Десятый принц

– Ещё раз застынешь на месте вместо исполнения моего приказа, буду наказывать только «двоечками». Одеться и встать в строй! – затем, даже не глядя на жертву своего насилия, тянущуюся к рубахе, развернулся к дёргающему в конвульсиях боли Шестому и обвинительно ткнул в него указательным пальцем: – Так будет с каждым! К тому же при особо большой «симпатии» с моей стороны я для наиболее шустрых, наглых или резвых не пожалею «четвёрочки» или «пятёрочки». Учитывайте это, олухи!

Носком своего армейского ботинка он откатил тело чуть в сторону и прошёл к центру коридора. Там развернулся и опять рявкнул:

– Пятый! Твоя табуретка должна стоять у изголовья твоей кровати!

Тот посмотрел исподлобья на горлопана и словно выплюнул из себя:

– Ну так поставь её на место! – и сжал до белизны кулаки, пытаясь приготовиться к отражению болевой атаки. Но её сразу не последовало, раздалось наущение, сопровождаемое поднятым, на этот раз вверх, указательным пальцем:

– Я только что упоминал про особо наглых. Этот… – палец опустился на поднимающегося Шестого, – ничем меня не оскорбил, пытаясь просто убить. А вот ты… – всё тот же палец, который десять пар глаз страстно мечтали выломать одним только ненавидящим взглядом, теперь указал на Пятого, – меня пытаешься унизить. Возомнил себе, что имеешь право приказать своему командиру…

– Ты не командир! – не разжимая зубов, процедил Пятый. – Ты пустое место!

– Ха! Почему же ты оделся?

– Если уж умирать, то одетому!

– Похвально, признаю… Но! Нерационально, – со смешком продолжил сержант, – и сейчас я тебе посчитаю почему: два раза ты заговорил со мной без разрешения, а это две «двоечки». И два раза меня попытался оскорбить, а это уже весьма негативно скажется на твоём самочувствии: две «четвёрки». Но и это ещё не самое для тебя печальноё! За подобное поведение одного, когда сумма штрафов превышает цифру десять, полагается наказание для всех. А именно: по «двоечке» на рыло – для первого раза. Так сказать, для сработанности коллектива, выработки ощущения чувства локтя и зарождения духа общности и сопричастия в любом деле. Весьма, знаете ли, штука полезная, помогающая дружбе и взаимоподдержке. Ха-ха!.. Но это так, к слову… Пятый! К наказанию готов?

Тот и так уже побледнел от перенапряжённого ожидания, поэтому не ответил, а скорей прохрипел:

– Попробуй!..

На что мучитель словно обрадовался:

– О! Ещё «единичка»! За неправильный ответ и за отсутствие обращения «господин сержант»! Поэтому с неё и начнём…

Не успел он договорить, как наказуемый дёрнулся от боли вдоль спины, давя в себе глухой стон. Но не просто устоял на ногах, а даже с места при этом не двинулся. Это напомнило сержанту ещё о чём-то, вызвавшем у него здоровый, оглушительный хохот. И, только отсмеявшись, он дал объяснения:

– Чуть не забыл! Если кто мнит себя великим гипнотизёром, шаманом или чемпионом по художественному пуканью, забудьте об этом, как о мамкиной титьке. Здесь оно вам не только не пригодится, но даже будет значительно вредить здоровью, мешать обучению и отвлекать от полноценного физического развития. А получаемую боль лучше не перенаправлять на своего командира, как только что пытался сделать вот этот дебилоид, а попросту постараться эту боль не заслуживать. Это же так просто, парни! Делайте все, что я вам прикажу, и будет вам счастье! Ну а пока…

И все десять новобранцев ада повалились на пол от ударившей боли «двоечек». Фредди, в отличие от большинства несчастных, впервые прочувствовал удвоенную по сравнению с «единичкой» боль, прокатился по полу, не зная, как от неё избавиться, и даже умудрился прокусить себе щеку стучащими зубами. Но и при этом сумел кое-что рассмотреть. А именно: поведение своего соседа. Тот дёргался меньше всех, а потом, после команды «Встать!», стал подниматься чуть ли не самый первый.

Уже стоя на четвереньках, принц шёпотом спросил у Девятого:

– Разве тебе не больно?

– Больно… – зашептал тот в ответ, почти не раскрывая рта, – но такова наша карма… Поэтому надо расслабиться и терпеть…

«Ну, точно индус! – пронеслось в голове у Фредерика. – Потому и смуглый такой! И худобой больше йога напоминает… Зато у него масса тела меньше… а потому и нервных окончаний – конкретный недостаток…»

Не успел десяток подняться, как экзекуция Пятого продолжилась по обещанной программе. Он пару раз подергался в конвульсиях от индивидуальных «двоечек», а потом его скрутила болью первая «четвёрка». Из глотки вырвался хрип, похожий на собачий скулёж пополам со скрипом несмазанных дверных петель. Длилось подобное наказание полторы минуты. Потом три минуты перерыва, в конце которых наказуемый только попытался чуток со стоном шевельнуться, и сразу же вторая порция. Всё это время остальные девять воинов с ужасом взирали на происходящее, тщились понять, что вокруг происходит, и только краем сознания пытались осмыслить, что опять с менторским пафосом талдычит мерзкий сержант. Разве что уразумели одно: их сейчас, сразу пытаются сломить морально, уничтожить духовный стержень сопротивления и фактически превратить в ничего не думающих рабов.

А лектор, наверное, сопоставил себя с академиком, вещающим с военной кафедры перед многочисленной аудиторией студентов философского толка:

– Воины! Существует великое правило жизни, и оно гласит, что усилие – есть необходимое условие нравственного совершенствования. То есть любая нравственная, моральная победа над своим духом – это результат определённых, порой невероятно тяжких во всех планах усилий. А чтобы достичь наивысших высот, надо совершать подвиги, слагающиеся из пирамиды усилий, – чуть ли не ежедневно! А посему гордитесь! Вам дан уникальный шанс для совершенствования себя как личности, шанс развития в себе харизмы, шанс для возвышения на недосягаемую высоту своего духовного облика и шанс навсегда остаться в истории благодаря своим великим, прогрессорским деяниям! Не упустите этой возможности!

То, что он говорил, никак не соответствовало тому, что творилось раньше, и тому плачевному состоянию, в котором пребывал пускающий слюни Пятый. Наверное, именно по этой причине самый молодой на вид, чуть ли не юный парень возле седьмой коечки, выразил изумление в коротком вопросе:

– А разве я не погиб? – и тут же изогнулся от минимального наказания, а все получили напоминание.

– Седьмой! Говорить я тебе не разрешал, олух царя небесного! И вообще, я вижу, до многих никак не дойдёт вся серьёзность вашего положения. А значит, пора немножко разогнать кровь утренними упражнениями! Нале-во! На выход, бегом, марш! И не пытаемся пройти мимо Пятого! Подхватили его под локотки, помогаем товарищу по команде выйти на утренний, свежий воздух! Живей, живей… цегуни рекаля!

И опять последние два слова показались Фредди смутно знакомыми. Словно они ассоциировались с неким иностранным языком, в котором обозначали нечто препротивное, мерзостное, гадкое и всеми ненавидимое. Но в то же время сразу пришло в голову понимание странного факта: до сих пор он слышал и даже сам задал вопрос на совсем ином языке. Не родном для себя! И не известном ранее вообще! Но всё равно понимаемом на максимально возможном уровне!

«Если предположить, что я на том свете, а точнее говоря в аду, – то всё сходится, – пытался он хоть как-то осмыслить логически происходящее. При этом двигался легкой трусцой, замыкая колонну, передвигающуюся по длинному, плавно изогнутому коридору. – Меня били – я мог погибнуть… да и вопрос этого зелёного Седьмого многое проясняет. Скорей всего, и он погиб… И этот индус, Девятый, булькает что-то о смирении и о карме, значит, быстрей всех догадался, куда мы попали… Вот только что же такое «цегуни рекаля»? Откуда у меня уверенность, что я знаю ответ?..»

Мысленное напряжение, и из глубин иной, наложенной насильно, памяти всплыла мерзкая, с козлиной бородкой харя, с небольшими рожками, торчащими на лбу. Сложно было понять, то ли это цегуни, то ли рекаля, но однозначно и накрепко с этими двумя словами связанное. А по всем понятиям и поверьям, рогатый – это чёрт. Тут же выстроилась понятная ассоциативная цепочка: гибель – ад – издевательства – дьявол – муки вечные.

К моменту рождения данной мысли в голове принца десяток под окрики сержанта вывалился на некое открытое пространство, похожее на длинный двор, огороженный в конце забором с массивными воротами. И уже во дворе было достаточно взглянуть на небо, чтобы окончательно удостовериться: над головой – совсем не небо! И не крыша, и не свод, и не туман с облаками… хотя нечто там точно клубилось, вспыхивало отсветами молний, кипело, взрывалось, горело и плавилось под давлением тьмы.

Предварительный вывод в результате ассоциаций получил визуальное подтверждение. Ад! Ну, или уж точно один из его филиалов! Даже всплыло в памяти такое неприятное слово, как концлагерь.

Замерли все. Даже самостоятельно уже стоящий на ногах Пятый задрал голову. Десять пар глаз тупо пялились в небо, не желая поверить в ужас происходящего. Похоже, мысли у всех двигались по идентичным руслам логики. И почти никто не заметил, как замерший чуть в сторонке мучитель, злобно оскалился и фыркнул, сдерживая громкий смех. Этот момент периферийным зрением Фредди и засек. Сержант словно получал удовольствие, наблюдая за моральным мучением шокированных случившимся мужчин. Специально выждав точно расчётное время, он вновь своим рёвом заставил вздрогнуть весь десяток:

– Солдаты! Чего встали, скоты безмозглые?! Ещё насмотритесь на красоты Полигона! Это я, Эйро Сенато?р, вам обещаю! Команды остановиться не было! Получите! – Словно бичом электрического тока, «единички» вновь взбодрили несчастных грешников ощущением содранной на спине кожи, и десяток со стоном опять перешёл на трусцу. Горлопан со шрамами бежал чуть в стороне, тыкая рукой в сторону открывающихся ворот: – За ними – ваша жизнь! За ними – ваше будущее! Отныне забудьте про всё в прошлом и все силы отдавайте усердию и обучению! И за воротами не вздумайте меня опозорить! Идём сразу на разминочный круг по малой полосе, вряд ли вы для первой утренней зарядки осилите больше…

И как только пересекли условную линию выхода со двора, бедняги вновь вылупили глаза на диковинные виды некоего городка – полосы препятствий. Тем временем громкость ругани и её витиеватость только усилилась:

– Закончили маршировать, ослы беременные! Переходим на бег и показываем первый результат! За мной! Не отставать! Трое последних – постоянно, раз в минуту будут поощряться местными осами! Время пошло!

После ускорения бега его высочество Фредерик Астаахарский вдруг понял, что он недаром угодил в этот ад под последним, десятым номером. Все остальные товарищи по несчастью оказались выше его и однозначно с более длинными ногами. Да ещё и по ранжиру принц очутился в конце строя. Так что не успел он даже поравняться с последней парой коллег, как всех троих словно пропекло чем-то невероятно жгучим ниже спины. Словно в самом деле некая дикая оса ужалила в задницы, и там взорвалась порция всеразъедающего яда. Хотя зрение никого и ничего постороннего не отметило.

Сравнить испытанные ощущения с болью или неприятными чувствами, – это ничего не сказать. Наверное, легче было перенести наказание «троечкой», а то и «четвёрочкой». Хотелось не бежать, а неистово почёсывая ужаленное место, прыгать в высоту без всякого шеста. Но сама мысль, что по истечении минуты подобная экзекуция опять повторится, заставила так ускориться, пусть даже всё с теми же прыжками и с теми же почёсываниями, что троица моментально перестала любоваться красотами диковинного Полигона, резко сократила расстояние до основной группы и пошла на обгон. И всё равно к прилёту следующих «ос» принц оказался только восьмым в десятке. Повторная доза яда, или что там использовали структуры местного ада, показалась даже более болезненной, чем первая. Но зато существенно помогла ускориться, и даже прорваться в общем зачёте примерно на шестое место.

Но тут же Фредди сообразил, что здесь ещё бегут «небитые», которые толком и не поверили в существование каких-то ос, а скорее всего, отнеслись к ним бесшабашно. А значит, и они вскоре добавят в скорости. Так что пришлось подналечь и выйти на почётное четвёртое место. Впереди, чуть ли не в метре за сержантом, двигались сразу одной шеренгой три человека: индус с девятой кровати, здоровяк с шестой и молодой парень, которого, скорей всего, назовут Первый, если судить по его расположению спального места. Кстати, этот тип был единственным, у которого ещё оставалась поросль на голове кроме ресниц и бровей. Его одухотворённое симпатичное лицо, чем-то напоминающее изображение какого-то иностранного, известного в своей стране поэта, обрамляли бакенбарды аристократического вида. Принц облик того деятеля исскуства вспомнил, потому что совсем недавно вместе с женой участвовал в открытии какой-то выставки или конкурса, посвященной поэту.

Из этой троицы Девятый казался самым слабым: он сильно раскраснелся и, несмотря на худобу, интенсивно потел. Но именно тощий вид соседа по казарме на некоторое время отвлёк внимание Десятого: он впервые подумал о том, во что их одели и как точно удалось каждому подобрать нужные размеры. Нигде ничего не давило, не тёрло и не жало. Обувь, пусть и тяжеловатая, сидела на ногах как влитая, и можно было в ней хоть сейчас отправляться в пеший многодневный маршрут средней сложности через горы. Штаны и куртка-рубашка из плотного материала с многочисленными карманами на липучках или молниях – тоже сидели на каждом идеально. И опять помогла логика.

«Если нас могут любой болью пинать и в любое выбранное место, то что им стоило с нас снять электроникой некие параметры, да с той же дьявольской точностью просто наколдовать всё нам необходимое? Натирать нам мозоли, как и просто резать на куски, а уж тем более убивать – никто нас не собирается. Вроде бы… Понять бы ещё самое главное: какого дьявола мы здесь делаем?..»

Под последнее определение попадало столько возможных предположений и фантазий, что думать сразу перехотелось. Тем более что и положение в забеге стало резко меняться. Попытки прорваться в безопасную пятёрку лидеров усилились невероятно. Потирая ужаленные места и рыча сквозь сжатые зубы ругательства, мужчины стали сбиваться в одну плотную кучку. И Эйро Сенато?р это заметил, словно имел глаза на затылке:

– Молодцы! Так держать! – подбодрил он совершенно неожиданно, даже не обернувшись. – Забыл сказать… кто находится в радиусе пяти метров от меня – того осы не трогают!

После чего всё-таки оглянулся, страшно оскалился в ухмылке и… ускорился. Причём сам он не бежал, а просто перемещался без малейших усилий. Подобным образом порхает беззаботный мотылёк, катится мяч с горы или шумит игривый ветер. Не возникало малейших сомнений, что в случае необходимости сержант может вдвое ускориться, а то и втрое.

А вот бегущим за ним следом – пришлось невероятно сложно. К двадцатой минуте бега окончательно спёкся и сам принц Астаахарский. И осы его постоянно не жалили лишь по той причине, что в десятке нашлось ещё шестеро «слабачков», да к ним пару раз прибавился приотставший и довольно вымученный индус. Единственные, кто так и не получил ни одной порции пекущего яда, – Шестой и Первый. У некоторых закрались в душу подозрения, что они если не лучше самого сержанта, то уж ни в чём тому не уступают. Слишком они уверенно двигались, размеренно дышали и совершенно не выказали малейшей усталости, когда десяток опять вбежал во двор, а ворота, ведущие на Полигон, закрылись.

«Вдруг эти двое – в сговоре с мерзким Эйро? – неожиданно пришла в голову к Фредди мысль. – А когда их наказывали, то они явно притворялись…? – и тут же сам себя осадил: – Чего это я? Неужели завидую их выносливости? Э-э-э…? А куда это мы ползём? Может, и в самом деле провели утреннюю разминку и сейчас отправимся на завтрак?..»

Как это было ни странно, но так и оказалось. Правда, войдя в здание без окон, без дверей, поводырь двинулся не по прежнему коридору, а по новому. Там они оказались одновременно на белом участке, словно выложенном подсвеченным пластиком, а глаза успели засечь комбинацию разноцветных вспышек. И тут же понеслись новые наущения:

– Радуйтесь, остолопы! Теперь вам не придётся тратить время на мытье своих рож, на чистку зубов и на стирку униформы. Только что вас и почистили и вымыли. Правда, не надейтесь, что вас лишат удовольствия справлять естественные надобности… Ха-ха! Это уж сами… Да и питаться придётся более чем усиленно… – Все в этот момент ввалились в небольшую столовую с двумя длинными и довольно широкими столами, а также несколькими столиками круглой формы, стоящими на второй половине комнаты. Накрыто было только два из них: длинный справа и круглый в дальнем левом углу. – За стол! Рассаживаться по своим местам, номер каждого на лавке! Меняться местами нельзя! Время завтрака – двадцать минут! И главный совет: постарайтесь наесться впрок.

Все десять человек вроде старались двигать ногами, но те всё равно плохо слушались. При этом насильно мобилизованные солдаты были потрясены не только приятными запахами, но и визуальным изобилием пищи на огромном столе. Поражало в первую очередь количество громоздящейся еды! Ею можно было накормить человек сорок! А уж качество вообще изумляло: не иначе как из лучших ресторанов!

Приборы: вилка, ложка, нож. Стакан, кружка. Смена тарелок. Белоснежная льняная салфетка. Только первых блюд – шесть супниц на столе. Несколько трёхъярусных ваз с фруктами, в том числе ни разу Фредериком не виданными. Ещё больше подобных ваз с выпечкой, от разнообразия которых сразу же текли слюнки. Ну а уж про салаты, заливные блюда и прочие холодные закуски вообще было неуместно упоминать. На завтрак это совсем не походило. Наверное, поэтому одна и та же мысль мелькнула у каждого из десятки: