Миф об идеальном мужчине

В понедельник она посмотрит, и если увидит его у аптеки, значит, тот самый.

Слежка? Что за глупости?

Она юркнула в подъезд и опрометью бросилась к себе на третий этаж. Только заперев дверь на все замки и цепочку, она почувствовала себя в безопасности и перевела дух.

Она все поймет на следующей неделе. Поймет и позвонит Андрею. И он ее спасет.

Если бы она только могла догадаться, что принесет ей следующая неделя, она скорее всего собрала бы вещи и улетела ночным самолетом на Камчатку…

Спала Клавдия плохо.

Полночи она пролежала, зажмурившись и напрягая слух.

Ей слышались какие-то звуки, вчера еще совсем не страшные, и даже успокоительные, сегодня они казались зловещими и предвещающими беду.

Уличный фонарь заливал комнатку мертвенно-синим светом. Разросшийся за лето клен постукивал тонкой когтистой лапкой в подоконник.

А может, это не клен? Может, это кто-то заглядывает к ней в окно и проверяет, одна она или нет?..

Скрипнула половица в крохотной прихожей. Хлопнула подъездная дверь.

Что это? Сквозняк или кто-то поднимается на ее этаж?

Шевельнулись белоснежные занавески, казавшиеся в мертвенном свете фиолетовыми.

Нет, это не сквозняк. Ей стало жарко от страха.

Успокойся, это просто твои фантазии. Ни один злоумышленник не полезет на третий этаж, в квартиру, где совершенно нечем поживиться, да еще среди ночи, да еще в присутствии хозяйки!

Да, но почему опять хлопнула подъездная дверь?.. Разве она когда-нибудь хлопает по ночам? И что за странный сквозняк шевелит штору? Откуда он взялся? Форточка на кухне закрыта, значит, открылась дверь на лестницу?

О господи, наверное, нужно встать и посмотреть, но это очень страшно…

– Кто там? – неожиданно даже для себя тонким голоском спросила Клавдия, и вопрос повис в тишине ночной квартиры, как мертвец на потолочном крюке.

Ледяной рукой Клавдия нащупала шнурок торшера и дернула его вниз. Комнату залило желтым светом, штора сразу стала белоснежной, а стеклянный омут окна как будто потемнел и провалился.

Ни в комнате, ни в прихожей, конечно, никого не было.

– Я не буду трястись, как последняя дура! – громко заявила Клавдия себе и всем окружающим ее предметам. – Ничего не происходит. Все в полном порядке. Я расскажу обо всем, что видела, Андрею Ларионову, и он посоветует мне, что делать. Скорее всего я ошибаюсь. У меня эти… как он сказал?.. галлюцинации. Сейчас я лягу спать и усну. В пятницу я веник так и не купила, придется завтра ехать на рынок. Слышала? – строго спросила она себя. – Ложись сейчас же!

Она легла, убеждая себя, что нужно спать, но смалодушничала и свет гасить не стала.

В этом желтом веселом свете пугающие ночные звуки как-то растворились, ушли, и Клавдия перестала их слышать. Лежа на боку, она вспоминала, какой чудесный был день, и как она приехала, и собаки скакали вокруг, а Дмитрий Андреевич их держал, и оказалось, что Линдой зовут собаку-мальчика и не переименовывают, потому что он привык, а потом Андрей протягивал ей ключ от ворот, и она смотрела ему в лицо, в неопределенного цвета глаза, конечно же, самые прекрасные глаза на свете.

Так она и уснула со светом, до шеи натянув одеяло и мечтая об Андрее, который знать ее не желал и думать о ней не думал.

Зато в это же самое время о ней думал другой человек.

Он думал о ней так пристально, что именно его напряжение полночи не давало ей спать, нагоняя ужас.

На столе перед ним лежали отчеты наблюдателей за последние две недели, которые он уже знал почти наизусть, до самых мелких деталей. Знал так же твердо, как то, что время пришло.

Он убедился во всем, в чем должен был убедиться. По крайней мере в том, что касалось мужчины.

За женщиной придется еще некоторое время понаблюдать, но он совершенно уверен, что это она. Именно она.

Время, время… Оно поджимало и торопило его, но торопило не как враг, а как союзник. Оно укрепляло его решимость и мягко подталкивало вперед бархатной неумолимой рукой. Если бы не время, которое невозможно остановить или уговорить подождать, он долго бы еще тянул, отодвигая неизбежное и закрывая глаза на очевидное.

А медлить было уже нельзя.

Мужчину устранить сложнее, именно поэтому он будет первый. Даже в школе учили сначала браться именно за самое трудное.

С женщиной будет легче. В конце концов она всего лишь женщина – слабое, неумное, никчемное существо.

Он вспомнил еще одну женщину, умершую в мучениях.

Это было много лет назад, но он помнил и чувствовал ту смерть так, как будто она случилась час или два назад. Он видел ее изменившееся лицо и скрюченную, неестественно белую руку. Он рассматривал ее с жадным любопытством и торжествующим, ни с чем не сравнимым ликованием – это сделал он!

Он убрал ее с дороги. Он придумал сделать так, что она уже никогда не будет ему опасна и ее поганый язык не сможет ничего и никому рассказать.

Об одном он жалел – она так и не узнала, что он убил ее.

Жалел остро, истово, постоянно.

Она умерла – и все. Наслаждаясь тем, что это дело его собственных рук, он так и не смог насладиться ее ужасом, страхом, чувством обреченности, которые в миллион раз усилили бы ее мучения, знай она, что ее смерть – это он.

Тогда он думал, что все предусмотрел и поставил точку в деле, мучившем его годами. Много лет он прожил в покое и счастье, наслаждаясь тем, что убрал с дороги лукавую гадину, мешавшую ему дышать. И вот теперь приходится снова планировать и рассчитывать, устраивая новую смерть.

Только эта смерть, и даже не одна, а две, даст ему возможность жить так, как он привык.

Этих двоих он ненавидел меньше, чем ту, первую. Они были недостойны его ненависти, мелки и – он уверен – трусливы.

От долгого сидения за столом у него затекли ноги, и он встал, чтобы размяться.

За окнами была непроглядная, густая, почти осенняя ночь. Только душно было не по-осеннему. Наверное, придется все же купить кондиционеры. Конечно, по старинке, с открытым окошком приятнее, но жара давит, угнетает, не дает работать и думать. Он плохо переносит жару.

Срок для мужчины был уже назначен.

Пистолет он отверг, хотя, купленный заранее, он лежал у него в столе, ожидая своего часа.

Нет, пистолет – это слишком просто и незамысловато. Он хочет, чтобы это не было так быстро. Чтобы потребовало усилий. Чтобы его жертва не умерла мгновенно и безболезненно – вздох, а выдоха уже никогда не будет.

Ему нужно, чтобы тот человек не просто умер, а умирал. Пусть недолго, пусть всего несколько секунд, но ему-то он скажет, кто заставил его платить по счетам. Давней ошибки он не повторит. Этот умрет не просто так. Этот умрет, твердо зная, за что.

Именно поэтому он не поручил это дело никаким исполнителям, готовым за деньги на все. Он должен сделать это сам, исправив то, что он когда-то не доделал.

И зажить дальше веселой счастливой жизнью.