Ох уж эти Шелли

– У Байрона законная дочь Ада трех лет от роду, я лично не видел, но, по слухам, отнюдь не урод и уж совсем не убийца. Есть еще бастардка Элизабет Медора Ли, этой четыре года.

– Зато Байрону тридцать. А значит, он вполне мог заделать бастарда, скажем, в четырнадцать-пятнадцать лет, а может быть, и раньше, и тогда все вполне складывается, мальчик, от которого его отец отказался в младенчестве, воспитанный бог ведает где и кем, может быть, в приюте для сирот, а потом в работном доме, начинает искать своих родителей и убивает невинных людей, как бы мстя им за собственные страдания. Кстати, не так давно в Челси, у меня кузен оттуда, был найден труп задушенного мальчика лет восьми, и тогда обвинили и повесили служанку, у которой нашли медальон убитого. Кузен говорит, тогда многие не верили, что девушка могла совершить убийство, да и вещица была редкая и приметная. Такую не вдруг продашь. Вот я и подумал… ведь Шелли мог слышать эту историю от самого Байрона или от кого-то из его окружения, да хоть от доктора Полидори, лорд недавно выгнал его из дома. А когда человека ни за что ни про что не просто увольняют, а прогоняют с места, он в запальчивости вполне может рассказать что-то такое, что не имел права разглашать. Вы меня понимаете? Но Шелли, он же благородный человек, почти баронет, он не может просто прийти и наябедничать на лучшего друга властям, и при этом, зная, что по земле ходит убийца, ублюдок, которого покрывает семья его знаменитого отца… Шелли человек чести. Его прозвали рыцарем эльфов, а иногда сравнивают с духом воздуха Ариэлем, как бы это сказать, да вот хотя бы:

Будь я листвой, ты шелестел бы мной.
Будь тучей я, ты б нес меня с собою.
Будь я волной, я б рос пред крутизной
Стеною разъяренного прибоя.
О нет, когда б, по-прежнему дитя,
Я уносился в небо голубое
И с тучами гонялся не шутя[2 - Перевод Б. Пастернака.].

– Черные волосы, говоришь, серые глаза? М-да… у Байрона как раз черные, а глаза, черт его знает, какие у него глаза… – Он задумался. – Вот что, Нокс, соберите мне как можно больше сведений обо всем, что происходит вокруг этого романа, и почему Шелли, если он автор, не желает поставить свое имя на обложке? Вот ведь петрушка какая…

– Так если он хочет таким образом раскрыть правду о бастарде…

– Понятно. – Вильсон закусил губу. – Вы считаете, что Шелли хочет сообщить нам, что людей убивает ублюдок Байрона? Каким способом он убивает?

– В основном душит своими огромными ручищами. На шее жертв остаются два красноватых следа от пальцев. Он вообще обладает нечеловеческой силой и ловкостью.

Глава 2. Мэри

Мэри Шелли вздохнула и отложила очередную книгу, которую она приобрела только вчера. Как же быстро все хорошее заканчивается!

Ее жизнь всегда была тяжелой. Все началось с того, что за право подарить жизнь дочери, ее мама взамен была вынуждена пожертвовать своей, оставив Мэри мучиться от вины за гибель родительницы, с самого раннего возраста считая себя убийцей. Да, убийцей или отвергнутой. Иногда она представляла, что мама оставила ее ради лучшей жизни на небе. Ушла, даже не подумав, как ее крошечная доченька останется одна-одинешенька в большом пугающем мире, а могла, кажется, забрать с собой, и теперь бы они, взявшись за руки, гуляли по просторам прекрасного рая. Тяжело быть брошенной в день своего рождения. Мэри никогда не слышала, как мама разговаривает, как смеется. От матери она унаследовала зеленые выразительные глаза, золотистые волосы и имя. Мать также звалась Мэри. В девичестве – Мэри Уолстонкрафт.

Это была удивительная и совершенно необыкновенная дама. Настоящая леди из будущего – знаменитая писательница, она боролась за права женщин, проповедовала и учила, объясняя таким же, как она, женщинам их право на свободу и счастье. Прогрессивная пресса еще назовет ее одной из самых ярких звезд в плеяде деятелей революционно-демократического движения Англии.

В книжном магазине отца Мэри всегда можно было найти публицистические манифесты Мэри Уолстонкрафт, ее трактаты, путевые очерки. Мэри Уолстонкрафт любила путешествовать и общаться с новыми людьми, заражая их своими идеями. Писательница смело отстаивала идеи Французской революции от нападок реакционеров, пропагандировала принципы гражданственного, просветительского искусства и, разумеется, была горячей поборницей женского равноправия.

Маленькая Мэри много раз читала знаменитую книгу своей матери – «Права женщины» и всегда мечтала стать такой же сильной, свободной, честной и независимой. И писать такие же нужные, умные книги.

Отец маленькой Мэри – философ и журналист Уильям Годвин, также придерживавшегося либеральных, анархистских и атеистических взглядов. Слава его социально-утопического «Исследования о политической справедливости», в котором он призывал человечество ни много ни мало ниспровергнуть тиранию государства, церкви и частной собственности и перестроить жизнь в соответствии с требованиями разума и справедливости, гремела до сих пор. Во всяком случае, водившие детей на воскресные мессы соседи, чурались мистера Годвина и запрещали своим детям якшаться с его семейством, считая их неблагонадежными.

Маленькая Мэри была вынуждена проводить почти все свое время с сестрами Фенни и Клэр. Здесь она тоже была изгоем, но несла свой жребий с гордо поднятой головой. Сначала удивленно спрашивая отца, отчего соседские дети не желают с ней играть и получая на свои конкретные вопросы пространные ответы, она не понимала ни слова, но верила, что такой прекрасный человек, как ее отец, просто не может врать или поддерживать то, что не считает правильным и разумным. Она должна была поверить ему окончательно и бесповоротно, потому что отец всегда стоял за правду, и маленькая Мэри была готова пойти за правду на крест или на костер, лишь бы оправдать доверие этого великого человека, подтвердив право называться его дочерью.

Отец был светом в ее жизни. Если бы в доме произошел пожар и не нужно было спасать людей, а только быстро схватить пару вещей и бежать, она знала, что вынесет из огня: портрет матери и сочинения родителей. О себе она не думала, ей ничего не было нужно лично для себя.

Маленькая Мэри вызвала в памяти старое, заросшее травой кладбище у церкви Святого Панкратия и могильный памятник, на котором было высечено: «Мэри Уолстонкрафт Годвин, автор эссе “Защита прав женщины”: родилась 27 апреля 1759 г., умерла 10 сентября 1797 г.». Тыча в буквы указательным пальцем с искривленным ногтем, отец учил ее читать. Она помнила, как славно пахла в тот день трава, какими яркими были цветы, над головой пели птицы и могильный камень, когда она прикоснулась к нему, оказался шершавым и теплым от солнечного света.

Оставшись с двумя маленькими дочерьми, Уильям Годвин женился во второй раз. Старшая внебрачная дочь Мэри Уолстонкрафт – Фенни – была удочерена Годвином, когда он сочетался браком с мисс Уолстонкрафт. Маленькая Мэри родилась в законном браке.

Оставшись вдовцом, Годвин женился на своей соседке, которую также звали Мэри – миссис Мэри Джейн Виал Клермонт. Этот брак принес ему сына Чарльза и дочь Клэр Клермонт – дети его новой супруги от первого брака. А после у четы родился сын Уильям.

У новой миссис Годвин было столько хлопот с мужем и пятью детьми, что она буквально разрывалась на части. Иногда в доме не было еды, но детям строжайше запрещали даже упоминать о том, что они голодны, или, упаси боже, клянчить пищу. Новая жена отца, как мачеха из старой сказки, то и дело шпыняла дочек мужа, требуя от них помощи по дому. Девочки, которых никто не учил как следует одеваться и вести себя, росли словно полевые лилии, которые не заботятся о своей внешности, но все равно прекрасны.

Миссис Годвин держала книжный магазин, а при нем – издательство и типографию, где пропадала полдня, а потом, вернувшись домой, пыталась хоть как-нибудь наладить быт. Хуже всего ей приходилось с Мэри: зловредная девчонка так и норовила забраться на чердак, а то и на крышу, где целый день читала книги или писала в блокнот стихи и страшные рассказы, которыми ночью пугала младших.

– Почему ты не можешь читать в магазине? Неужели не понимаешь, что, пока никого нет, сюда могут пробраться воры и растащить все новинки? Я же тебе сто раз говорила: в магазине всегда кто-то должен находиться. Если Фенни занята на кухне, а Клэр с самого утра занимается с братом, ты бы могла сидеть в магазине. Ну, что тебе стоит?

Читать в магазине, где в любой момент может зайти покупатель и начать пространные разговоры? Скажите еще – писать… много она поймет из прочитанного, если будет отвлекаться на каждую кумушку, явившуюся за учебником для сынишки. Но что могла понимать в этом мачеха! Книги так не читаются, в хорошую историю нужно погружаться, чтобы она втягивала тебя, чтобы несла по волнам повествования, увлекая настолько, что в результате ты теряешься во времени и пространстве, переставая принадлежать не только себе, но и этому миру.

– О чем ты читала? – спросила вбежавшая в магазин Клэр. – Матушка говорит: опять застала тебя с книгой.

– Вот. – Мэри не без удовольствия продемонстрировала черную обложку, на которой золотыми буквами было выведено: «Амбросио, или Монах», готический роман Мэтью Грегори Льюиса.

– Что может быть интересного в монахе? – Клэр зевнула, забрасывая в рот пригоршню очищенных подсолнечных зерен. – Перескажи вкратце, а то мистер Годвин опять пристанет, что я ничего не читаю, так хотя бы будет чем отбрехаться.

– Кратко, это не то. Тут сама атмосфера, постепенно нарастающее напряжение – Мэри задумалась. Хотела бы я так писать, чтобы мурашки по коже, чтобы человек, читая мою книгу, то и дело оглядываясь, ощущая на затылке чужой взгляд.

– Ну, в двух словах? – Взмолилась Клэр.

– Ладно. В общем, Амбросио был идеальным монахом. Он испанец, а у испанцев, ты знаешь, горячая кровь. Но однажды Амбросио влюбился в своего юного ученика и возжелал его с такой силой, что уже не мог терпеть. Не помогали ни молитвы, ни покаяния, ни вериги.

– Надо было к шлюхам сходить, его бы и отпустило. – Клэр протянула Мэри семечки: – Хочешь?

– В конце концов он сорвал монашескую рясу со своего избранника…

– Ого! А я думала, они там скучно живут! – Клэр отправила в рот еще порцию семечек.

– Под монашеским одеянием таилась прекрасная женщина – Матильда. Когда его страсть была удовлетворена, монах немного успокоился. Но через некоторое время почувствовал пресыщение и переключил внимание на невинную Антонию. Матильда узнала о его новой страсти и помогала своему любимому изнасиловать и убить девушку. – Мэри понизила голос до хриплого шепота. – А потом выяснилось, что Антония была родной сестрой Амбросио, а Матильда – посланец Сатаны, цель которого состояла в искушении благочестивого отшельника и доведении его до грехопадения.

– Ага, значит, изнасилование, инцест да еще и сношение с врагом рода человеческого? – Клэр хихикнула. – Да, я бы такую книгу точно не стала в магазине читать.

– Ну, в общем, ты просила кратенько, больше сократить просто не сумею. В конце книги Амброзио попадает в руки инквизиции и, чтобы спасти себя от смерти, предаёт душу дьяволу.

Прекрасно понимая, что мачеха пытается вытащить их семью из нищеты, Мэри Годвин и не думала делать хоть что-то, чтобы помочь ей в этом нелегком деле, помня, как отец цитировал ей из Писания: «Взгляните на птиц небесных: они ни сеют, ни жнут, ни собирают в житницы; и Отец ваш Небесный питает их». То, что Годвин был атеистом, не мешало ему подчас восторгаться Евангелием как литературным произведением. В доме действительно то не было хлеба, то кто-то из друзей или последователей отца, заехав пообщаться со знаменитым в прошлом журналистом, приносил к столу вино и головку сыра, окорок или связку колбасок. Каждому по вере его. Мэри откровенно призирала мелочность мачехи, считая ту ограниченной мещанкой, не способной понять действительно возвышенные натуры. Да уж, миссис Годвин № 2 не шла ни в какое сравнение со святым образом миссис Годвин № 1. Мэри казалось, что мачеха порочит светлые имена ее родителей, и только Фенни, несчастный незаконнорожденный ребенок, точно добрая Золушка, делала все, что та только ей поручала. Несмотря на то что Годвин удочерил ее, все в округе знали, что мать прижила девчонку от любовника. Мэри презирала старшую сестру за рабскую покорность, отчего бедняжке жилось еще хуже.

В то время отец был вынужден выпрашивать у правительства всевозможные пособия, и господа-чиновники смотрели на постаревшего и сломленного революционера, заставляя того унижаться еще больше. Не получив пособия по многодетству и крайнему безденежью, Годвин тащился в банк клянчить заем и, получив, шел прямой дорогой в ломбард, дабы выкупить и тут же снова заложить последние ценные вещи.

Когда Мэри вступала в пору девического цветения, ее отец уже не был тем пламенным революционером, который выступал один против всех и нередко одерживал победу. Например, в 1794 году состоялся судебный процесс, подсудимыми на котором были руководители революционно-демократических «Корреспондентских обществ» – Годвин написал памфлет в защиту обвиняемых, который сначала издал огромным тиражом, потом распространил в народе и наконец прочитал перед высоким судом. И что же, впечатление от его речей оказалось таким сильным, что, вопреки изначальным мрачным прогнозам, подсудимых оправдали.

Об этом славном подвиге Мэри слышала множество раз, отец не уставал расписывать ей, как выглядели судейские чиновники, с какими каменными, надменными рожами они начали слушать его и как затем их лица менялись. В тот день он полностью подчинил себе этих людей, завладел их разумом и сердцами. Вот что значит быть истинным литератором, писателем, способным влезть в души людей и сделать их лучше. Да, славные были времена.

Когда Мэри была маленькой в их доме часто собирались литераторы, но потом, постепенно, по мере того как меркла слава Уильяма Годвина, его окружение стало меняться и редеть, последователи и ученики, утомленные пустой болтовней уходили один за другим, дольше всех продержались поэты Вордсворт и Кольридж. Но и те в результате оставили своего старого учителя и теперь открыто порицали то, что еще совсем недавно прославляли.

В результате те, кто еще совсем недавно говорил о Годвине как о современном пророке, отступили от него, а иные перешли в стан врага. Но для Мэри отец все равно оставался рыцарем на белом коне, благородным победителем великанов. Добрый, смелый, удивительно правильный отец не терпел даже самой невинной лжи, требуя, чтобы его дети всегда поступали по совести. Чтобы не шли против своего я, не наступали на горло собственной песне.

Мэри выполнила все в точности, влюбившись в шестнадцатилетнем возрасте в поэта Перси Биши Шелли, когда тот явился с визитом в их скромное жилище в Лондоне. Перси ничего не знал о нынешней жизни некогда славного философа и журналиста Уильяма Годвина, он вырос на его памфлетах и статьях, оттачивая на их примерах свой слог и соизмеряя свое представление о чести и доблести по деяниям некогда великого, а ныне, как он считал, давно почившего борца за справедливость, поэта и журналиста, на могилу которого он собирался возложить букет из живых роз. Каково же было его удивление, когда в один из дней он вдруг узнал, что Уильям Годвин не умер, что он живет в Лондоне, где держит книжный магазин. Шелли даже записали адрес, по которому старика можно найти. В волнении Шелли сразу же сел писать письмо великому человеку, предвкушая радостную встречу.

Получив письмо от пока никому не известного литератора Перси Биши Шелли, отец заметно приободрился, особенно ему понравился следующий пассаж из послания его юного корреспондента: «Имя Годвина всегда возбуждало во мне чувства благоговения и восторга. Я привык видеть в нем светило, яркость которого чрезмерно ослепительна для мрака, его окружающего… Я занес было ваше имя в список великих мертвецов. Я скорбел о том, что вы перестали осенять землю славой вашего бытия. Но это не так; вы еще живы и, я твердо уверен, по-прежнему озабочены благоденствием человечества».

Весьма довольный отец передал тогда Мэри письмо, чтобы она переписала его для памяти в блокнот, и та с восторгом выполнила просьбу, наслаждаясь и великолепным литературным слогом и тем вниманием и почтительностью, с которой поэт (а он присылал в письмах и свои стихи) говорил об ее отце.

Род Шелли был древним и достаточно богатым. Его старшая ветвь, к которой и принадлежал юный Перси, получила от короны баронетаж аж в 1611 году, тогда как младшая достигла того же в 1806-м. Но Годвин все равно потрудился навести справки. И те не могли его не порадовать: Перси Биши Шелли был из тех самых Шелли баронетов из графства Суссекс. Его семья издревле проживала во дворце Филд около Хоршема, где Перси и родился. Мало того, юный поэт являлся первым ребёнком в семье своего отца – Тимоти Шелли, который в свою очередь был старшим сыном эсквайра Тимати Биши Шелли.

Конечно, сейчас баронетский титул у деда Перси, потом по праву перейдет к его отцу, но дальше он непременно достанется Перси. При этом юноше уже исполнилось двадцать один год, следовательно, он совершеннолетний.

У Годвина зачесались руки. Неужели ему наконец повезло, юный мечтатель, считающий его, старого журналиста, чем-то вроде своего духовного учителя, небожителя, перед которым он будет заискивать, ища расположения великого человека? А тут, точно специально, две дочери на выданье – его любимица, умница и красавица Мэри и ее сводная сестра Клэр, обеим по шестнадцать – самое время выйти замуж. Конечно, если смотреть с высоты баронетов, кто такие Годвины – нищета и голодранцы, но Перси совершеннолетний, да еще и восторженный поэт, никуда не денется – влюбится и женится. Да непросто женится, а будет умолять учителя отдать за него одну из девочек. Потому как, если все, что он пишет, правда, ему будет лестно породниться с таким литературным светилом, как Уильям Годвин. Что же до отца и деда, поворчат для порядка, но только законный, освященный Церковью союз не такая вещь, чтобы от него можно было легко откреститься.