Убить Горби

– Всухомятку опять, да еще и коньяком, по-моему, от тебя немного… Эх, Вова, совсем не слушаешься, себя не бережешь и о нас не думаешь. Ну-ка, наклонись. Все-таки я права – пил? Да не надо, я ж чувствую… Сашка так из лагеря ни разу не позвонил. Хоть бы ты с ним поговорил, а?

– Поговорю, поговорю, Галь, обещаю.

– Знаешь, что еще болтают про нашего-то?

– Ну, что? И кто?

– Веркин Андрюшка матери рассказывал, как они с Сашей слушали «голоса», а их за это вызывали на проработку..

– И что?

– Как что? Он чей сын?

– Брось, пустое. Восемьдесят, а то и все девяносто процентов студентов слушают эти станции. С этим уже ничего не поделаешь. Статистика Академии наук СССР.

– Ну, не знаю. Тебе, конечно, видней. Все равно поговори. Уж если тебя не послушается, тогда… На работе все нормально?

– Нормально. Все по-прежнему. С Сашкой надо что-то делать, права ты. Какой-то он растет… не такой.

– Вот что, Вова, надо нам к нему съездить, проведать, как считаешь? Хорошо бы прямо завтра. И можно Наде позвонить, вдруг она тоже поедет?

Галина Немезова наконец оторвалась от книги и посмотрела на мужа. Всплеснула руками, отчетливо понимая, как он постарел.

«Господи, стряслось что? Проклятая работа!»

– Володя, что-то случилось?

Немезов спокойно и ласково взглянул на жену, тихо, почти шепотом произнес:

– Перестань… Все нормально. Шеф собирал сегодня всех, обсуждали вопросы. А к Сашке надо бы съездить, ты права. Только завтра не получится.

Улегшись в постель, Немезов не стал выключать ночник, украдкой проверил, спит ли любимая супруга, единственный, самый близкий на всем белом свете человек… На столике у кровати лежали книги, журналы, тетрадки. Он вытащил из стопки книжку в коричневом переплете: «Словарь греческих и римских древностей».

Память Немезова отчетливо зафиксировала момент, когда он купил этот справочник. Вчера, по дороге в Кремль, попросил водителя заехать в Дом книги на улице Горького. Там, среди прочего, ему приглянулся этот словарь. Он подумал тогда, что подсунет книгу сыну Сашке, авось заинтересуется. Тот вроде как собирался следующим летом поступать на филфак МГУ. Пусть прочтет, подпитается терминологией, вдохновится доступным описанием истории.

Владимир Иванович открыл книгу, пролистал несколько страниц. «Легат», «Галлия», «Легион «Хохлатый жаворонок»… Он усмехнулся. «Диктатор»…

«Диктатор: чрезвычайное должностное лицо в Риме… При образовании римской республики управление государством было поручено двум консулам, чтобы граждане были надежно защищены от возможности установления тирании. Однако скоро стало ясно, что при определенных обстоятельствах ради безопасности государства управление должно находиться в одних руках, у человека, который в течение некоторого времени обладает неограниченной властью и решения которого не могут быть обжалованы ни в одном органе…»

«…Провозглашение диктатора консулом являлось обязательным во всех случаях. Оно всегда осуществлялось без свидетелей, между полночью и рассветом, с совершением ауспиций – surgens или oriens nocte silentio dictatorem dicebat».

Немезов поморщился. По его мнению, латынь только перегружала повествование и не способствовала получению удовольствия от прочтения.

«Ладно, – подумал он, – что там дальше про диктаторов пишут, интересно?».

«…Назначение диктатора являлось исключительной мерой, ибо это нарушало основное правило римского государства: одному человеку не должно принадлежать слишком много власти. Поэтому предполагалось, что диктатор по рекомендации сената самостоятельно сложит с себя чрезвычайные полномочия, лишь только отпадет необходимость».

– Ага, конечно, – прошептал он. – А как потом у него эту власть забирать? С помощью ножей и яда? Кто же добровольно отдаст? Не было такого отродясь на Руси. Да и незачем нам эта буржуазная глупость. Правильно говорит шеф: коллегиальное управление на переходном этапе. А жизнь уже подскажет, выдвинется из рядов… человек достойный.

Немезов захлопнул книгу, принялся листать «Огонек», но даже не успев возмутиться очередным клеветническим измышлением в адрес прошлого страны, стал клевать носом. Он выключил лампу, подумал о сыне: «Что же вырастет из парня? Как мы-то жили без всего этого? Без «Битлов» волосатых, негров этих – «Бони немов», без чертей разных с «Марионетками» какими-то. Беда…Как это вообще можно слушать? Прав шеф – промедление смерти подобно. Действовать надо. Не ради себя, а ради детей».

С этой мыслью Немезов, наконец, уснул. Но то и дело просыпался и лежал с открытыми глазами, силясь истолковать абсурдные сюжеты тревожных сновидений.

Глава третья

СЕРЕДИНА ВОСЬМИДЕСЯТЫХ

«Лошади умеют тоже плавать, но не хорошо, не далеко… Глория по-русски значит слава…».

Гулким эхом раскатывалась по перелеску жалостливая песня под гитарный аккомпанемент. Исполнитель, похоже, был нетрезв, однако в голосе и при слухе. Нарушая земные физические законы, звуки фантастическим образом смешивались с запахом дыма и чего-то вкусного и долетали до палаточного лагеря от костра, разведенного у реки еще днем.

Как дальше жить после невероятного числа впитанных душой и телом откровений!? Как возвращаться в пахнущий «семьдесят вторым» бензином мир: туда, к автобусной толчее и очередям за выброшенным на народные прилавки финским сервелатом, мусорным бакам в подъездах и высоковольтным проводам, узурпировавшим заоконные пейзажи страны? Уезжать отсюда, где деревья и примятая к земле густая трава, картошка «в мундире» и перепачканные золой губы твоей первой любимой?! И уезжая, бросать первые и последние в жизни сны наяву и общество, где каждый первый твой друг и брат? Ни за что.

Такие мысли роились в Пашкиной голове, когда он, откинув полог палатки, вступил в предрассветную темень подмосковного леса. Рассеянно поискав спрятавшийся ботинок, он застыл, стараясь продлить миг наслаждения красотой природы, которую в полной мере дано ощутить на контрасте только обитателям городов.

С приближением утра становилось зябко, но все равно было комфортно. Опять же, испугавшись похолодания, попряталось злое комарье, и голова перестала пульсировать от выпитой накануне «шипучки».

«Водки бы…», – подумалось Пашке, когда он все же нащупал в траве обувь.

Не то что бы хотелось выпить, но для куража и поддержания компании следовало выступить по-взрослому. Компания уже провела на Оке двое суток, народ привык к свободе, а организм начал воспринимать спиртное как обычную воду. Только вдохновение прибавлялось от часа к часу, да и певец у костра пел все громче и с большей самоотдачей.

Они приезжали сюда по выходным, и их времяпрепровождение предсказуемостью действий и последствий было сродни священному обряду древних греков или римлян, скорее даже, более дикой островной цивилизации. Собирались, закупались, ехали на автобусе и электричке к месту дислокации, ставили палатки, разводили костры, выпивали, что-то готовили, пели песни, мечтали, водили девчонок глядеть на звездное небо.

В палатке произошло шевеление и кто-то позвал Пашку утрированно домашним тоном:

– Милый…

Вместо ответа на столь интимное и не совсем уместное обращение к своей персоне, Пашка громким и хорошо поставленным голосом сделал заявление:

– Все, остаюсь тут, буду жить в лесу как партизан.

Тотчас на свет выкатилось черноволосое создание, облаченное в белого цвета толстовку и вареные джинсы – сокурсница по МГУ Катерина.

– Остаешься в лесу? – переспросила она. – Будешь ждать, когда вернуться немцы или сразу начнешь мосты взрывать?

– Доброе утро, принцесса, – Пашка галантно помог Катерине выбраться из палатки. – Хорошо ли почивать изволили?

– Какая такая принцесса? Бери выше – королевна! – улыбнулась девушка.

– Я не против: будешь сегодня Екатерина Великая.

– Сейчас, только марафет наведу. Где моя «Пупа»?

– Твоя кто?

– Мужчина, занимайтесь своими делами, дайте даме подготовиться к выходу..

С ней он провел предыдущий вечер и половину нынешней ночи. Однако, ничего такого между ними не было. Обнимались, целовались, да и уснули потом, поскольку оба выпили накануне прилично. Впрочем, взасос действительно нацеловались от души, прямо как дети, но так, что у Пашки в какой-то момент свело скулы. Однако он все равно ощущал себя существенно лучше, чем в самом начале их поездки, когда, казалось, шансы равны нулю.