См. выше

Закапала мороженым.
И что? Да ничего.
Весь мир такой разнеженный,
Расхлябанный, разношенный…
Не важно ничегошеньки.
Не страшно ничего.

«Уж если я – в футболке и трусах…»

Уж если я – в футболке и трусах —
Изнемогаю, как тебе-то тяжко
Должно быть, черноокая бедняжка,
В твоих роскошных палевых мехах!

В тени плюс тридцать! Ну а тут, в лугах,
Замешкаемся – хватит нас кондрашка.
И, вывалив язык, трусит дворняжка
Передо мной в безжалостных лучах.

Зияет солнца раскаленный зев.
Ф. Тютчев одобрял сей Божий гнев,
А нам с тобой и агропрому горе!

Овощеводу не спасти посев…
Но, судя по прогнозам, грозный Зевс
Все ж покарает Фаэтона вскоре.

«Друг роскоши, прохлад и нег…»

Друг роскоши, прохлад и нег
Благословляет ухудшенье
Погоды, но таит от всех
Злорадное благодаренье.

Не айс, конечно же, но все ж
Спасибо и за эти лужи!
Как аспирин, сей хладный дождь
Понизит жар и боль заглушит.

Как Алкозельцер снимет он
В чужом пиру синдром похмельный.
Замызганный сосуд скудельный
Глазурью новой освежен!

Закат

Серо-буро-малиновый вечер.
Посмурневший, усталый июнь.
Небосвод этот низкий не вечен.
Ты и сам не хорош и не юн.

Начинается дождь потихоньку.
Шепелявит в листве ветерок.
Иномарке соседской вдогонку
Кривоногий залаял щенок.

Ты задерни зеленые шторы.
Чай поставь и нарежь колбасу.