Святы и прокляты

– Вы знаете что-нибудь сеньор о принцессе Анне Комнине? – забросил еще один крючок Рудольфио. – Писавшей летописи? Если это правда… Там, где я родился, детей специально называют именем его знаменитого предка, чтобы передать новорожденному часть талантов и доблестей умершего.

– Девочку зовут Анна? – Его сиятельство поднял кустистые брови. – Что же, не объест нас эта пигалица надо думать… Надеюсь два наших гостя, которых ты привез до этого, не обидят ее. Во всяком случае, тебе придется остаться, и проследить, чтобы все четверо вели себя благоразумно и в конце концов выполнили то, зачем их сюда доставили… Казначей заплатит тебе за уже проделанное, но прежде чем стать моим личным телохранителем, тебе придется завершить начатое, а именно, днем и ночью следить за нашими гостями. Я не хочу, чтобы они сбежали, передрались, попытались изнасиловать детей или наложили на себя руки. Стены этого замка и без того помнят столько убийств… ступени и полы впитали в себя такое количество крови… В общем, я хочу, чтобы наши гости выполнили возложенное на них поручение и ты бы им в этом помог.

– Сеньор, я узнал тех двоих, которых привез в замок раньше, – Рудольфио переминался с ноги на ногу. – Это старые пьяницы: кривой трубадур, который не может играть на своем инструменте из-за того, что лишился правой руки, а денег на наем музыкантов у него отродясь не было, и пьяница знаменитый тем, что однажды пропил собственные портки, из-за чего не смог покинуть трактира, не будучи в концы опозоренным. Слышал, что в былые времена, он якобы служил оруженосцем императора Фридриха, но, скорее всего, это сказки. Я знал нескольких оруженосцев Фридриха, и ни на одного из них этот пропойца не похож.

– В твоей новой работе тебе поможет уже то, что ты лично знавал людей Гогенштауфена. Впрочем, не будем заставлять наших гостей ждать. – Спрут кивнул охраннику и, любезно улыбнувшись Рудольфио, жестом пригласил его присоединиться.

Они спустились по полутемной лестнице, освещенной лишь светом узкого окна, прошли по коридору, слушая эхо собственных шагов, и оказались возле дверей, охраняемых немедленно вскочившей и вытянувшийся во фрунт стражей.

Двери бесшумно распахнулись, и Рудольфио вслед за хозяином замка вошел в просторный, увешенный гобеленами зал, посередине которого возвышался длинный каменный стол. Около стола вразнобой стояло несколько кресел, в одном из которых сидел длинноволосый калека, другое – как раз напротив входа – облюбовал для себя человек, называющий себя оруженосцем короля. У окна на полу притулились испуганные брат с сестрой.

– Я приказал вас накормить? – Граф оглядел зал, и охранник поставил для него одно из кресел, после чего стряхнул с другого кресла оруженосца, отвесив тому легкий подзатыльник.

– Нас кормят как на убой, ваша милость, – ответствовал за всех оруженосец. – Однако мы теряемся в догадках: на кой черт? Да еще меня в такой спешке буквально стащили с жирной трактирщицы «Золотого сокола», где я…

– Я надеюсь, вас тоже пригласили к столу? – игнорируя вопросы, его сиятельство царственным жестом поманил к себе детей.

Те послушно подошли.

– Да, благодарим вас. Нас покормили, – ответил за обоих Константин.

– Ну и славно. А теперь к делу. Замок, где вы сейчас находитесь, называется «Грех» – грех, из которого вы можете выйти либо богатыми, либо мертвыми. Иными словами, я даю вам задание, выполнив которое, вы покинете меня с кошельками полными золота, либо, если откажетесь работать или попытаетесь сбежать – в холщовом мешке, в котором мы обычно вывозим отсюда трупы. Мне кажется, выбор очевиден. Что же до стражи… До сих пор у нас не было ни одного случая побега.

Теперь о том, что вам придется делать. Когда-то я имел честь служить и знать лично императора Фридриха II, чье славное имя в настоящее время усиленно пытаются втоптать в грязь…

При упоминании о покойном императоре старый оруженосец едва ли не подскочил на месте, а калека вцепился единственной рукой в свои давно не чесанные патлы. Константин застыл, открыв рот, а Анна засияла точно хорошо начищенный щит.

– Об императоре Фридрихе говорят, как о порождении самой тьмы, сыне дьявола. Его отлучали от церкви, называли трусом, не ценящим благородное искусство боя, но Фридрих Гогенштауфен никогда не был таковым, как о нем теперь принято рассказывать. В общем, я собрал в этом зале бывшего и, полагаю, самого первого, оруженосца императора – Вольфганга Франца. Да, оруженосец знал его еще королем Сицилии… И трубадура Вальтера фон дер Фогельвейде – сына другого Вальтера фон дер Фогельвейде – писавшего в былые времена песни во славу Фридриха… Я так понимаю, вы, трубадур, тот самый мальчик, которого я неоднократно видел вместе с менестрелем Фогельвейде, сопровождающим армию крестоносцев в 1228 году до Тироля? После чего вы с отцом вернулись в пожалованное вам Фридрихом имение, что недалеко от Вюрцбурга…

– Если быть точным, отец вернулся туда один, а я остался с крестоносцами, чтобы петь им и запоминать все, что покажется мне достойным пера. Отец хотел покоя в подаренном ему лене. Я же решил, что в Святой земле просто необходим Вальтер фон дер Фогельвейде. И кому какая разница, будет это отец или сын?

Гансало Манупелло благодарно кивнул трубадуру и продолжил:

– Хотелось, конечно, привезти швабского летописца сеньора Бурхарда фон Уршперга, так же лично знакомого с императором и имеющего опыт подобной работы, но… к величайшему сожалению, наш слуга сумел доставить сюда только его детей. Впрочем… как мне доложили, оба они смогут терпеливо записывать за вами, господа, все, что вы посчитаете нужным поведать.

Кроме того, у меня хранится несколько списков с документов и писем, которые я с удовольствием предоставлю вам. Мне интересно, чтобы вы рассказали о Фридрихе все, что о нем знаете, по порядку, начиная с его благородных родителей, и так, постепенно год за годом… Не исключаю также, что в этой истории появятся пробелы, так как находиться рядом с сильными мира сего и знать об их планах – не одно и то же. Но, я уже сказал, что буду способствовать вашему труду по мере своих скромных возможностей. Не пытайтесь угадать мои желания и вкус, обелить или очернить того или иного участника далеких событий, пишите как есть, как знаете, а я учту вашу откровенность.

Константин и Анна фон Уршперг будут записывать все, что пожелаете рассказать вы оба, после чего историю следует как бы облагородить, – он выразительно посмотрел в сторону трубадура. – Я лично каждодневно буду прочитывать ваш труд и удалять или просить переписать неудачные места, – он слабо улыбнулся. – Я не спрашиваю, господа, хотите ли вы заниматься этим великим делом, умеете ли писать летописи… Кстати, выгляните на досуге в окно – сухой ров, с такой высоты можно костей не собрать… М-да…

– Да, чуть не забыл, – он лениво поднялся, улыбаясь каким-то своим мыслям. – Если мне доложат, что вместо работы вы тут лодыря гоняете, если я увижу, что летопись не двигается, вас перестанут кормить. Вы, безусловно, можете ругать меня последними словами, но мой вам совет: если желаете пользоваться моим гостеприимством, то приступайте к работе.

Счастливо оставаться, господа, и не вздумайте обижать этих славных детей! Вряд ли без них вам удастся записать свои воспоминания…

Глава 5. Летопись

– С чего начать?.. Вот ведь незадача, все умные слова подевались куда-то, – Вальтер фон дер Фогельвейде взъерошил свои темные, висящие сосульками волосы, удивленно переводя взгляд с Анны на Константина, словно видел их впервые. – Я был юн и неопытен, когда отец приказал мне служить дьяволу.

При упоминании имени нечистого Анна вскочила с места, но Вальтер удержал ее за длинный рукав. Константин застыл с открытым ртом, словно превратился в соляной столб.

– Дьяволом прозвали нашего господина, да. Как его только не честили, как не оскорбляли! И его милость, и его матушку – незабвенную королеву Констанцию[13 - Констанция (1154–1198) – дочь Рожера II, короля Сицилии, из династии Отвилей. Жена императора Генриха VI Гогенштауфена. Мать императора Фридриха II. В качестве жены Генриха VI – королева Италии с 1186 года, королева Германии с 1190 года, императрица Священной Римской империи с 1191 года. Королева Сицилийского королевства с 1194 года.]. А все отчего, я вас спрашиваю? Говорят же: не быть дыму без огня… А вот оттого, что покойница зачала Фридриха, когда ей было за сорок. И все время, пока она ходила с пузом, только ленивый над ней не потешался. Смеялись: мол, подушку под платьем носит. Что никакого наследника в таком возрасте родить невозможно. Как будто бы крестьянки поздно не рожают! Но то крестьянки – материя грубая. А чтобы благородная донна? Чтобы королева? Такого, мол, еще не бывало.

– Но ведь супруга Авраама Сара родила, будучи старухой? – перебила рассказчика Анна.

– Сара не была королевой, – немедленно парировал оруженосец. – Понятное дело, королеве обидно такое слышать. Она исполняет свой долг перед мужем, перед державой. Да нет, не то чтобы обидно – плевала она с высокой башни на то, что о ней говорят на рыбном рынке. А только народ подозрительное пузо видит и знай судачит, что, мол, бездетные король с королевой великий обман удумали: как срок этой облыжной беременности выйдет, так через тайный ход принесут доверенные слуги здоровенького младенчика, и его тут же нарекут наследным принцем.

Понимая, что иного выхода нет, и желая навсегда прекратить наветы, Констанция велела установить на рыночной площади города Джези шатер, где в положенный срок и разрешилась от бремени, практически на глазах у своего народа. В шатер было разрешено впустить всех замужних женщин города, пожелавших самолично узреть появление наследника престола. Так и шли они через весь город, с маслеными фонарями в руках – словно на странное богослужение.

В общем, благополучно разродилась королева. После чего, покормив младенца грудью и объявив, что имя принца Рожер Константин, со всей полагающейся ей торжественностью, Ее Величество отбыла во дворец, позволив свидетельницам разнести сию благую весть хоть по всему городу, хоть по всей стране, хоть по всему земному кругу.

– Какой еще Рожер Константин? – привстал Вольфганг Франц.

– Это первое имя нашего короля, – Вальтер обвел собравшихся горделивым взглядом и, обратившись на притихших, забывших свои перья и чернильницы ребят, сурово сдвинул брови. – Я что, два раза все это должен повторить? Пишите, что слышите! После разберемся, что оставить, а что, от греха, вымарать… Фридрих – семейное имя Штауфенов, вот отец его и переименовал Рожера в Фридриха, а затем «Рожер» куда-то «потерялся». М-да…

Констанция – странная мать. Родила сына при всем честном народе, чем доказала его несомненную подлинность. Но на этом ее забота о чаде, единственном сыне и наследнике, похоже, и завершилась. Почти сразу принц был отдан на руки мамкам-нянькам, а после и вовсе увезен куда подальше. Так что затихшие было слухи расцвели вновь буйным цветом: «Он не сын императора, он сын палача. Его подкинули, а наш принц мертв»… Случается, вероломный отец забирает дитя и единственную отраду у матери, но чтобы мать сама…

Не могу сказать точно, так как не имел возможности служить ему, будучи сам еще не рождённым, но, скорее всего, с самого начала маленький Фридрих жил в замке Сполетанского герцога и ставленника императора Генриха VI[14 - Генрих VI Гогенштауфен (1165–1197) – король Германии (1169–1197), император Священной Римской империи (1191–1197) и король Сицилии (1194–1197). Сын императора Фридриха I Барбароссы и Беатрис I Бургундской.] – отца нашего Фридриха – в Фолиньяно, на попечение герцогини Сполето, происходившей из швабской дворянской семьи.

– А есть ли в Фолиньяно замок? – Вольготно развалившись на скамье, поинтересовался Вольфганг Франц. – Что-то я сомневаюсь, чтобы там мог быть замок.

– А ты сходи и посмотри. Откуда мне знать? Замок там был. Дворец или просто просторный дом… В Ассизи есть, и в Палермо, и в…

– Продолжайте, сеньор фон дер Фогельвейде, не обращайте внимания, – Константин обмакнул перо в чернильницу.

– Фридриху было три года, когда его король-отец посреди жаркого лета в Мессине, по дороге в земли неверных, умудрился простудиться.

– Простудиться летом? – подняла красивые брови Анна.

– Ну да, бывает и такое. Блестящий рыцарь, милостью Божьей король, пожелал испить студеной ключевой водицы… Ничтожнейшая малость, а в результате – лихорадка и нелепейшая смерть в тридцать два года. Не успел он сделать ничегошеньки и оставил на троне Сицилии вдову с трехлетним сыном…

Сообщить печальную новость племяннику, а заодно и доставить его в Германию, взялся младший брат императора Филипп Швабский[15 - Филипп Швабский (1177–1208) – епископ Вюрцбурга (1190–1191), маркграф Тосканы (1195–1197), герцог Швабии (1196–1208), король Германии (1198–1208), младший сын императора Священной Римской империи Фридриха I Барбароссы и пфальцграфини Бургундии Беатрис I Бургундской.]. Сделать это следовало по возможности тайно, так как существовало опасение, что, прослышав о смерти Его Величества, итальянские подданные поднимутся против немцев, находящихся в то время в Италии. В их руках сосредоточилась чуть ли не вся власть.

В общем, дядя Филипп с маленьким Фридрихом на руках поостерегся продолжать путь, о чем и известил императрицу. Была, конечно, и другая причина: его нежелание выполнять приказ, но об этом позже. Поставь крестик, чтобы я потом рассказал, – кивнул Фогельвейде невероятно быстро писавшему Константину.

– Ну вот. Думаешь, коли посторонний человек такое прочитает, поймет он что-нибудь? Почему везут наследника в Германию? Почему не в Сицилию? – Стукнул себя рукой по коленке оруженосец.

– Да кто же в Сицилии, Матерь Божья, не знает Констанцию Нормандскую и чья она жена?! – опешил трубадур.

– В Сицилии, может быть, пока и знают, а нам приказано составить летопись на века. Читать ее будут не только в Сицилии, Апулии или Риме, а страшно сказать, где еще! А стало быть, следует объяснить, какая такая Констанция, чья, откуда и все такое.

– Констанция была самой младшей дочерью Рожера II[16 - Рожер II (1095–1154) – основатель и первый король Сицилийского королевства из династии Отвилей, граф Сицилии, герцог Апулии.], короля Сицилии, и его третьей жены Беатрисы Ретельской[17 - Беатриса Ретельская (ок. 1131–1185) – дочь Итье, графа Ретеля и Беатрисы, дочери графа Намюра Жоффруа I. Жена Рожера II, короля Сицилии.], – пожав плечами, с сомнением в голосе продолжил Вальтер. – Дочерью покойного короля. Что не добавляло ей популярности среди суеверных сицилийцев.

Последняя в очереди, принцесса не мыслила когда-либо занять престол, полагая, что рано или поздно ее выдадут замуж за вассала ее брата-короля, или отправят молиться за династию в монастырь. К слову, пока еще было за что молиться: её старшие братья так или иначе померли задолго до её рождения, а брат Вильгельм I Злой[18 - Вильгельм I Злой (1126–1166) – второй король Сицилии с 1154 года из династии Отвилей. Четвёртый сын Рожера II и Эльвиры Кастильской. После смерти старших братьев стал наследником престола и герцогом Апулии (в 1148 году).] и его сын Вильгельм II Добрый[19 - Вильгельм II Добрый (1153–1189) – третий король Сицилийского королевства из династии Отвилей. Второй сын Вильгельма I Злого (1126–1166) и Маргариты Наваррской.] попеременно отирали задницами трон Сицилии. В их правление даже вошел в моду полосатый материал, как шутили придворные остряки, чтобы не тратиться зря при смене государя: черная полоса – в честь Вильгельма Злого, а белая – соответственно, в честь Вильгельма Доброго.

Констанция не следовала никакой моде, она уже несколько лет носила грубую монашескую одежду, изредка получая весточки от своих родных. Ее не волновало, кто займет трон, а кто в результате останется с носом, будучи убеждена, что ее судьба уже вошла в отведенное ей русло и больше никогда не переменится… Должно быть, эти танцы вокруг да около трона так бы и продолжались до бесконечности, если бы в 1166 году не помер Вильгельм I и сразу же после него костлявая не прихватила и его младшего сына, племянника Констанции – Генриха Капуанского[20 - Генрих (1159–1171) – князь Капуи.].

В один миг не смевшая и грезить о престоле, смиренная монахиня Констанция сделалась потенциальной наследницей Сицилийского королевства. Впрочем, она отнюдь не спешила шить себе платье для коронации, да и вообще не предполагала, что ей позволят хотя бы съездить на похороны, не то чтобы отказаться от данных обетов. Ведь другой ее племянник – нынешний король Вильгельм II был молод (всего на год старше своей тётки), кроме того, женат, а стало быть, не сегодня завтра мог обзавестись собственными наследниками…

Вдруг на Рождество 1183 года император Фридрих I Барбаросса попросил через послов руки Констанции для своего сына и наследника Генриха Гогенштауфена. Барбароссе был выгоден этот союз для упрочения своих позиций в Италии, а Вильгельм II Добрый как раз готовился к вторжению в Византию, где ему был необходим сильный союзник. Тем не менее Вильгельм промурыжил это решение с полгода, утрясая все формальности с церковью, и только летом 1184-го согласился выдать отпущенную из монастыря тетку Констанцию за Генриха Гогенштауфена.