Нелюдь

Темноволосый коммодор поднял руку, и Аристарх Фор, только что собиравшийся поговорить о новых ракетных сенсорах, реагировавших на смену вертикальной составляющей гравитационного поля под корпусом цели, замер.

– Я умею читать, – сказал темноволосый.

– А… э…

«Зачем я заговорил на языке людей? – вдруг пробежало молнией по спине, – надо было вызвать переводчика. Тогда любые неточности и ошибки можно было б списать на плохой перевод». Но вызывать переводчика было поздно.

– В ходе борьбы с превосходящими силами противника принц Севир отдал приказ покинуть корабль, – сказал Аристарх, – дрейфующий дредноут был найден четыре года назад благодаря усилиям молодежного движения «севиры», которое ставит своей целью розыск и сохранение всех памятников великой войны за выживание человечества. Он был в ужасающем состоянии. Семнадцать отсеков корабля отсутствовали. Принудительно отстреленный компенсатор взорвался в ста метрах от корпуса корабля, причинив почти необратимые повреждения гравитонике, системы вооружений повреждены на восемьдесят процентов. Однако гравиколлайдер был в хорошем состоянии, семьдесят процентов генерирующих элементов давали достаточную энергию для разгона и прыжка. Корабль был приведен сюда, на «Объединенные верфи», и с тех пор наши инженеры и техники проделали титаническую работу по ремонту и перевооружению корабля.

– Пять на десять в девятой эргталеров, – сказал темноволосый коммодор, – из них два на десять в девятой – за последние полгода. Работы полагалось закончить полтора года назад.

– Да, – кивнул Аристарх, – но три года назад было принято решение установить на корабле тактические ракеты класса «Каскад» с гипербоеголовкой «Борей», с дальностью локального скачка в тридцать метров, и полезной нагрузкой до тысячи двухсот килограмм. Нам пришлось переделать сорок две шахты. А еще через полтора года вместо «Борея» решили ставить новый «Борей-М», и это снова потребовало переделки корпуса. Нам пришлось резать пятьсотсорокамиллиметровый арморпласт с псевдоинтеллектуальным противолазерным покрытием.

Темноволосый коммодор глядел на сведенные когти барра. Аристарх вспомнил, что на космофлоте читают отдельный курс по психосоматике чужих. Может быть, этот проклятый коммодор был отличником.

– Давайте посмотрим, – сказал коммодор.

– Конечно. Вот документация.

И Аристарх вежливо протянул коммодору белый немаркированный чип.

Коммодор вставил чип в торцовый разъем. «Эдем» погас. Вместо него на плоской поверхности стола загорелся логотип Высокого банка Локры. Сухая веревочка букв предложила владельцу чипа ввести произвольно выбранный код для последующей индентификации, а также произвольную сумму денег, которую он желает перевести на свой счет.

Глаза коммодора текли по строчкам. Аристарх затаил дыхание.

– Я должен осмотреть корабль, – и коммодор вырвал чип из стола.

Двери кабинета беззвучно разошлись в стороны, и исполнительный директор «Объединенных космических верфей» обнаружил, что за ними стоят уже не трое, а девятеро. Металлические сферы шлемов были наглухо закрыты, тяжелая броня активирована, не позволяя определить, люди это были или модификаты.

Почему-то штурмового отряда Аристарх уже не испугался. Может быть, потому, что металлические сферы скрывали клювы людей.

* * *

Вторая группа захвата стояла возле стационарного шлюза в секторе АС-23-В. Восьмеро в активированной броне держали под прицелом небольшую гражданскую охрану верфей, и заместитель Аристарха, непосредственно отвечавший за ремонт «Эдема», радостно было рванулся к барру.

Заметил сопровождающих, махнул рукой и сник.

Сквозь бронестекло шлюза был виден уходящий к звездам корпус «Эдема». Корабль был так велик, что из иллюминатора бока его казались плоскими; так океан кажется плоским тому, кто стоит на берегу. Поверхность корабля была вся в кучках и рытвинах, как это обыкновенно бывает с наномолекулярной броней после близкого термоядерного взрыва. Даже если сегмент брони не уничтожен, излучение повреждает псевдоинтеллектуальные связи молекул, и вместо того, чтобы растечься ровной «сборкой», они собираются в узлы и кусты, скручиваются коралловыми зарослями.

Темноволосый коммодор обнажил в улыбке зубы, белые, как перья молодого барра, и сказал:

– Будем надеяться, что ваши «Бореи» лучше вашей брони.

Аристарх ничего ему не возразил. Бессмысленно возражать, если у тебя нет клюва.

Осмотр корабля занял около двух часов. Собственно, это было занятие вполне бесполезное. Состояние «Эдема» мог заподозрить любой, кто видел броню; всякие сомнения исчезали на капитанском мостике. Огромный дрендоут в девятьсот тысяч тонн массы покоя пребывал в совершенно том же виде, что и пять лет назад, когда поврежденный «Эдем» выудили из звездного сора в секторе Весы. Разгерметизированные отсеки, разорванные жилы трубопроводов; семь палуб, вскрытых одна за другой, аккуратно, как кесаревым сечением, при аварийном отстреле гравикомпенсатора.

Четыре года и пять миллиардов на реконструкцию третьего по величине линейного корабля империи испарились бесследно.

Аристарх всегда знал, что это случится. Но он не мог предать президента компании. Он даже подозревал, что его взяли на работу именно потому, что барры всегда верны старшему.

В Гнезде это проблемы не вызывало. Так уж был устроен мир. Поздний был верен Раннему, Ранний – тому, кто был еше Раньше, тот, кто еще Раньше – тому, кто был еше Раньше, и так как каждый нижестоящий член Гнезда никогда не мог предать вышестоящего, в обществе царила полная гармония.

Проблемы начинались, если барр работал с людьми. Барр, – разумеется, если лишить его клюва и яда, – никогда не мог предать своего начальника-человека. Но это, увы, не означало, что начальник-человек не будет предателем.

Через два часа Аристарх, вслед за темноволосым коммодором, вернулся в капитанскую рубку. Здесь, в этой части корабля, чувствовалось слабое тяготение, – дредноут входил в искусственное гравитационное поле станции. На пульте горели россыпи огоньков, и несколько явившихся с коммодором офицеров Синего Флота деловито пощелкивали кнопками.

Вооруженная охрана была тут же. Трое техников стояли лицом к стене, расставив ноги на ширину плеч и положив руки на стену.

Коммодор достал чип, который дал ему Аристарх, сунул его в терминал и пробежал пальцами по клавиатуре, набирая необходимые коды. Потом вырвал чип и сунул его в карман. От эдакой наглости у Аристарха аж встопорщились перья.

– Ну что, евнух, – спросил темноволосый, – это корыто хотя бы летает?

– Я не евнух, – сказал Аристарх, – я могу иметь потомство.

Взгляд темноволосого неторопливо пропутешествовал по чужаку, снизу вверх, задержавшись на спиленном клюве и наманикюренных когтеперьях. Кончики губ человека поползли вверх, открывая белые великолепные зубы, и Аристарх понял, что он сейчас отпустит какую-нибудь грязную шутку насчет шансов на то, что какая-нибудь баррийская самка создаст семью с самцом со спиленным клювом. Аристарх был по крайней мере на метр выше человека. Он мог бы рассечь его одним движением режущего крыла, как гравитационный кильватер крейсера рассекает пополам зазевавшийся челнок. Но почему-то Аристарху казалось, что человек глядит на него сверху вниз.

– Запусти ускоритель, Кари, – сказал коммодор.

И повернулся к Аристарху:

– Предупреди диспетчеров. Пусть очистят коридор.

Строго говоря, проверять работу ускорителя не было никакой необходимости. Ускоритель в общем-то не мог испортиться. Трудно испортиться чему-то, чей главный рабочий орган – ничто. Но Аристарх был так перепуган, что и не вздумал протестовать. Он молча набрал коды и четко, по-военному, отдал распоряжения.

Он жалел только о том, что главная энергетическая установка действительно была в порядке, и потерявший фазу ускоритель не мог разнести корабль на куски.

Темноволосый сам сел в пилотское кресло. Корабль ощутимо дрогнул, сила тяжести прыгнула вверх, и тросовые генераторы станции оттолкнули от себя почти трехкилометровое веретено. Нос и корму дредноута окутало белым свечением, – это энергия стекала с гравитационной линзы, узкой еще и маленькой, не выходящей за пределы корабля больше чем на двести метров.

Коммодор был поистине опытным пилотом: груда металлолома с массой покоя в девятьсот тысяч тонн скользила по линзе мягко, словно космическая яхта.

Аристарх молча сел в одной из пилотских кресел, обхватив наманикюренные коготки брюшными жгутами. Он чувствовал себя ничуть не лучше тех шести тысяч обреченных, которые десять лет назад, под грохот лопающихся переборок и вой радиационных детекторов, пытались покинуть корабль.

«Превосходящие силы противника!»

Самой главной, постыдно скрываемой тайной «Эдема» было то, что корабль уничтожили люди. Горстка отщепенцев и ренегатов, воевавших в войне человечества и харитов на другой биологической стороне, – стороне столь чудовищной, что противостояние ей сплотило все расы галактики вокруг императора людей.

Именно корабли людей, живших на Харите, атаковали на орбите Флот Освобождения. Лишенные памяти, превращенные в ходячие куклы, несчастные поселенцы Харита с промытыми мозгами без тени колебаний сражались против тех, кто пришел принести им свободу, и именно самоубийственная атака крошечного корвета под командованием самоубийцы по имени Эйрик ван Эрлик повлекла за собой необратимую цепь событий, кончившуюся гибелью «Эдема».

И именно корвет ван Эрлика потом устроил чудовищную бойню, расстреливая тех, кто успел выбраться в космос в маленьких, лишенных двигателей и оружия, спасательных ботах. Из двух тысяч восьмисот человек, успевших сесть в боты, спаслись двести семнадцать.

Каждый раз, когда Аристарх думал о том, что глава «Объединенных верфей» предает императора людей, он вспоминал про Эйрика ван Эрлика, который предал все человечество.

Люди – ужасные создания.

Горошина Аркуссы висела в левом углу. Красная звездочка в центре экрана мигнула и сменилась синим. Корабль вышел из зоны гравитационной дифракции.

– Подготовка к прыжку, – сказал темноволосый коммодор.