Лоенгрин, рыцарь Лебедя

Она сказала жадно:

– Да-да, ты говорил, это, наверное, очень здорово… Так красиво, торжественно и загадочно!

Он наклонил голову, не опровергая и не соглашаясь.

– Во всех рыцарских орденах, – продолжил так же ровно и настойчиво, – как ты знаешь, все считаются братьями.

Она снова не утерпела:

– Да-да, это так красиво!

Он вздохнул:

– Но ни в одном ордене это положение не соблюдается так ревностно, как в нашем. Вступая в Орден, каждый забывает о своем происхождении, привилегиях, высоких родственниках, своем древнем роде. Зато каждый приобретает такую семью, которой никто на свете не может похвастаться…

Она слушала внимательно и с напряжением, недоумевая, зачем он ей это рассказывает, все время страшилась, что какой-то пункт устава все-таки заставит его уйти, молилась всей душой, чтобы этого не случилось, а она сделает все-все, что этот дивный рыцарь захочет и восхочет…

– Так вот, – сказал он, – ты должна принимать меня таким, каков я есть, и судить меня по моим поступкам. Ты не должна допытываться о моих предках, моем роде, моем происхождении! Человек сам отвечает за свои деяния. Славные предки ни при чем, и благородное происхождение не может служить защитой или быть чем-то весомым в споре или других делах.

Ее сердце едва не взорвалось от нахлынувшего ликования. Она чувствовала, как жаркая кровь бросилась в лицо, прилила к щекам и обожгла уши.

Она прижала руки к груди.

– Доблестнейший рыцарь!.. Я никогда не слышала более благородных и достойных слов!.. Мне отец всегда говорил, что человека нужно судить по его поступкам, ибо простой человек бывает благороднее иного знатного, а знатный нередко оказывается мерзавцем. Да-да-да, я с великой радостью принимаю твое условие! Как и все остальные, что услышу от тебя!

Он вздохнул, в глазах все еще оставалась тревога.

– Эльза…

– Да, мой господин?

– Других условий нет…

– Но даже если бы и были! Мой господин, я клянусь…

Он остановил ее жестом настолько властным, что она умолкла мгновенно. Его лицо оставалось строгим и торжественным.

– Погоди-погоди.

– Слушаю, мой господин!

Он произнес очень серьезно:

– Эльза, это не просто красивое пожелание. Ты должна дать клятву, что никогда-никогда не нарушишь своего обещания не спрашивать меня о моем происхождении.

– С радостью, мой господин!

– Эльза, отнесись к этому… без такой веселости.

Она вскликнула, ликуя, возносясь в счастье, что условие оказалось таким простым и легковыполнимым:

– Да, любимый! Я дам тебе любую клятву!

– Мне не нужно любую, – ответил он терпеливо, – мне нужна именно эта клятва.

– Я даю клятву, – произнесла она торжественно. – Перед лицом Господа клянусь, что никогда и ни при каких обстоятельствах не спрошу доблестного рыцаря Лебедя, благородного Лоенгрина, о его происхождении. Да покарает меня небо…

Лоенгрин прервал:

– Эльза, ни о каких карах речь не идет. Просто я должен буду в тот же час покинуть тебя. И я это сделаю.

Холод проник в ее сердце, она ощутила, как смертельно бледнеет, но заставила губы раздвинуться в беспечной улыбке.

– Лоенгрин… Никакие силы ада не заставят меня спросить тебя о происхождении!

Он смотрел серьезно и пытливо.

– Эльза, умоляю, сдержи слово.

– Лоенгрин, – сказала она нежно, – не знаешь ты женщин… Я и так бы не нарушила слово! Но теперь, когда знаю, что могу потерять тебя, никогда-никогда даже не подумаю спросить… даже не подумаю подумать… Да что там! Лоенгрин, умоляю, поверь мне!

Слезы брызнули из ее прекрасных глаз, губы распухли и задрожали, но Эльза не двигалась, не вытирала щек, ее взгляд был прям, ясен и молящ. Лоенгрин протянул к ней руки, и она, снова забыв о своем достоинстве дочери герцога, метнулась к нему, будто служанка какая, обвила его шею руками и прижалась крепко-крепко, молча умоляя никогда ее не бросать.

Он обнял ее, чувствуя, как глубокая всепроникающая нежность к этому испуганному ребенку пропитывает все его тело и душу. Она думает, что никто не видит ее страха и беспомощности, гордо задирает голову, она же Эльза Брабантская, но ее ужас перед этим жестоким миром кричит громким голосом, а он из тех, кто слышит.

Он держал ее крепко и нежно, но в какой-то момент она вздрогнула, шепнула ему на ухо:

– А что сказал твой… Мастер?

Лоенгрин вздохнул:

– Он возражать не стал… особенно.

Эльза спросила встревоженно:

– Но возражал?

– Да, – ответил Лоенгрин невесело. – Он дал разрешение.

– Но ты невесел! Что случилось?

Лоенгрин вздохнул:

– Он не верит, что у нас получится.

– Почему?

Он бросил на нее короткий взгляд, быстро отвел глаза в сторону.