Остров Русь 2, или Принцесса Леокады

Смежных помещений было несколько – кухня, туалет, ванная, гримерная, спальня... Я перевернул их все, но ничего подходящего не нашел. Разве что миксер? Когда я вернулся, с деловитостью инквизитора закрепляя на агрегате самую страшную насадку, Перескоков наивным голосом обратился ко мне:

– Странно, что вам не нравится Леокадия. – Он выключил звук телевизора. – Превосходный, по-моему, проект.

Я молча воткнул миксер в розетку. Неотрывно глядя на него, Перескоков вдруг выкрикнул фальцетом:

– А вам она, собственно, по какому делу?!

Я дважды нажал на кнопочку, отчего кухонный прибор издал действительно угрожающий звук. Как бензопила, только какая-то портативная и оттого еще более жуткая.

– Пожалуйста, не надо, – вновь кардинально сменил интонацию продюсер. – Право же, не стоит. Если я в чем-то и виноват, то я исправлюсь. Честное слово, исправлюсь.

– Где Леокадия, сволочь? – спросил Стас, а я еще раз поддал газку: «Вж-ж-ж! Вж-ж-ж!!!», а затем отпустил кнопку.

Воцарилась тишина. Перескоков запахнулся, нахохлился, став похожим на воробья, и так, как если бы он спешил в туалет, а кто-то не вовремя задал ему сложный метафизический вопрос, нервно выпалил:

– Не знаю! Не помню!

Тогда я снова нажал на кнопку и, уже не отпуская, медленно двинулся на продюсера. Перескоков с воплем соскочил с кресла и упал на диван, закрыв руками голову. Ну не мог же я по правде месить человека миксером. Я постоял над ним минуту, потом отпустил кнопку и тихо сказал:

– Вспомнил?

– Да, – ответил он глухо.

Ну, слава богу.

Не веря своей удаче, я приказал:

– Вставай и рассказывай.

Он резко сел и, приняв прежнюю зажатую позу, тяжело вздохнул с видом человека, готового признаваться во всех грехах.

– А можно, я закурю? – попросил он.

– Курение вредит здоровью, – заметил Стас.

– Вы правы, правы, молодой человек. Да, конечно, вы правы, – согласился Перескоков. – Я бы и сам не смог.

– Веня, – сказал я дружелюбно, – хватит уже юлить. Если вы не расскажете нам то, что мы спрашиваем, вполне возможно, через минуту вы умрете. И, кстати, в муках.

Его взгляд скользнул по миксеру и ушел страдать куда-то в неопределенность.

– Так как нам найти Леокадию? – медленно, как гипнотизер, повторил я. – И кто за ней стоит?

И тут он заплакал. Навзрыд, одновременно с этим чихая:

– А-а-апчхи! Честное слово! Честное слово! А-а-апчхи!..

Мне стало его по-настоящему жалко. Быстрее бы он, что ли, раскололся, да и шел бы с миром.

– Сосредоточьтесь, – сказал я голосом доброго наставника. – Ну же. Сосредоточьтесь на Леокадии, певичке, которую вы ведете.

– А вот и неправда! – всхлипнул он. – Чушь вы порете! Вовсе я ее не веду. Я ее и в глаза не видел, только, как и все, мечтаю об этом! То, что я наплел Хемингуэеву и остальным, то да, наверное, это было нехорошо, зато сильно подняло мой рейтинг. И все-таки это ведь не повод для того, чтобы убивать человека, правда?

Я еще не совсем поверил ему.

– Ну а если не вы, тогда кто же? – спросил я так, как если бы пожурил за какую-то глупость.

– Не знаю. Клянусь мамой, не знаю! Я целое состояние потратил, чтобы узнать, но так ничего и не узнал. Тогда я и решил говорить, что это я. Все равно никто этого опровергнуть не сможет.

– Так вон оно что! – воскликнул Стас. – А зачем тогда вы запирались столько времени?

Услышав, что ему поверили, Перескоков вмиг перестал реветь.

– Ха-ха, – нервно хохотнул он. – Да у меня же весь бизнес сейчас на этом держится. Да если мои партнеры узнают, что она не моя, я же все потеряю! – Он смахнул слезу рукавом халата. – Итак, теперь, когда вы все знаете, а я ввергнут в пучину нечеловеческого унижения, я прошу оставить меня одного. – Он упал на диван, спрятал лицо в сложенные перед собой руки и стал хныкать, подергивая плечами. – Я старый больной человек. Я нуждаюсь в покое. Оставьте меня.

Хитрец! Но мы-то ведь не добренькие.

– Мы не оставим вас в покое, пока вы не поможете нам ее разыскать, – сказал я таким ровным голосом, каким произносят окончательные решения, и «газанул» миксером.

– Не оставите? – удивился он и вдруг решительно сказал: – Как хотите. Тогда можете меня убивать.

– Нет, – отрезал Стас. – Ты пойдешь с нами и поможешь нам ее найти.

Перескоков замер. Почему-то слова брата произвели на него особенно сильное впечатление. Он будто бы перемолол их в себе и наконец решился.

– Да, конечно, я пойду с вами, – сказал он очень спокойным голосом смирившегося с судьбой человека. Он встал с дивана и, медленно ступая по ковру, принялся метаться взглядом по комнате. – Та-ак, – сказал он, – мои кроссовки и походный рюкзачок...

Он решительно отворил шкаф-купе, выдернул оттуда пару модных красно-белых тапочек и уселся обратно на диван обуваться. Причем надевал он их на босу ногу и шнуровал так тщательно, словно собирался идти в горы. Мы с удивлением за ним наблюдали.

Потопав и попрыгав, продюсер убедился, что обут как следует, и вернулся к шкафу. На этот раз он достал оттуда средних размеров рюкзак и принялся напяливать его себе на спину, нервно напевая под нос: «Все выше и выше, и выше – стремим мы полет наших птиц!..»

Очередными его действиями было буквально следующее. Он схватил с полки премию «Золотой миелофон», взвесил ее в руке и запустил прямо в окно, полностью занимавшее одну стену. Массивная статуэтка пробила в окне дыру диаметром с велосипедное колесо, а все остальное стекло покрылось мелкой сеточкой трещин. Затем продюсер в распахнутом халате взял разбег от шкафа, запрыгнул на стол, пробежался по нему и, как ныряльщик, выпорхнул в пробоину.

Мы со Стасом остолбенели. Едва придя в себя, мы бросились к стеклу и увидели через дыру, как этот тип, сверкая малиновыми трусами, парит над Москвой на маленьком управляемом парашютике.

Экстремал хренов! Провел-таки нас! И впрямь кремень, не человек!

Глава вторая.

Бег по крыше и блистательные перспективы

– Во дает! – восхитился Стас, глядя, как ловко Перескоков маневрирует между домами соседнего квартала, снижаясь. Но только он это сказал, как беглец, что-то не рассчитав, влетел в стеклянную крышу большого магазина возле метро и пробил ее насквозь. Звон стекла мы не услышали, но увидели, как вслед за продюсером в дыру втянулся его парашют. Но не до конца – частично он застрял в искореженной раме.

– Он там висит, он зацепился! – радостно воскликнул Стас и бросился к выходу. – Бегом за ним, пока не смылся!

Вот так и становятся поэтами. Но радость его была преждевременной. Мы оказались запертыми.

– Что делать, кто нас отопрет?! Ведь не успеем, ведь уйдет! – простонал Стас, ища на двери хотя бы намек на ручку или замок.