Видимая невидимая живопись. Книги на картинах

Помещая фривольный роман в сатирическую сцену, Хогарт присоединяется к актуальной в его эпоху полемике о «полезных» и «вредных» книгах. Вслед за многими философами-просветителями и писателями-моралистами он предостерегает о возможном развращающем воздействии литературы. Здесь напрашивается параллель «Будуара графини» с написанной позднее известной картиной «Прерванное чтение» французского художника Пьера-Антуана Бодуэна (1723–1769). Упоминавшаяся философом-просветителем Дени Дидро как наглядная иллюстрация, эта картина представляет очередную даму в будуаре, разнеженную чтением фривольного романа. При этом Дидро полагал, что «непристойная картина, непристойная статуя, быть может, опаснее, чем неприличная книга».

По мнению ряда исследователей, томная мадемуазель предается эротическим грезам под впечатлением от того же Кребийона. Забытые на столе и под столом научные тома проиграли ему с разгромным счетом в борьбе за женскую аудиторию. Хогарт рассказывает типичную историю «искушения книгами», а Бодуэн создает обобщенный образ «жертвы греховной литературы». Притом, заметим, образ сам по себе соблазнительный и весьма двусмысленный. Дамочка не в силах противиться пикантному повествованию и втайне наслаждается щекотливыми описаниями. Современники обоих художников зачастую воспринимали подобные сцены как квазипорнографию и живописную сатиру на развратных богачек.

Пьер-Антуан Бодуэн. Прерванное чтение, ок. 1760, бумага, гуашь

Вернемся к хогартовскому «Модному браку». Дальше там все сколь печально, столь и предсказуемо. Граф застукал жену с любовником в доме свиданий, вызвал любовника на дуэль и был смертельно ранен. В пятом эпизоде цикла Сильвертанг удирает через окно, а неверная супруга запоздало умоляет о прощении. В финальной сцене «Смерть графини» героиня узнает о казни любовника за убийство мужа. На полу подле нее уже не пособие по висту, а предсмертная речь Сильвертанга. Такие листовки с «последним словом и признанием» приговоренных к казни – Last Dying Speech and Confession – распространялись уличными торговцами. На листовке изображено «Тайбернское Древо» или «трехногая кобылка» – виселица для публичных казней, получившая название от лондонского предместья Тайберна и состоявшая из трех соединенных перекладин.

Уильям Хогарт. Смерть графини, резцовая гравюра на меди

Вдова Сквондерфилд понимает, что ее беззаботное существование закончено, а репутация безнадежно испорчена. Леди принимает лауданум (настойку опиума) и умирает в окружении горюющих родственников. Символическое замещение карточного руководства последним словом осужденного – демонстрация художником причинно-следственной связи порока с наказанием.

Смерть графини (деталь)

Что в итоге? История мезальянса и падения династии с трагическим финалом в шести картинах и «трех томах». Книги тут не просто живописные детали, но развернутые метафоры, внутренние цитаты, символические указатели. Ключи к расшифровке «кода Хогарта».

II

Книга как важный элемент иконографии присутствует и во множестве других работ Уильяма Хогарта. Еще за двадцать лет до «Модного брака» он создает сатирическую гравюру «Маскарады и оперы», известную также под названием «Дурной вкус города» и высмеивающую слепое подражание иностранной культуре, вульгарные увеселения, дурновкусие в искусстве. В то время как малосведущая публика бьется в экстазе восторга от грубых зрелищ, подлинные шедевры – представленные томами Уильяма Шекспира, Бена Джонсона, Томаса Отуэя, Джозефа Аддисона, Джона Драйдена, Уильяма Конгрива – сваливаются в тачку и отправляются к старьевщику.

Столпы драматургии дискредитированы и обесчещены. Грустное впечатление усилено преувеличенно крупными названиями книг и превращенным в транспарант выкриком торговки: «Макулатура для магазинов». Нарочито размещенный на переднем плане, этот фрагмент выражает горечь и негодование художника, объявившего войну аристократам-всезнайкам. Его бесило заимствованное из французского новомодное слово конессёр (connoisseur), которое означало великосветского знатока и ценителя искусств.

Уильям Хогарт. Маскарады и оперы, 1723, резцовая гравюра на меди

Витийствующих конессеров, самостоятельно не создавших ни одного произведения, Хогарт считал самоуверенными дилетантами, ратуя за профессионализм суждений. Не лучшие образчики искусства активно насаждались графом Ричардом Бойлем на пару с живописцем Уильямом Кентом, чье изваяние Хогарт изобразил нагло возвышающимся над статуями Рафаэля и Микеланджело на портике Академии искусств. Согласно другой версии, эта гравюра – язвительная шпилька королю, пригласившему Кента для росписи Кенсингтонского замка вместо Джеймса Торнхилла, учителя Хогарта.

Продолжая тему любовных отношений и пародируя французскую галантную живопись, Хогарт выпускает парные гравюры «До» и «После». В первой сцене дама притворно противится страстному натиску кавалера. Вторая сцена представляет ту же даму в смятении, униженно обращенной к усталому возлюбленному, спешно натягивающему панталоны.

Уильям Хогарт. До…, 1736, гравюра на меди

Уильям Хогарт. …После, 1736, гравюра на меди

До соблазнения на туалетном столике лежит книга с надписью «Рочестер» на обрезе. Имеется в виду выдающийся английский поэт Джон Уилмот, второй граф Рочестер (1647–1680), снискавший скандальную славу своей непристойной, но блистательной лирикой. Эталон кутежа и распутства, утонченный либертин, которому был высочайше пожалован титул Джентльмен Спальни, – ну кому еще, как не Рочестеру, присутствовать в будуаре, да еще в такой пикантный момент?

Хогарт использует лаконичный и притом тонкий художественный прием, не давая книге названия. Книга здесь не деталь, но персонаж – персонификация своего автора, незримо – но, надо думать, с явным удовольствием! – наблюдающего за развратом. В финале любовных утех возле опрокинутого столика и разбитого зеркала появляется трактат Аристотеля, на странице которого написано по-латыни: «Каждое животное после совокупления печально». Как в «Модном браке», томик размещен аккурат под ногами пресыщенного кавалера, акцентируя морализаторский пафос.

Любопытно, что в исходной, масляной версии того же сюжета 1731 года книжная интрига куда проще и прозрачнее. В эпизоде соблазнения из выдвинутого ящичка туалетного столика, словно по иронии судьбы, выглядывает руководство о правилах ухаживания. Это и пародия на дамские читательские вкусы, и назидательное указание на несоответствие книжного мира реальному. В эпизоде расставания книги вовсе отсутствуют, лишь песик дремлет на разбитом зеркале – все понятно и без книг…

III

Книга использовалась Хогартом и как выразительная портретная деталь. Яркий пример – сатирический портрет скандально известного декадента, основателя клуба сатанистов Френсиса Дэшвуда. Представленный в облике святого Франциска, вместо Библии он изучает эротический трактат французского историка и писателя Николя Шорье «Изящные латинские диалоги» (1757). Под благопристойным названием скрывалась грандиозная энциклопедия сексуальных практик XVII столетия. В соседстве с обнаженной женской фигуркой эта книга содержит целый букет аллюзий.

Уильям Хогарт. Френсис Дэшвуд, ок. 1764, холст, масло

Натаниэл Данс-Холланд. Френсис Дэшвуд, 1776, холст, масло

Прежде всего это весьма недвусмысленный намек на порочные увлечения и непристойные занятия портретируемого. В более тонком подтексте – ассоциация с собранной Дэшвудом обширной библиотекой порнографии и черной магии. И наконец, образная проекция: Френсис Дэшвуд – оживший персонаж скабрезных произведений Николя Шорье. Немудрено, что ходили слухи, будто и сам Хогарт был принят в сатанинский клуб – в знак признательности за столь изысканный и многослойный образ его основателя.

Репродукцией этого портрета оформлена обложка книги Джеффри Эша «Клубы адского огня: история антиморали» (2000), красноречиво отражая ее эпатажное содержание. Сравним Дэшвуда в исполнении Хогарта с его же портретом кисти другого англичанина, Натаниэла Данс-Холланда (1735–1811). Визуальное сходство очевидно, но сколь разнятся детали. Сэр Френсис здесь тоже с книгой напоказ, но явно благочестивой, с какой впору позировать живописцу. Меняем книгу – и вместо макабрического типа получаем благопристойного господина, ведущего члена парламента от партии тори. Какое милое лицемерие!

IV

Книжные образы эксплуатируются Хогартом и в работах, посвященных низшим сословиям. Так, на гравюре, открывающей дидактическую серию «Трудолюбие и праздность», с помощью книги воплощены те же принцип парности и прием контраста. Идея этого цикла незатейлива: усердие и прилежание справедливо вознаграждаются, а леность влечет всевозможные бедствия. Столь же прост и сюжет: рассказ о двух подмастерьях – работяге Френсисе и лоботрясе Томе. Первый вкалывает от зари до зари и становится лорд-мэром Лондона – второй деградирует в преступника и заканчивает жизнь на эшафоте в Тайберне, упомянутом в «Модном браке».

Наплевательское отношение Тома к работе красноречиво демонстрируют прикрепленная к станку над его головой страница из знаменитого плутовского романа Даниеля Дефо «Радости и горести знаменитой Молль Флендерс» (1722) и валяющееся под ногами изодранное «Руководство подмастерья». Тогда как Френсис всерьез занят делом, добросовестно трудится – и его экземпляр «Руководства подмастерья» в полном порядке. По Хогарту, отношение к книге – зеркало отношения к жизни.

Уильям Хогарт. Подмастерья на ткацкой фабрике, 1747, резцовая гравюра на меди, офорт

Уильям Хогарт. Совершенная жестокость (деталь)

В другой графической притче, «Четыре стадии жестокости», описана бесславная судьба жестокого мерзавца Тома Нерона. В детстве он истязает собаку острой стрелой, в юности насмерть забивает лошадь, затем принимается за людей. Однажды Том подстрекает беременную любовницу Энн Гилл на грабеж ее хозяйки, а затем хладнокровно убивает Энн.

Рядом с сундучком девушки разбросаны украденные вещи. Среди них особо примечательны молитвенник и книга, раскрытая на словах: «Бог мстит за убийство». Причем текст размещен горизонтально, как в современных изданиях формата флипбэк, что придает ему сходство с агитационным плакатом. На грозное предупреждение о высшей мести указывает почти оторванный женский палец – дабы зритель непременно обратил внимание на поучительную деталь. Той же цели усиления устрашающего эффекта служит увеличенное изображение книги в последующих оттисках гравюры по сравнению с исходным вариантом.

Уильям Хогарт. Совершенная жестокость, 1751, ксилография

Встревоженный дикарским поведением черни и разгулом преступности на улицах Лондона, Хогарт нуждался в крепко запоминающемся образе, которым и стала очередная вымышленная книга. Функция ее двоякая: для простолюдинов – прямолинейно воспитательная, для аристократической публики – аллюзивно символическая. Текст на книжном развороте встраивается в ряд ассоциативных перекличек с фамилией персонажа Нерон (античная идея мести), мучением грешника в сцене «Искушений святого Антония» (пытка стрелой) и композицией картины Антониса ван Дейка «Арест Христа».

Уильям Хогарт. Пивная улица, 1751, гравюра на меди

Уильям Хогарт. Пивная улица (деталь)

Почти одновременно с циклом о жестокости Хогарт выпускает парные гравюры «Пивная улица» и «Переулок джина», иллюстрирующие достоинства употребления английского пива и зло от употребления дешевого джина в разгар достопамятной лондонской джиномании. Довольные жизнью и пышущие здоровьем рабочие с Пивной улицы наслаждаются простыми радостями, веселятся, флиртуют – в разительном контрасте с обитателями Переулка джина, прозябающими в нищете и страдающими от болезней.

Социальная сатира не помешала Хогарту попутно изложить и свои эстетические претензии. Справа внизу на «Пивной улице» стоит корзина со связкой книг, предназначенных для утилизации. Здесь перемешаны реально существующие и выдуманные работы Джорджа Тернбулла «О древней живописи», «О королевских обществах» и «Современные трагедии», а также эссе Уильяма Лаудера о том, как Мильтон в «Потерянном рае» использовал чужие тексты и подражал современникам. Последнее выводило Мильтона плагиатором и было мистификацией. Как полагал Хогарт, все эти примеры, реальные и воображаемые, обнажали актуальные взаимосвязи между искусством и политикой.

V

Созданная незадолго до смерти самая последняя работа Уильяма Хогарта «Конец вещей» (авторское название «Низменное, или Падение возвышенного») исполнена глубочайшего скептицизма. На дальнем плане мы видим символические образы упадка и умирания: разрушенная хижина, засохшие деревья, тонущий корабль, виселица с телом, издыхающие кони на колеснице Аполлона (аллюзия на картину Николя Пуссена «Царство Флоры»), развалины башни с часами без стрелки, отправленной в бессрочный отпуск… В центре композиции – аллегорическая крылатая фигура Времени. Его песочные часы разбиты, курительная трубка сломана, из рук выпадает свиток с завещанием, согласно которому душеприказчиком Времени назначается Хаос. В облако табачного дыма крупно вписано латинское слово «Конец!». На земле валяются расколотый колокол, треснувшая палитра, разорванный пустой кошелек и объявление о банкротстве Натуры.

Уильям Хогарт. Конец вещей, 1764, гравюра на меди

Картина сия была последним произведением творческой кисти Гогарта. Дописав ее, он вдруг почувствовал в душе какое-то пророческое исступление, схватил опять оставленную кисть, изобразил на картине палитру свою и написал решительное слово Finis. «Все кончено!» – воскликнул он и навсегда перестал трудиться, не назначив, однако, по себе преемника: он умер спустя один месяц по окончании этой картины…

    Георг Кристоф Лихтенберг «Конец вещей, изъяснение карикатуры Гогартовой», 1808

Гравюра имеет как злободневный, так и вневременной смысл. Согласно авторскому комментарию, художник показал «способ опозорить самые серьезные предметы во многих знаменитых старых картинах, вводя в них низкие, абсурдные, непристойные обстоятельства». Тем самым Хогарт с присущей ему категоричностью признал напрасной свою смелую попытку создать независимую английскую школу живописи. Ну а ключом к пониманию глобального замысла этой работы вновь становится книга – последняя нарисованная Хогартом книга! – комедия, открытая на последней странице с финальными словами на латыни: «Все уходят» – указанием всем актерам покинуть сцену. Исчерпывающий эталонный образ смерти. Автор не указан, так что книга здесь представляет универсальную Комедию человеческих нравов.

Уильям Хогарт. Конец вещей (деталь)

VI

Книги у Хогарта очень словоохотливы – им всегда есть что поведать взыскательному зрителю. В жизни они служили верными друзьями, а в творчестве – действующими лицами комедии нравов, подневольными слугами сатиры, суровыми судьями в вечной погоне за правдой. Реальные и вымышленные, всемирно известные и мало знакомые широкому читателю книги сделались «общим местом» и для последователей английского мастера.

Элегантным кивком или даже церемонным поклоном Хогарту можно считать работу менее известного его соотечественника Джона Коллетта (1725–1780) «Расстройство брака» – заключительную сцену четырехчастной масляной серии «Современная любовь» (1765). Продолжая бесконечную комедию нравов, Коллетт представил очередную семейную драму разврата и обмана. Книги – здесь их целых четыре – разыгрывают театральное представление на картине, являя отдельное моралите внутри общего сюжета, в котором низость комично сочетается с нелепостью.

Охладевшие друг к другу супруги сидят в гостиной по разные стороны камина. Мать семейства выглядит озлобленной и нездоровой. Рядом с пузырьками лекарств лежит небольшая книжка с надписью, которую можно перевести примерно так: «Непостоянство. Стихотворение. Вечная любовь. Не позволяй никому клясться». Это красноречивое пояснение происходящего сочетается с расстроенной гитарой на переднем плане и висящей на стене репродукцией картины Луки Джордано «Купидон покидает Психею».

Джон Коллетт. Расстройство брака, 1765, раскрашенная гравюра с картины маслом на холсте