Далекий светлый терем (сборник)

– Да, вы же по условиям обмена эпохе соответствуете… Но, – сказала она вдруг резко, перехватив его взгляд, зеленые глаза диковато блеснули, – поймите правильно, не ошибитесь! Первое впечатление обманчиво.

Он смущенно поднялся, сказал твердо, стараясь, чтобы голос звучал как можно искреннее, убедительнее:

– Клянусь, понимаю! Нет распущенности, потому что ныне дух высок, но нет и ханжества, ибо и тело у нас все-таки есть, и оно тоже наше… Так?

– Теперь верю, что поняли правильно.

Она дружески поцеловала его в щеку, на миг прижавшись твердым горячим телом, взглянула на часы, охнула, схватила, как ему показалось, легкую накидку из марлевки и выбежала из комнаты.

Ощущая странное жжение в тех местах, где она прижималась к нему грудью, он осторожно вышел на балкон, перебрался через бортик в свою квартиру.

Так, у телевизора несколько сот программ… Что ж, знакомство с новым миром можно начать и с помощью экрана.

– Готова ли наша сестра?

Наталья вздрогнула. На нее с ожиданием смотрели трое высоких старцев, все в белых полотняных одеждах, один с резным посохом в руке. Дальше тянулась бесконечная унылая равнина, дул холодный сырой ветер. Наталье показалось, что прямо в воздухе веет молодостью и жестокостью этого мира.

В нескольких шагах от волхвов, ведунов, а может быть, браминов – хранителей ключей от Брамы, священных ворот в вирий, – замкнутым кругом возвышался частокол из толстых свежеоструганных бревен, похожий на маленькую крепость. Изнутри слышался треск, из-за бревен поднимался столб черного дыма, пахло горелым мясом.

– Готова, – ответила она сдавленно.

Сзади лязгнуло, испуг развернул ее в другую сторону. В двух десятках шагов ровными рядами стояли тяжеловооруженные воины и все с ожиданием смотрели на нее. Вдали виднелся деревянный град, оттуда тянулась темная живая змейка, что постепенно превращалась в колонну воинов. Они все шли сюда.

Она поспешно шагнула к воротам капища, спасаясь от испытующих взглядов. Ее босые ноги озябли от росы и лишь у частокола ступили в теплый пепел.

Но едва миновала ворота, как бревна частокола, повинуясь чьей-то воле, разом затрещали, наклонились вершинами наружу и так, веером, грохнулись на землю, и снова она очутилась на перекрестье тысяч внимательных глаз!

В центре капища вместо ожидаемых Сварога, Перуна, прочих языческих богов – грубо сколоченный, словно руками великанов, помост из толстых бревен, из которого вырастает острием вверх, словно грозя небу, огромный обоюдоострый меч, и яркое солнце грозно играет, блещет на лезвии, мечет огненные блики, словно сыплет убийственные солнечные стрелы…

Меч Арея, которому приносили жертву арийские племена, затем скифские, а также славяне-кочевники!

Страх сковал ее тело. Если она ведунья, видимо, пречистой девы Даны или Роданицы, то почему ее настойчиво подталкивают к военному символу мужчин?

Молоденькая девушка, совсем подросток, обеими руками подала тяжелый каменный нож, а другая, тоже совсем юная, босоногая, протянула ей голубя. Наталья взяла птичку, та не вырывалась, только испуганно и доверчиво поглядывала то одним глазом, то другим.

Она прижала теплое тельце к мокрому от крови помосту, ударила ножом. Каменное лезвие рассекло перья. Голубь выдернул крыло из-под руки, забился. Среди воинов возник ропот. Стиснув зубы, она ударила второй раз, уже изо всех сил, камень снова не отрубил голову, и тогда, закрыв глаза и едва не теряя сознание от ужаса и отвращения, она стала пилить ножом, трудно отделяя головку с вытаращенным в недоумении на нее глазом, словно обвиняющим в предательстве.

Воины негодующе зашумели. Наконец она бросила голову голубя и тушку отдельно на хворост перед помостом, вернула нож помощнице. Шестеро мускулистых мужчин уже быстро-быстро дергали широкие ремни, вертикально поставленный столб бесшумно вертелся острием в колоде, поднимался дымок…

Живой огонь, вспомнила она, переводя дыхание. В эту эпоху давно забыли о таком способе добывания огня, забыли о каменных ножах, но религия освящает обряды, сохраняет традиции… Эти пришли еще из каменного века!

Подошли, стали полукругом ведуны, называемые у невров волхвами. Волки, вспоминала она напряженно, наиболее почитаемые звери ведийской мифологии, а лучшие из героев могут по ночам превращаться в волков, как и герои русских былин, правда, лишь старшего и среднего поколения героев, младшие уже не могут… В индоевропейской мифологии волки – демоны мрака и холода. Чего стоит один Фенрир, гигантский волк скандинавской мифологии! Волк и Красная Шапочка – это зима и красное солнышко, волчий и вечерний – эпитеты равносильные. Вечерницу – Венеру называют Волчьей звездой, зимние месяцы зовутся волчьими, февраль по-украински – лютый, а зиму провожают чучелом волка, волчицами вскормлены ведийские Ашвины, Ромул и Рем, немецкий Дитрих, украинские Валигора и Вырвидуб, родоначальник тюрков Турок, вот только грозный Аттила произошел от дикого пса, как и родоначальник калмыков… Древнеславянские боги Лель и Полель освободили перепелку из пасти волка… Пустяк? Но волк – это зима, а перепелка – весеннее солнышко…

Наталья напряженно всматривалась в волхвование, кляня себя за то, что древнюю историю знает недостаточно. Большой поход, если в жертвоприношении участвуют даже ведуньи, ведь у них свои боги, капища, обряды!

– Пусть всегда с нами святый Юр! – закричал ведун страшно.

Воины дружно ударили в щиты рукоятями мечей, взревели:

– Слава!

Святой Юрий, вспоминала она спешно. Древний солнечный бог, которому принадлежали волки: «Что у волка в зубах, то Юрий дал», затем бог войны у вторгшихся в Индию ариев, у эллинов впоследствии стал зваться Ареем, словом, начинается война… С кем? За что?

От группы волхвов отделился высокий иссохший старик, седой, лицо темное, как кора дерева, исхлестанное ветрами, в глубоких морщинах, серебряные брови нависают над глазами, как крыши. Встретившись с его взглядом, Наталья вздрогнула, ощутила озноб. Глаза смотрели с магнетической силой, подчиняли себе. Это был человек, для которого судьба была не царицей, а рабыней.

Опираясь на резную палку с набалдашником, он вышел на помост, властно простер руку.

– Воины! – заговорил он хриплым страшным голосом. – Настал час, для которого рождаются дети богов и героев. Мы идем в поход, чтобы добыть себе чести, а народу славы! Враг могуч и страшен, тем почетнее нас ждет победа. Если же падем… Но для чего же появляются на свет дети нашего солнечного бога, как не для битв и славной гибели? Позор прожить, не познав, на что способны твои дух и тело, позор умереть в постели! Народы, что чтили благополучие и безопасность, уже с лица земли сгинули, и жаба за ними не кумкнула! Не будем и мы жалиться. Нас называют великанами сумрака, так будем же достойны! Но стада наши жиреют, нивы колосятся, мужчины отвыкают носить оружие, становятся слабыми…

Среди воинов возник ропот. Волхв поднял руку, шум утих.

– Да, слабыми! Человек должен жить на меже, на краю гибели, чтобы жилы рвались от натуги, чтобы кровь кипела! Из всех дорог жизни мы обязаны выбирать самую трудную, лишь тогда мы – люди!

Наталья задержала дыхание. Вот они, настоящие!.. Это не мужчины ее времени, последней четверти двадцатого века. Бабники, пьяницы, трусливые, нервные, закомплексованные, не умеющие справляться с трудностями, растерянные, все чаще пасующие в житейских сложностях, прячущиеся за женские спины! А эти вот жаждут жить в полную мощь, не находят путей, мучаются, ищут выхода в войнах… С нежностью вспоминают потом тяготы боев, ведь тогда жили в полную силу!

– Великий поход! – гремел голос волхва. – Идут все мужчины, все! Останутся только единственные кормильцы и безнаследные…

Среди неженатой молодежи возник ропот. Крепкие молодые парни угрюмо отводили глаза от счастливцев, что успели нарожать наследников: их род в любом случае не оборвется.

– Пусть дух Перуна войдет в каждого, – бешено кричал ведун. В его руке невесть откуда появился окровавленный меч, и волхв страшно потрясал им над головой, и кровь капала на серебряные волосы. – Тело тленно, слава вечна! Кто не смотрел смерти в глаза, кто не дрался с врагом, на кого не кидался барс, кто не висел над пропастью, не падал со стен чужих крепостей, кто не страдал – тот еще не человек!

Сердце Натальи колотилось. Воины замерли, повернув к волхву лица, их глаза горели красным огнем.

– Кто из вас впервые идет в бой, – кричал ведун страшно, жилы на его шее надулись, лицо покраснело, – тот еще глина, из которой может получиться человек, а может и не получиться! Капля воды, перенеся муки плена в перловице, становится перлом, а человек превращается в человека только после тяжких испытаний! Вперед! Пусть непобедимое солнце будет на ваших знаменах!

Ниже в долине уже резали быков. Над скопищем людей и скота возвышался железный котел размером с дом, настолько был огромен. Он держался на трех гранитных глыбах, размером со скалы, бревна бы не выдержали, валуны и так вминались в твердую сухую землю, та проседала под чудовищной тяжестью.

Щелкали бичи, скрипели тяжело нагруженные телеги. Воины торопливо сбрасывали под котел связки поленьев, сразу хлестали быков, уступая место другим, а связки сухих березовых дров все летели под огромное железное днище. В сторонке сваливали в запас целые сухие бревна, вязанки дров.

Неделю уходило войско. Когда последняя колонна скрылась из виду, Наталья измученно еще долго смотрела, как пыльное облако передвигается к кроваво-красному горизонту, рассеивается…

Когда пошла обратно к капищу, у городища сновали люди. Молодых мужчин осталось, к ее удивлению, много. Что ж, по древним обычаям славян, нельзя брать кормильцев и тех, кто еще не дал наследников. Древнее поверье, что в вирий уходят павшие в бою, но в дружину Перуна попадает лишь тот, у кого и внук сражается доблестно. «Через сына человек переходит в мир вышний, через внука обретает бессмертие, через праправнука входит в обитель света» – так записано в Бгартрихари…

У ворот капища в придорожной пыли сидел изможденный человек. Завидев ее, торопливо поднялся, одернул рубаху. Молодой смерд, очень худой, с длинными жилистыми руками, нескладный, он сутулился, жалко моргал. Пыль и грязь странствий лежали на его одежде, нещадное солнце опалило лицо, губы полопались от жары, на нижней темнела корочка запекшейся крови.

Он шагнул к ней, рот искривился, дернулся, Наталья замедлила шаг, ноги стали тяжелыми.

Смерд с трудом раздвинул запекшиеся одеревеневшие губы, слезы блеснули в глазах:

– Видно, такие уж мы люди… Нигде нет нам душевного комфорта. Что мне иные века, если тебя там нет?.. Вот я пришел, Наташа.

Едкие слезы жгли ей глаза, размывали мир, наконец прорвали плотину, облегченно хлынули по щекам. Другая плоть, другие кости, но в этом вот теле, этой оболочке, сейчас Олег, ее Олег! Он там, внутри, не соприкасаясь с этой плотью, а только пользуется ею – это теперь ясно! – как рабочей лошадью, которую нужно кормить и беречь, и эта плоть его не касается, он живет совсем другим, чем этот сосуд, пещера, механизм для его обитания.

И странно, печальное понимание, что счастье недостижимо, наконец-то наполнило их счастьем.

Уцелеть бы…

Сергей Сергеевич забеспокоился, когда они проскочили на красный свет, лихо и на большой скорости пронеслись мимо щита с надписью: «Скорость контролируется радарами», на что Вадим только усмехнулся: