Возлюбленная

Казалось, Эвис впервые осознала, что превратилась в девушку, и это было для нее непривычно, пугающе и даже постыдно.

– Он рассердился? – спросил ее кто-то – может, подруга.

– О нет, не рассердился, хуже: был холоден и высокомерен. Сразу превратился в джентльмена, этакого светского хлыща, совершенно непохожего на парней с острова. Но какой смысл теперь это обсуждать? Лучше бы мне провалиться сквозь землю!

Пирстон поспешил удалиться, искренне сожалея о том, что причинил невинной душе столько страданий, но в то же время почему-то испытывая удовольствие. Вернувшись в дом, он дождался возвращения отца, а после обеда опять вышел с искренним желанием утешить юную соседку неожиданным для нее способом. Впрочем, надо отметить, что Джоселин испытывал скорее дружеские, чем какие-то иные чувства, и ни в коем случае не предполагал, что та блуждающая, неуловимая, постоянно перелетающая из одной телесной оболочки в другую идеализация женского начала, которую он называл любовью, собиралась воплотиться в образе Эвис Каро.

Глава 2

От дружбы к романтике

Встретить девушку снова оказалось нелегко, даже несмотря на то, что обычно на этом каменистом пятачке куда сложнее разминуться, чем столкнуться. Похоже, смущение, порожденное слишком эмоциональным приветствием, до неузнаваемости изменило Эвис. Так что, несмотря на соседство, как бы Джоселин ни старался, увидеть ее не сумел. Стоило ему переступить порог дома Каро, она тут же, подобно лисе, пряталась в нору – то есть скрывалась наверху, в своей комнате.

Стремясь загладить невольный промах и утешить девушку, Джоселин не пожелал долго терпеть хитроумные уловки. На острове царили самые простые, порой даже примитивные, нравы, причем и среди представителей зажиточной части населения, поэтому, в очередной раз заметив бегство подруги детства, молодой человек вошел в дом и, остановившись возле лестницы, громко позвал:

– Эвис!

– Да, мистер Пирстон.

– Почему ты убежала наверх?

– О, мне срочно понадобилось кое-что здесь взять.

– Но теперь-то ты можешь спуститься?

– Нет, пока не могу.

– Прошу тебя, Эвис!

Ответа не последовало.

– Что же, будь по-твоему: оставайся там, если хочешь. Не стану тебя беспокоить.

Пирстон гордо удалился и направился в сад. Там его внимание привлекли старомодные цветы возле стены, и он остановился, чтобы посмотреть на них, когда услышал за спиной знакомый голос:

– Мистер Пирстон, я вовсе не рассердилась на вас. Когда вы ушли, подумала, что неправильно меня поймете, вот и решила спуститься, чтобы заверить в своей дружбе.

Девушка догнала его и теперь стояла совсем близко, смущенно теребя кружевные манжеты.

– Добрая, милая Эвис! – отозвался Джоселин и, распахнув объятия, запечатлел на пылающей щеке поцелуй, ничуть не менее эмоциональный, чем тот, который сам получил по приезде.

– Дорогая моя подруга, прости мне невольный промах. Скажи, что не обижаешься! Ну же, скорее! И тогда я произнесу те слова, с которыми ни разу не обращался ни к одной представительнице прекрасного пола: «Готова ли ты стать моей женой?»

– Ах, но мама говорит, что я для вас лишь одна из многих!

– Нет, милая. Ты знала меня в пору юности, а другие не знали.

Постепенно Пирстону удалось преодолеть возражения Эвис. Хоть она и не дала немедленного согласия, все же пообещала подумать и встретиться позже. Через некоторое время Эвис сдержала слово, и давние друзья вместе пошли к южной оконечности острова, которую местные называли Клювом, так как скала здесь опасно нависала над таинственной пещерой под названием Ущелье Дьявола, где море ревело и бесилось точно так же, как в те дни, когда они приходили сюда детьми. Чтобы поддержать спутницу, Джоселин предложил руку, и Эвис приняла помощь – впервые как дама и в сотый раз как подруга.

Они побрели к маяку, где обычно проводили время, и просидели бы там до темноты, если бы Эвис не вспомнила, что вечером должна декламировать стихи со сцены в Стрит-оф-Уэлсе – первой деревне при входе на остров, которая теперь очень старалась стать пусть и крошечным, но все-таки городом.

– Декламировать стихи! – удивленно воскликнул Джоселин. – Разве можно представить здесь другого декламатора, кроме того, которого слышим постоянно: никогда не умолкающего моря!

– О, мы здесь стали очень интеллигентными, особенно зимой. Только прошу, Джоселин, не приходи на выступление. Если увижу тебя, непременно собьюсь, а хочется прочитать не хуже других.

– Если не желаешь меня видеть, не приду. Встречу на выходе и провожу домой.

– Да! – глядя ему в лицо, радостно воскликнула Эвис. Теперь девушка выглядела абсолютно счастливой, а ведь в день его приезда трудно было даже представить, что все сложится так хорошо.

На восточном берегу острова молодые люди расстались, чтобы артистка не опоздала к назначенному времени. Пирстон вернулся домой, а когда стемнело и настало время встречать Эвис, направился по средней дороге на север, в деревню Стрит-оф-Уэлс.

На душе было тяжело. Он так давно и хорошо знал Эвис Каро, что испытывал к ней не столько любовь, сколько теплую дружбу, поэтому импульсивно сказанные утром слова пугали вероятными последствиями. Дело не в том, что между ними могли встать те светские, утонченные дамы, с которыми Джоселин последовательно водил близкое знакомство: сознание оставалось свободным от предположения, что кумир его фантазии представлял собой неотъемлемую часть той конкретной личности, в которой пребывал некоторое – будь то долгое или короткое – время.

* * *

Джоселин преданно хранил верность Возлюбленной, однако она воплощалась в разнообразных обликах.

Каждая из дам – будь то Люси, Джейн, Флора, Эванджелина или иная – представляла собой не больше чем мимолетное физическое состояние вечного образа. Факт этот воспринимался не в качестве оправдания или защиты, а просто как объективная реальность. Как правило, Возлюбленная не являлась в виде осязаемой субстанции, а представляла собой дух, мечту, безумие, фантазию, аромат, концентрацию женской привлекательности, блеск глаз, движение губ.

Один лишь бог знал конкретное воплощение прекрасной и далекой Возлюбленной. Пирстон не знал: она для него постоянно пребывала в тумане.

Никогда не задумываясь о том, что идеальная особа представляла собой субъективное явление, вызванное к жизни необычными условиями его рождения и взросления, молодой человек порой сам пугался призрачности своей избранницы, независимости от действия или нарушения физических законов.

Он никогда не представлял, какой окажется следующая избранница, куда его поведет, обладая правом немедленного и свободного доступа во все человеческие обители. Иногда ночами она представала хитроумной и коварной дочерью всемогущего Зевса, склонной отомстить за прегрешения в искусстве против ее красоты, иногда – безупречной Афродитой. Джоселин понимал, что любит изменчивое создание в каком угодно виде: с любым цветом глаз, высокой или миниатюрной, изящной или пышнотелой.

Она никогда не пребывала в двух обителях одновременно, но до сих пор ни разу не задерживалась надолго в одной.

Некоторое время назад, осознав пикантное обстоятельство, Пирстон избежал немалого количества неприятных угрызений совести. Суть вопроса оставалась простой: та идеальная особа, которая его привлекала и, связав шелковой нитью, вела за собой, куда ей угодно, еще не обрела постоянного телесного пристанища, и пока трудно было утверждать, что подобная обитель вскоре возникнет.

Если бы Джоселин почувствовал, что возвышенный образ воплотился в Эвис Каро, то постарался бы поверить в окончательность выбора и с радостью сохранил бы верность собственным словам.

Но действительно ли он видел Возлюбленную в Эвис? Вопрос не давал покоя.

Пирстон поднялся на вершину холма и спустился в деревню, где на длинной, прямой, сохранившейся с римских времен улице без труда заметил освещенное здание. Представление еще не закончилось. Зайдя сбоку и поднявшись на небольшую возвышенность, он увидел весь зал, включая сцену, а вскоре и Эвис, которая как раз вышла. Очаровательное смущение перед аудиторией покорило его сердце и развеяло все сомнения. Таких, как она, принято называть хорошими девочками. Она, несомненно, прелестна, настолько искренна и правильна, что с матримониальной точки зрения риск стремился к нулю. Умные глаза, высокий чистый лоб, спокойная вдумчивая манера поведения убеждала, что ни одна из знакомых девушек не обладала столь же неоспоримыми достоинствами, как Эвис Каро. Впечатление не было мимолетным и случайным: Джоселин знал ее давно и обстоятельно, со всеми настроениями и разнообразными душевными порывами.

Проехавшая по улице тяжело нагруженная повозка заглушила нежный голосок, однако публика осталась довольна выступлением, а сама Эвис мило покраснела, принимая аплодисменты. Джоселин встал возле двери, а когда зрители вышли, нашел ее в зале. Она ждала его.

Держась за руки, они пошли по старой крутой дороге домой. Крепко цепляясь за перила, Джоселин медленно карабкался вверх и тащил за собой Эвис. На вершине холма молодые люди остановились передохнуть. Слева, подобно вееру, небо пронизывали лучи маяка, а внизу, перед ними, с периодичностью в четверть минуты слышались мерные гулкие удары фантастического барабана, промежутки между которыми заполнялись тягучим грохотом – как будто огромная собака грызла гигантскую кость. Шум доносился из обширной Мертвецкой бухты, где волны бились о каменную дамбу.

Пирстону казалось, что здесь вечерний и ночной ветер нес в себе нечто такое, чего не было больше нигде. Странное эмоциональное наполнение прилетало с запада, из той зловещей бухты, дыхание которой они слышали, и представляло собой воображаемую сущность множества утонувших моряков: тех, кто погиб в битвах, пошел ко дну по пути в Ост-Индию, не смог спастись с разбитых барж, бригов, кораблей «Непобедимой армады», – а также благородных аристократов, простых людей и даже преступников, чьи интересы и надежды оставались далекими, словно полюса, но кого безжалостное морское дно уравняло на общем кладбище и превратило в единое целое. Казалось, некий огромный бесформенный призрак вобрал в себя бесконечное количество душ и теперь метался по острову, взывая к всемилостивому Богу с просьбой выпустить их на свободу и вновь разъединить.

Тем вечером молодые люди долго бродили по знакомым с детства местам и даже дошли до старинного церковного кладбища в овраге, много веков назад образованном оползнем. Церковь обрушилась вместе со скалой, и теперь представляла собой жалкие руины, словно наглядно доказывая, что в этом последнем убежище языческих божеств, где по сей день бытовали древние обычаи, христианство так и не сумело окончательно утвердиться и завоевать прочное положение. И вот в этом торжественном месте Джоселин Пирстон впервые поцеловал Эвис Каро, и на сей раз это произошло отнюдь не по инициативе девушки. Недавняя эмоциональность лишь подчеркнула нынешнюю сдержанность.

* * *

Этот день послужил началом романтических отношений. Целый месяц молодые люди проводили преимущественно вдвоем. Джоселин обнаружил, что Эвис не только прекрасно читает стихи на интеллектуальных собраниях, но и очень неплохо играет на фортепиано, а также обладает приятным голоском и поет под собственный аккомпанемент.

Не приходилось сомневаться, что усилия гувернанток и учителей были направлены на то, чтобы как можно больше отдалить девочку от естественной жизни на родном острове. Родители поставили перед собой цель превратить дочь в точную копию десятков тысяч других молодых особ, в чьих судьбах не было ничего интересного или выдающегося; заставить ее забыть обычаи предков, заменить старинные местные баллады купленными в ближайшем городе нотами модных песен, а местный диалект утопить в чуждом языке неведомо откуда взявшейся гувернантки. В доме, способном составить счастье любого художника, девушка, вместо того чтобы рисовать с натуры, копировала с печатных гравюр виды пригородных лондонских особняков.