Надежда умирает последней

– Гай Барнард. Нельзя ли и мне узнать твое полное имя?

Она пожала ему руку:

– Виллоун.

– Необычно. И славно.

– Это сокращение от Вильгельмина, чтобы было как можно больше похоже на Уильяма Мэйтленда-младшего.

Он ничего не ответил, но по его глазам она увидела, что он сильно чем-то заинтересовался, но было неясно чем. Медленно тащившийся «так-так» миновал клонг[1 - 'Клонг – водный канал в Таиланде. (Здесь и далее примеч. пер.)], стоялые воды которого мерцали в свете фонарей.

– Мэйтленд… – произнес он безучастно, – в войну, помнится, это имя было на слуху. Был такой летчик – Дикий Билл Мэйтленд, работал в «Эйр Америка», вы, случайно, никак не связаны?

Она отвернулась в сторону.

– Это мой отец…

– Да ну?! Так ты кровинка Дикого Билла Мэйтленда?

– Ты же наверняка слышал про него, ведь так?

– А кто не слышал? Это была живая легенда, можно сказать, на одной высоте с самим Магуном Землетрясение[2 - Earthquake Magoon, имеется в виду McGoon. Был такой летчик на самом деле.].

– Вот-вот, – процедила Вилли, – мне от него тоже досталась одна только легенда…

Они замолчали, и она подумала, не покоробила ли Гая Барнарда эта едкая фраза.

Если и да, то он умело скрыл это.

– Я в общем-то не был лично знаком с твоим отцом, но однажды видел его в Дананге, на взлетной полосе, я тогда был в наземной команде.

– Это в «Эйр Америка»?

– Нет, в «Арми эйр кэв»[3 - «Воздушная кавалерия».], – он сделал показную отмашку рукой, – рядовой первого класса[4 - В русской армии соответствует званию ефрейтора.]Барнард. Из низов, знаешь ли, в общем, самый отстой.

– Я смотрю, ты здорово поднялся с тех пор.

– Да уж… – он усмехнулся, – короче, старик твой посадил С-46, моторы в дыму, горючего ноль, фюзеляж прострелен так, что через него пейзаж виден. Посадил «птичку» на гудрон как ни в чем не бывало, вылез и давай осматривать пробоины от пуль. Любой другой на колени бы упал, землю бы от счастья целовал, а твой папаша просто пожал плечами и пошел в тенек покемарить. – Гай покачал головой: – Твой отец был не как все.

– Все мне постоянно это твердят.

Вилли смахнула прядь волос с лица, ей не хотелось, чтобы он больше говорил о ее отце. Ведь опять повторялась старая история. Когда она была ребенком, во Вьентьяне, на каждой вечеринке, или на коктейлях, кто-нибудь из летчиков непременно выдавал очередной рассказ про Дикого Билла. Все пили за его выдержку, его смелость, за его лихой юмор, до тех пор пока ей уже не хотелось взвыть. Все эти рассказы лишь показывали, какую маленькую роль они с мамой играли в жизни отца. Может быть, поэтому Гай Барнард начинал раздражать ее. Но тут было и еще что-то, помимо разговоров о Билле Мэйтленде. Чем-то неуловимо Гай до ужаса напоминал ей ее отца.

«Так-так» вдруг наскочил на кочку на дороге, и она столкнулась с плечом Гая. Пронизывающая боль прошла через руку, и все тело ее сковало судорогой.

Он взволнованно посмотрел на нее:

– Ты в порядке?

– Я… – она прикусила губу, чтобы не прослезиться, – что-то мне совсем больно стало.

Он прикрикнул на водителя, чтобы тот замедлил ход, а потом взял в свои руки маленькие кисти Вилли, крепко держал их.

– Осталось совсем немного, почти приехали…

Долгой, очень долгой казалась дорога до гостиницы. В номере Гай усадил ее на кровать, нежным движением поправил ее волосы.

– У тебя есть какие-нибудь обезболивающие?

– Есть… есть аспирин в ванной, я пойду возьму сама…

– Нет уж, сиди и не двигайся.

Он сходил в ванную и вернулся со стаканом воды в руках и пузырьком с аспирином.

Несмотря на боль, застилавшую глаза, она ясно ощущала, что он смотрит на нее, наблюдая за тем, как она глотает таблетки. Ей было странно спокойно рядом с ним, она даже почувствовала себя покинутой, когда он повернулся и отошел на миг в другой конец комнаты. Она увидела, как он стал перебирать содержимое крохотного холодильника.

– Что ты ищешь?

– Уже нашел.

Он вернулся с маленькой бутылочкой виски и, отвернув крышку, протянул ей.

– Жидкая анестезия, средство скорее народное, но зато проверенное.

– Я не люблю виски.

– Да тебе и не нужно его любить, лекарства вообще не должны быть приятными на вкус.

Она кое-как сделала глоток. По горлу и дальше вниз разошелся жар.

– Благодарю… что ли, – промямлила она.

Он стал медленно ходить по комнате, оглядывая плюшевую мебель, потом бросил взгляд на вид из окна, раздвинув стеклянные двери балкона. Снизу, с реки Чаофья, доносилось рычание моторных лодок, мчащихся по воде. Потом он подошел к тумбочке, взял из корзины с фруктами для гостей китайскую сливу и очистил ее от колючей кожуры.

– Ничего так номерок, – констатировал он, поглощенный поеданием сливы. – Не сравнить с этой дырой, отелем «Либерти», в которой обитаю я. А кем ты работаешь?

Она глотнула из стакана виски и поперхнулась.

– Я летчик.

– Прямо как отец.

– Не совсем. Я летаю для заработка, а не для кайфа, хотя деньги небольшие, на грузовой авиации много не сделаешь.

– Но и не маленькие, судя по твоей гостинице.

– Я не плачу за номер.