Все дело в платье

– Ну, если учесть, что моего отца звали Николаем… Знаешь, сколько ни убираем, все равно чувствуется. Ты как? – Николай наклонился и заглянул Маше в глаза.

– Не знаю. Я не чувствую пыли. Я… такое странное чувство. Я не думала, что буду жить где-то еще, кроме моего дома.

– Мне кажется, твоя комната маловата для нас двоих, – рассмеялся Николай. – Даже если поменять кровать. Да и родители твои будут возражать.

– Родители будут возражать в любом случае.

– Ты голодна?

– В два часа ночи? – удивилась Маша. Голод был последним, о чем она бы подумала, но, если говорить по правде, она была голодна. За всю игру в «Мафию» она не съела ни крошки, только пила коктейли. Теперь от их опьяняющего воздействия не осталось и следа, и Маша дрожала от волнения, оказавшись наедине с этим красивым серьезным мужчиной, который называл себя ее женихом и собирался забрать ее себе навсегда. Он старше ее на десять лет. Она никогда не любила никого, кроме него. Он – наверняка любил других женщин. Еще одна вещь, о которой Маша никогда не думала. Что, если у него кто-то был даже тогда, когда он начал встречаться с Машей? Да и не встречались они по-настоящему. Они виделись на работе, целовались в машине, несколько раз обедали и ужинали в каких-то ресторанах. Она не знает ни одного друга своего жениха. Она не знает его семьи. Клана Гончаровых, с которым ей предстоит завтра познакомиться.

И тут паническая атака накрыла Машу с головой. Она почувствовала, как ноги становятся совершенно ватными, а голова кружится. Она опустилась на низкий пуфик в прихожей, прижав колени к груди и обняв их так, словно пыталась свернуться в клубок.

– Маша, что с тобой такое? – растерялся Николай, а Маша чувствовала, как ей даже дышать удается с трудом, и какой-то ком в горле, и страшно, и кажется, что она запуталась и потерялась, и совершила какую-то непоправимую ошибку. Она просто не может, не может ни с кем из них знакомиться. У нее нет никакого опыта. Даже одежды приличной нет. Так и прийти в ветровке с горохами, в кедах, в джинсовой юбке? Даже у Золушки была крестная фея.

– Так, вот, держи. Пей! – Маша почувствовала, как к ее губам прикоснулось что-то прохладное. Стакан воды. Да, то, что надо. Николай смотрел на нее, обеспокоенный и огорченный. Маша сделала несколько глотков, хотя они и дались ей нелегко – горло все еще сдавливали непонятные слезы, норовившие прорваться наружу. Николай не спрашивал больше ни о чем. Тонкая ветровка в горошек полетела на пол первой. Затем он поднял Машу на руки и понес по длинному коридору мимо каких-то дверей, мимо мерцающего ночника – в просторную, погруженную в сумрак спальню. Маша обхватила его за шею и вдохнула сложный мужской запах, такой умопомрачительный и такой знакомый, он немного успокоил ее. Николай вел себя так, словно каким-то образом сумел-таки прочитать мысли своей девушки. Он нежно уложил Машу на большую постель – не соврал, минимум раза в четыре больше Машиной кроватки – и нежно накрыл ее легким, но теплым одеялом. Он вел себя так, словно ухаживал за пациенткой с простудой. Не хватало только чая с медом. Это показалось Маше смешным.

– Ты мне еще температуру померь, – прошептала она, слабо улыбнувшись.

– Между прочим, я на миллиметр от того, чтобы вызвать врача. Скажи, какая муха тебя укусила? Что тебя так расстроило? Так, подожди, я принесу тебе… У меня есть кое-что… – И Николай скрылся. Лежать было намного спокойнее, чем сидеть на пуфике. Маша подтянула ноги к груди и свернулась калачиком. Николай оставил включенной лампу на прикроватном столике, и Маша принялась осторожно рассматривать помещение, в котором, как сказал Николай, им предстояло жить вместе. Стоило ей подумать про это «жить вместе», как Маше снова становилось не по себе. Спальня была сравнительно небольшой – в отношении квартиры в целом, и тоже выполненной в классическом стиле. Дорого, но не броско. Ничего кричащего, ничего нелепого. Такой же мягкий бежевый цвет, ковер под кроватью сияет чистотой. В шкафах книги, рядом с креслом высокий торшер. На круглом столике навалены книги. Это было так в духе Николая, он был кем угодно, но только не новатором. Его трудно было представить с электронной книгой. Каждый элемент мебели на своем месте, все подчинено идее удобства и простоты, в такой спальне могло спать уже десятое поколение Гончаровых, но ведь он только сюда переехал. Кровать стояла около глухой стены, так, чтобы свет от огромного – от потолка до пола – окна не потревожил сна обитателей спальни. Рядом с дверью в комнату Маша заметила еще одну дверь, а чуть ближе к окну – еще одну. Их назначения Маша не поняла. Одна, допустим, ведет в ванную. А другая? В туалет? Раздельный санузел в спальне? Это было бы более чем странно.

– Так, вот сыр, хлеб и немного ветчины. Все остальное нужно готовить, а я, признаться, не большой мастак в этом деле. Даже кофе сам себе не сделаю, если честно. Ну, бери и ешь. Не стесняйся. Господи, Маша, ну теперь-то в чем дело? – Николай беспомощно смотрел на то, как Машины глаза наполняются слезами, а губы снова начинают дрожать.

– Ничего, – пробормотала она, с трудом удерживаясь от того, чтобы не разрыдаться. Где тут был стакан с простой водой? Ей нужно попить. И пописать, черт. Она же не знает, куда идти. Все эти двери. Маше захотелось домой.

– Ага, я прямо вижу, как у нас все в порядке! – зло пробормотал Николай, доставая из кармана платок. Он присел на кровать к Маше и промокнул ее глаза, но результат был ровно обратным – Маша расплакалась окончательно. Уткнувшись в знакомое плечо, вдыхая запах, который Маше так нравился, она вздрагивала и хлюпала, а Николай прижимал ее к себе и похлопывал по спине, просто не зная, что еще он может сделать для девушки, рыдающей в его кровати безо всякой причины.

– Ну-ну, малышка, не надо, ну, успокойся. Я здесь, с тобой, все в порядке.

– Не-ет! – простонала Маша, вытирая слезы кулаком.

– Нет? – удивился Николай. – Не в порядке? Но что?

– Все! – замотала головой Маша.

– Вообще все? – тут же нахмурился он. – Это что, все-таки чертов Роберт?

– Что? – Маша отпрянула и посмотрела на Николая в полном изумлении. – При чем тут Роберт? Ты посмотри на меня! Я ведь… я не умею готовить. Я вообще ничего не умею. У меня дома в постели лежит плюшевый медведь. И вообще, вот я даже не представляю, зачем тут у тебя две лишние двери. Одна – ванная, а другая?

– Другая – это шкаф, гардеробная, – ответил Николай, невольно улыбаясь. Маша некоторое время сидела, обижаясь на то, что была такой глупой и сама не додумалась.

– Господи, я ведь знала! Я забыла про эти чертовы гардеробные, а ведь я дизайнер. Но ведь у нормальных людей в спальнях только одна дверь – выход. Она же – вход.

– Боже мой, ты из-за этого переживаешь? Что ты не справишься?

– Я обязательно не справлюсь, – заверила его она, и глаза снова наполнились слезами. – Я даже дома только маме помогала на стол накрывать. Я умею только пельмени варить.

– Машенька, да какое мне дело до того, умеешь ли ты готовить!

– Честно? – всхлипнула Маша.

– Честно, – кивнул он.

– А до чего тебе есть дело? – завелась она. – Вот именно! Что ты вообще во мне нашел? Я же – самая обычная.

– В тебе нет ничего обычного. Даже на миллиметр, – заверил ее Николай. И склонился ближе, положил одну ладонь на сцепленные на коленках ручки, нежно, но твердо разорвал их хватку. Он взял Машины руки в свои, поцеловал ее в тыльную сторону сначала одной ладони, затем другой, отвел руки в стороны, положил Машу на спину, лицом вверх и удержал в таком положении на несколько секунд, любуясь ее нежным, раскрасневшимся, заплаканным лицом.

– Ты нежная, хрупкая, честная, – шептал он, продолжая подниматься выше по Машиному запястью. Он поцеловал изгиб руки. – Если, конечно, не играешь в «Мафию», потому что там, если я понял правильно, чтобы победить, нужно врать.