Взор синих глаз

– О, это вполне правдивая история, только без всяких красивостей; а тот был человеком странного нрава, если вы помните.

– Что правда, то правда; ну, рассказывайте дальше.

– Так вот, Хеджер Люкселлиан добивался цели всеми правдами и неправдами, и его сделали лордом, и дела его шли в гору до тех пор, пока он не оказался втянут в ужаснейшую свару с королем Карлом Четвертым.

– Я не могу стерпеть Карла Четвертого. Клянусь честью, это уже чересчур.

– Отчего ж? Был же король Георг Четвертый аль не был?

– Конечно был.

– Ну вот, Карлы не менее популярны, чем Георги. Как бы там ни было, больше я об этом ни словечка ни скажу… Ать, славно! Самая редкостная небывальщина, что я видел, – ей-богу, так оно и есть. Ах, чтоб его!

Пока они вели этот разговор, сумерки сгустились и стали ночной тьмой, а очертания и контуры особняка мало-помалу растворились в темноте. В окнах, что прежде были темными пятнами на светлом пространстве стены, зажегся свет, и они превратились в яркие квадраты на темном фоне ночного пейзажа, где все контуры здания канули во тьму и окрасились мрачным монохромом.

Некоторое время между путешественниками царило молчание, пока их экипаж взбирался на холм, а потом – на следующий, что громоздился на первом. Они проехали еще милю по плато, откуда открывался вид на два маяка, возведенных на побережье, к которому они приближались, – те спокойно высились на горизонте, сияя мирным, добрым светом. Они достигли еще одной ровной площадки; маленькая лесистая долина лежала у их ног, словно гнездо, и по направлению к ней-то возница и понукал свою лошадь, чтоб та взяла немного в сторону, и вот их догкарт стал спускаться по крутому склону, что нырял в чащу деревьев, как в кроличью нору. Они спускались все ниже и ниже.

– Энделстоунский пасторский домик прямехонько там, – сказал возница. – Эта вот местность, вон там, это, значит, Западное Энделстоу; а лорд Люкселлиан проживает в Восточном Энделстоу, и у него есть отдельная церковь. Пастор Суонкорт ведает обеими церквами и носится туда-сюда. Ать, славно! Вот чудные дела. Думается мне, когда-то была каменоломня на том месте, где сейчас этот особняк стоит. Тот хват, что выстроил его в давние времена, выкопал да перенес к себе во владения весь плодородный слой почвы с церковных земель, что вкруг этого пасторского домика, да насыпал его у себя и создал маленький рай с цветами да деревьями, что наросли из той почвы, которую он таким образом присвоил себе, в то время как церковные поля с той поры почти не родят урожай.

– Как долго живет здесь нынешний пастор с семейством?

– Где-то около года или года с половиною, двух годов еще нет; поскольку его еще не оскандалили; прихожане начинают злословить о пасторе, лишь когда пролетит два года с лишком и они к нему попривыкнут. Да, пастор Суонкорт меня знает, так как я прекрасно разъезжаю с ним; да и я знаю пастора Суонкорта.

Они выехали из лесной сени, описали небольшой круг, и тогда стали неясно различимы дымовые трубы и фронтоны пасторского дома. Нигде не было видно ни огонька. Экипаж остановился; незнакомец-пассажир ощупью добрался до крыльца и позвонил в колокольчик.

Когда истекли три-четыре минуты, прошедшие в терпеливом ожидании, а не раздалось ни единого звука в ответ, незнакомец шагнул вперед и стал звонить в дверной колокольчик в более решительной манере. Тут ему показалось, что он различает чьи-то шаги в холле и что шарообразная дверная ручка как будто пришла в движение, но никто не появился.

– Должно быть, их и дома-то нету, – вздохнул возница. – А я уж было пообещал себе славный ужин на кухне у пастора Суонкорта. Какие же у него распрекрасные двойные пироги подают, да кексы с инжиром, да сидр, да наливки!

– Ну, довольно, люди добрые! Будь вы богатеи или бедняки, что вам была за нужда являться сюда, на край света, да еще в ночное время? – в тот же миг раздался громкий голос, и оба собеседника, повернув головы, увидели дряхлого субъекта, который, шаркая, медленно вышел из черного входа с роговым фонарем, что болтался в его руке.

– «Ночное время», скажите на милость! А часы только-только пробили семь. Зажги-ка ты свет да пусти нас внутрь, Уильям Уорм.

– Ох, это ты, Роберт Ликпен?

– Он самый, Уильям Уорм.

– И с тобою визитер, которого ожидают?

– Да, – ответил незнакомец. – Дома ли мистер Суонкорт?

– Дома, сэр. Не будете ли вы столь любезны обойти кругом да пройти в дом с заднего входа? Парадную дверь заклинило – размокла от влажного снега, как это с ней порою случается; и теперь ее даже турок не откроет. Я знаю, что я всего лишь бедная старая развалина, которой никогда не расплатиться с Господом за все мои прегрешения, сэр, но я годен на то, чтобы провести вас в дом, сэр.

Незнакомец последовал за своим провожатым в маленькую дверь в стене и прошел через буфетную и кухню, находясь в которых он смотрел строго вперед, испытывая врожденный стыд любопытства, запрещающий ему глазеть по сторонам в комнатах, что образуют собою изнанку гобелена домашней жизни. Когда они вошли в холл, старый слуга собрался было показать гостю его комнату, но тут из коридора у парадного входа, куда она удалилась, чтобы выяснить, почему задержался гость, показался неясный силуэт Эльфриды. То, как она вздрогнула от неожиданности при виде визитера, выходящего из внутренних комнат дома, показало, что она не ожидала этого на диво простого решения проблемы, которым незнакомец был целиком и полностью обязан находчивости Уильяма Уорма.

Она предстала перед ними в самом обольстительном из всех женских нарядов, одетая, так сказать, полуофициально, и великое множество ее кудряшек свободно рассыпалось по плечам. Выражение неловкости туманило ее чело; и, учитывая все, надо сказать, что она выступала недостаточно взрослой для своей роли. Визитер снял шляпу, и первые слова были произнесены, и Эльфрида сперва взглянула на него с изрядным интересом, к которому не примешивалось ни капли изумления в адрес того, по отношению к кому она должна была исполнить свой долг гостеприимства.

– Я – мистер Смит, – произнес гость музыкальным голосом.

– Я – мисс Суонкорт, – сказала Эльфрида.

Ее стеснение как рукой сняло. Огромная разница между реальным человеком, которым она сейчас любовалась, и тем неразговорчивым, мрачным, резким, пожилым дельцом, коего нарисовало ее воображение, – джентльменом, чье платье пропиталось бы городской гарью, с болезненно-бледным цветом лица от нехватки солнца, да его разговором, приправленным эпиграммами, – эта разница была для нее столь большим облегчением, что Эльфрида просияла улыбкой, почти засмеялась в лицо новоприбывшего.

Стефан Смит, которого до этого времени скрывала от нас ночная тьма, был в том возрасте, когда он обладал наружностью юноши и едва ли мог считаться взрослым мужчиной по летам. Если судить по его внешности, Лондон был последним местом на свете, которое можно было бы вообразить подмостками для его деятельности: несомненно, такой человек не мог вырасти в гари и грязи, в тумане и пыли; такое открытое выражение лица никак не могло появиться у человека, живущего в городе, «где волненья, лихорадка, стенанья, жалобы земной тщеты»[11 - Цитата из стихотворения Джона Китса «Ода соловью». Перевод Е. Витков ского.], который зовут вторым Вавилоном.

Фигура у него была столь же хороша, как у Эльфриды; румянец его был таким же нежным. Очерк его губ по форме был столь же совершенным, как изгиб Купидонова лука, и такого же вишнево-красного цвета. Светлые, кудрявые волосы, яркие, сияющие серо-голубые глаза; он краснел, как мальчик, и у него были мальчишеские манеры; ни бакенбард, ни усов он не носил, а легкий светло-коричневый пушок над верхней губой едва ли заслуживал последнего названия – вот каков был этот профессионал-лондонец, ожиданье визита которого доставило Эльфриде столько беспокойства.

Эльфрида сказала скороговоркой, что, к сожалению, мистер Суонкорт не сможет принять его сегодня вечером, и объяснила почему. Мистер Смит отвечал голосом, что был скорее мальчишеским от природы, но более мужественным благодаря хитрости оратора, что искренне опечален услышанными новостями; однако поскольку в данной встрече все заинтересованы, то факт, что она произойдет с отсрочкой, не имеет ни малейшего значения.

Стефану показали его комнату. Пока он отсутствовал, Эльфрида украдкой проскользнула в отцовскую спальню:

– Он приехал, папа. Такой молодой для делового человека!

– О, неужели!

– Его лицо, оно такое… ах, такое… СИМПАТИЧНОЕ; прямо как мое.

– Хм, и что с того?

– В общем, ничего, это все, что я о нем знаю. Просто чудесно, правда?

– Ну, ну, мы увидим, когда узнаем его получше. Спустись-ка вниз да распорядись, чтобы бедный парень нашел что выпить да поесть, ради бога. И когда он отужинает, я повторяю, я хотел бы перемолвиться с ним словечком, если он не возражает подняться сюда.

Юная леди снова проскользнула вниз, и, пока она ожидает прихода молодого Смита, следует привести здесь оба письма, что относятся к его визиту в эти края.

От МИСТЕРА СУОНКОРТА – МИСТЕРУ ХЬЮБИ

ЭНДЕЛСТОУНСКИЙ ПАСТОРСКИЙ ДОМ, 18 февраля 18**

СЭР!

Мы подумываем о восстановлении башни и крыла церкви в здешнем приходе, и лорд Люкселлиан, патрон прихода, упомянул ваше имя как заслуживающего доверия архитектора, которого желательно просить взять на себя руководство этой реставрацией.

Я совершенно несведущ в том, какие должны быть предприняты первые необходимые шаги. Тем не менее возможно, что самым первым из них (в том случае, если вы и впрямь, как лорд Люкселлиан сказал, согласны помогать нам) будет следующий: вы сами или кто-то из ваших помощников приедет к нам и осмотрит здание и затем составит об этом отчет, к вящему удовольствию прихожан и всех прочих.

Наше местечко расположено очень далеко: на протяжении четырнадцати миль к нам не ведет ни одна железная дорога, и самая близкая к нам железнодорожная станция – зовется городом, хотя на самом деле это скорее большая деревня, – Касл-Ботерель, расположенный в двух милях от нас, и потому всего удобнее для вас будет остановиться в пасторском доме – я рад предложить вам свой кров, – вместо того чтобы останавливаться в гостинице Касл-Ботереля и возвращаться сюда же утром.

В любой из дней на следующей неделе, который вам будет угодно избрать для визита к нам, вы убедитесь сами, что мы вас примем с радостью.

Искренне ваш,

КРИСТОФЕР СУОНКОРТ

От МИСТЕРА ХЬЮБИ – МИСТЕРУ СУОНКОРТУ

ПЕРСИ ПЛЕЙС, ЧАРИНГ-КРОСС,

20 февраля 18**