догадываюсь.

– А что, мы с вами уже что-то… э-э-э… оформляли? – осторожно уточнил он.

– Да, много лет назад вы меня уже останавливали здесь за такое же точно нарушение.

– И что? – опасливо спросил капитан.

– И чуть не сожгли мне права на обогревателе! – Я в доказательство снял корочку и предъявил обгоревший угол.