Король Генрих IV

Вестморлэнд.

Подучен дядей Ворчестером он,
К вам всячески враждебным. Оттого
Топорщится и гребень молодой
Подъемлет против вашего он сана.

Король Генрих.

Но я к нему послал, зовя к ответу.
Итак, на срок откажемся от наших
Священных сборов в Иерусалим.
Совет мы держим в будущую среду
В Виндзоре. Так оповестите лордов,
А сами возвращайтесь к нам скорей.
Сказать и сделать многое осталось,
К чему не должно в гневе приступить.

Вестморлэнд.

Я все исполню, государь.

(Уходит).

Сцена II

Там же. Другая комната во дворце.

Входят Генрих, принц Уэльский, и Фальстаф.

Фальстаф. Послушай, Галь, какое теперь время дня, братец?

Принц Генрих. У тебя мозги так заплыли жиром от питья старого хереса, расстегивания жилета после ужина, и дрыханья по скамейкам после обеда, что ты разучился спрашивать о том, что в самом деле хочешь знать. На кой черт тебе справляться о времени дня? Другое дело, если-бы часы были бокалами хереса, минуты каплунами, маятники языками сводень и циферблаты вывесками публичных домов[6 - …и циферблаты вывесками публичных домов. – Притоны разврата имели во времена Шекспира вывески, подобно трактирам.], а само солнце на небе красивой, горячей девкой в огненно-красном шелке, – а то я не вижу причины, зачем бы тебе спрашивать о времени дня.

Фальстаф. Печальную ты правду сказал, Галь. Мы, обиратели кошельков, живем по луне и семизвездию, а не по Фебу, этому «прекрасному странствующему рыцарю»[7 - …а не по Фебу, этому «прекрасному странствующему рыцарю». – Фальстаф, вероятно, цитирует стих из какой-нибудь баллады, где героем является рыцарь Феб (Phoebus), и ради шутки отождествляет рыцаря Феба с богом солнца.]. И я прошу тебя, голубчик, когда будешь королем, – да сохранит Господь твою милость, – я хотел сказать твое величество, потому что милости тебе не будет.

Принц Генрих. Как, совсем не будет?

Фальстаф. Верно говорю, не будет – даже на молитву перед завтраком из яиц и масла[8 - Верно говорю, не будет – даже на молитву перед завтраком из яиц и масла. – В оригинале непереводимая игра слов, основанная на разных значениях слова grace: в смысле королевского титула (God save thy grace), благодати (grace thou wilt have non) и молитвы перед едой (not so much, as will serve to be prologue to an egg and butter).].

Принц Генрих. Ну, так что-ж ты хотел сказать? Валяй без околичностей.

Фальстаф. Так вот, голубчик, когда ты будешь королем, пусть нас, рыцарей ночи, не зовут дневными грабителями; пусть мы считаемся лесничими Дианы, кавалерами ночного мрака, любимцами луны; пусть говорят, что мы люди правые, потому, что нами, как и морем, правит наша благородная и целомудренная повелительница – луна, под покровительством которой мы грабим.

Принц Генрих. Хорошо сказано, и совершенно верно, потому что у нас, служителей луны, счастье имеет свой прилив и отлив, как море. Нами, как и морем, управляет луна. И вот пример: в понедельник ночью золото приливает после отважного грабежа, а во вторник утром отливает после беспутного кутежа. Добыто оно грозным окликом «отдавай»; пропито с криками «подавай». То счастье убывает ниже первой ступени лестницы, a то, гляди, и приливает до верхнего края виселицы.

Фальстаф. Верно, братец, ей Богу. А неправда ли, моя трактирщица объядение?

Принц Генрих. Сладка, как мед, старый хвастун. А не правда ли, буйволовая куртка очень прочная штука[9 - A не правда ли, буйволовая куртка очень прочная штука. – Намек на одежду тюремщиков. В ответ Фальстафу, думающему только о кабаке и разгуле, принц Генрих напоминает ему о тюрьме, ожидающей мошенников. «Прочной» (robe of durance) принц называет буйволовую куртку и потому что она из прочного матерьяла, и потому что durance означает также тюремное заключение.]?

Фальстаф. Ну тебя, сумасшедший. Что это за остроты и шутки? какое мне, черт возьми, дело до буйволовой куртки?

Принц Генрих. А на кой дьявол мне трактирщица?

Фальстаф. Ты ведь ее не раз звал, чтобы сводить счеты.

Принц Генрих. Разве я когда-нибудь требовал, чтобы ты уплатил свою часть?

Фальстаф. Нет, отдаю тебе справедливость, ты всегда там за все платил.

Принц Генрих. И там, и везде, пока у меня были деньги; а когда не хватало, я пускал в ход мой кредит.

Фальстаф. Да, и так им пользовался, что из этого следовало, что ты наследник[10 - Да, и так им пользовался, что из этого следовало, что ты наследник. – В оригинале непереводимая игра слов: Yea, and so used it, that were it not here apparent, that thou art heir apparent. Here apparent – тут становилось ясным; heir apparent – наследный принц.]. Но прошу тебя, голубчик, скажи мне, неужели в Англии будут еще виселицы, когда ты станешь королем, неужели ржавые цепи дедушки Закона[11 - …ржавые цепи дедушки Закона. – В оригин.: the rusty curb of old father Antick the law. Antick – значит старик и также шут.] будут, как и теперь, сковывать храбрецов? Пожалуйста, когда будешь королем, не вешай ни одного вора.

Принц Генрих. Нет, это будешь делать ты.

Фальстаф. Я? Чудесно. Клянусь Богом, я буду славным судьей.

Принц Генрих. Вот ты уже и неверно рассудил: я хотел сказать, что тебе будет предоставлено вешать воров, и что ты сделаешься таким образом отличным палачом.

Фальстаф. Хорошо, брат, хорошо; это мне так же по душе, как служба при дворе, уверяю тебя.

Принц Генрих. Тебя прельщает плата?

Фальстаф. Да, меня прельщает платье – a y палача запас его не малый[12 - Принц Генрих. Тебя прельщает плата?Фальстаф. Да меня прельщает платье – а у палача запас его не малый.В оригинале: P. Неn. For obtaining of suits Falstaff. Yea, for obtaining of suits, whereof the hangman hath no lean wardrobe.Suits – прошения, исполнения которых можно легче добиться, служа при дворе и также платья, выбор которых у палача велик, потому что он получает по наследству одежду повешенных. Об этом обычае говорится также в «Кориолане» (Д. 1, сц. 5).]. Черт возьми, и я сегодня печален, как старый кот, или медведь на цепи.

Принц Генрих. Или как старый лев? или лютня влюбленного?

Фальстаф. Да, или как сопение линкольнширской волынки.

Принц Генрих. Можно еще сказать, как заяц, или как мрачный Мурский ров[13 - Фальстаф. Да, или как сопение линкольнширской волынки.Принц Генрих. Можно еще сказать: как заяц, или как мрачный Мурский ров.Линкольншайр был родиной бродячих музыкантов, играющих на волынке. Их можно было встретить на всех народных праздниках. О них упоминается у разных писателей времени Шекспира. Заяц считался меланхоличным по природе животным, о чем часто говорится у старых английских писателей (Дрэйтон называет в «Polybion» зайца «the melancholy hare») «Мурский ров» (Moor Ditch) – часть городского рва, отделявшего старый Лондон (City) от пригородных местностей; примыкая к болотам и наполненный мутной водой, он представлял вероятно грустное зрелище.].

Фальстаф. Ты любишь самые неприятные сравнения; право, ты самый несравненный, самый негодный и самый милый молодой принц на свете. Но, пожалуйста, Галь, не искушай меня более суетными благами. Хотел бы я знать, где нам с тобой купить доброе имя. Меня недавно на улице один старый член Совета бранил за вас, сэр; но я не слушал его; а он говорил очень умно; я не обращал на него внимания – а он говорил очень мудро, и притом на улице.

Принц Генрих. Так оно всегда бывает – ведь сказано, что мудрость кричит на улице, и никто ее не слушает.

Фальстаф. Какая у тебя нечестивая страсть к текстам; право, ты можешь совратить и святого. Ты прямо таки загубил мою душу, Галь, – да простит тебя Бог. До моего знакомства с тобой, Галь, я был невинен; а теперь я, говоря по правде, немногим лучше самого большего нечестивца. Мне необходимо изменить свой образ жизни и я изменю его, клянусь честью; пусть меня назовут мерзавцем, если не изменю; я не хочу погубить душу ни из-за какого королевского сына во всем мире.

Принц Генрих. Где бы нам завтра стащить кошелек с деньгами, Джэк?

Фальстаф. Где хочешь, братец, я буду заодно с тобой; назови меня подлецом и наплюй мне в глаза, если я отрекусь от тебя.

Принц Генрих. Хорошо же ты каешься – от молитв к грабежу.

(Вдали показывается Пойнс).

Фальстаф. Что же делать, Галь, таково мое призвание: не грешно следовать своему призванию. Ба, Пойнс! – Теперь мы узнаем, выследил ли Гэдсгиль что-нибудь. Да, еслибы спасение людей зависело от их добродетелей, в аду не нашлось-бы достаточно жаркого места для него. Он величайший плут из всех, когда либо останавливавших на дороге честных людей криком: стой!

Принц Генрих. Здравствуй, Нед.