Вишни для Марии

– Я согласна стать обычной работницей. Мешать закваску и паковать готовые продукты.

– Ты?! Господи, это же все не для тебя… Мари, не сходи с ума, ты эфирное создание, а не пролетариат!

– Ой, я еще тот пролетариат, каждый день булыжники у себя с огорода таскаю, – усмехнулась Мария.

– Нет. Нет, это невозможно… К тому же у меня весь персонал уже подобран, свободных мест нет. Если взять тебя, то придется кого-то уволить… Да дело даже не в этом! – блестя темными, похожими на крупные вишни, глазами, воскликнул Костик. – Если я возьму тебя к себе, допустим (вдруг образуется вакансия!), то каково мне будет перед людьми? Они же обо всем догадаются… О наших с тобой отношениях. Я ведь на заводе каждый день, я там бухгалтерию веду, и все такое… А Педровна – она Людмилу знает, они перезваниваются иногда. Если Педровна донесет Люде, что в Дербенево у меня есть любовница, то… то это будет катастрофа. Счастье, что Педровна живет не в Дербенево, а в Болшево, на той стороне реки…

Мария молчала, опустив голову.

– Послушай. Не обижайся на меня, – ласково произнес Костик. – И вообще, мне кажется, ты каким-то не тем сейчас путем идешь. Искать работу, да еще за те копейки, что в наших краях платят… Это непродуктивно. Ты должна поговорить со своим братом, как его… с Денисом. Он же, по сути, «отжал» у тебя квартиру.

– Не «отжал», а мать ему завещала, – устало вздохнула Мария. – И потом, почему – квартиру? Половину квартиры. Но это все не имеет значения. Он собственник, а я никто, так получилось.

– А ты узнавала? А ты подавала в суд? Ты пыталась оспорить завещание?

– Как оспорить? Задним числом доказывать, что мать была не в себе, составляя это завещание? Невозможно, она до последних минут хорошо соображала…

– Но ты все равно там прописана!

– Я не собственник!

– Но ты там прописана! Тебя только по суду могут выгнать, – нетерпеливо возразил Костик.

– Вот именно, если Денис пойдет в суд, то он с легкостью меня выселит.

– А пойдет ли он? Я вот точно не знаю, имеет ли смысл сделать это сейчас, я не специалист в жилищном и семейном праве… Может, еще не поздно… Давай так. В следующий свой приезд в Москву я пойду к своему знакомому, адвокату, может, он подскажет, что надо делать, может, еще не поздно тебе отсудить свою половину квартиры.

– А если ничего не получится?

– Тогда, наверное, надо взывать к совести твоего брата. Есть у него сердце или нет, в конце концов?

– Мне все равно – есть у него сердце или нет, – пробормотала Мария. – Он мне чужой человек теперь. Если честно, я даже не хочу с ним связываться.

– Мари! Вот ты зря оттуда съехала, теперь он имеет полное право тебя выселить, ведь ты сколько лет этой квартирой не пользуешься… Надо было терпеливо сидеть там, выжидать.

– Чего выжидать, когда он меня буквально выживал! – Она уже едва не плакала.

– Ладно, давай сейчас не будем о грустном, поговорим об этом потом.

– Давай потом, – уныло согласилась Мария. – Хотя нет, погоди. Я никогда об этом не спрашивала, но… Каким ты видишь наше будущее. Твое и мое?

– О господи… Я знал, что рано или поздно ты об этом спросишь. Ты предлагаешь мне бросить троих детей?

– Нет.

– А что тогда?

– Я не знаю. Просто… я сейчас в скверном положении. Мне нужна помощь, – с трудом выговорила она.

– Так я и не отказываюсь тебе помогать! – возмутился Костик. – Милая моя, родная, все образуется, не переживай! – Он бросился к ней, обнял, принялся покрывать ее лицо поцелуями.

Мария хотела оттолкнуть его, но не смогла. Обхватила его за плечи, прижалась изо всех сил.

– Солнышко мое, ангел мой… Ну вот такая жизнь… если бы я мог, если бы я встретил тебя раньше, двадцать лет назад!

– Двадцать лет назад мне было четырнадцать, – засмеялась Мария. – Тебя бы посадили, Костик.

* * *

Мари уснула быстро, она всегда засыпала быстро рядом с ним, а Костя так и остался сидеть на кровати в прозрачной, голубой полутьме.

В окно заглядывала яркая, ровная половинка луны, именно ее свет позволял сейчас спокойно рассмотреть женщину, лежавшую рядом.

Четыре года назад, когда Костя впервые увидел Мари, то поразился – что за неведомая сила принесла сюда, в замшелое Дербенево, эту красавицу, больше похожую на киноактрису, чем на сельскую учительницу?

Нет, конечно, на сельских просторах попадались иногда симпатичные девушки, но именно что – иногда. Либо дачницы, решившие месяц-другой провести на грядках, либо местные, совсем юные особы. Расцвели, поразили всех в округе и упорхнули в большие города…

Мари же, судя по всему, решила поселиться в Дербенево навсегда.

Костя немедленно познакомился с этой чудесной девушкой, и практически сразу же закрутился их роман. Мужчина даже не верил своему счастью первое время.

Причем чем дальше, тем сильнее он влюблялся в Мари. Именно о такой подруге он мечтал всю свою жизнь – нежной, деликатной, доброй.

Она принадлежала к редкой, почти не встречающейся породе женщин – тех, кто не имел привычки выносить мужчинам мозг. Цены таким нет!

Еще, ко всему прочему, Мари – умненькая, но не зануда. Скромная, но не зажатая. Легкая и в то же время глубокая. С ней было интересно – интересно общаться, болтать. Ни с одним человеком Костя не разговаривал столько, как с Мари, с ней он делился самыми сокровенными своими мыслями…

Судьба у нее, конечно, не самой веселой оказалась – сука-мать и брат-негодяй. Но даже эти трудности не сломили, не исковеркали характер Мари, не заставили ее озлобиться. Она была выше людской грязи. Она – благородная, что ли. Как героиня Ремарка…

Четыре года Костя встречался с Мари, и ни разу за эти годы они не поссорились. Ни разу. И она не надоела ему, не стала скучной, предсказуемой. Внешне – тоже, становилась только краше. Роскошная фигура, потрясающие волосы, дивные глаза, губы эти, гладкая кожа… Запах. Да, запах. От ее кожи пахло цветами, нежно и трогательно. Розами пахло! Едва заметно, но вполне определенно – именно розами, сладковато-ванильно. Мари – словно сказочный цветок…

Косте всегда хотелось разглядывать свою подругу… Ею невозможно было не любоваться! Пожалуй, тоже редкое, удивительное женское свойство – умение не надоедать, талант нравиться. Это, наверное, от природной грациозности Мари шло. Она двигалась, словно балерина, и до сих пор каждый ее жест, поворот головы заставляли Костю волноваться, восхищаться.

В ней не было ничего бабского, грубого, хабалистого. Смех ее – не пронзительный, голос – приятный, даже кашель (когда простужалась, например) и тот звучал мило. Мари никогда не раздражала Костю в отличие от Люды, например. Людин кашель, чихание, а также топот босых пяток по полу, вообще вся бытовая эта бесцеремонность, когда женщина уже ничего не стыдится в долгом браке, давно надоели Косте.

В сущности, именно Мари, а не Люда, являлась идеальной женой для Кости. Если бы не было Люды, а еще Петра, Сандрика и Нины (Нины, единственной доченьки, последыша, Нинон – как ее все называли дома, капризной и обидчивой девочки, в буйном расцвете пубертата со всеми его закидонами и истериками), – то Костя, не раздумывая, связал бы свою судьбу с Мари.

Костя не мог бросить детей, хотя порой они его раздражали, мешали, гирями висели на ногах. Иногда Костя прикидывал – а что, если развестись с Людой, когда Нинон, например, исполнится восемнадцать? Нет, невозможно. Восемнадцать – еще детский, опасный возраст, Нинон с ее взрывным характером примется бунтовать, но только уже по-взрослому как-нибудь, с риском для себя. К тому же дети обожали мать (хотя совершенно ее не слушались), они не простили бы отцу его ухода, даже будучи уже взрослыми людьми.

Мари его дети тоже не приняли бы. Они нахальные, бойкие, за словом в карман не лезут, все трое, а тут им под нос – деликатную Мари. Она, пусть даже и учительница, точно сломалась бы, не справилась бы с ними, с их агрессией и ненавистью. Ну как же, разлучница…

Да и вообще, как он разведется с Людой, если все на нее записано? И бизнес, и квартира в Москве, и машины, и гараж… И даже этот дом в Дербенево тоже записан на нее! Так с самого начала хотела Люда, это была ее воля: «Я тебе троих родила! Я не могу себе позволить остаться с голой жопой, если с тобой что случится, если ты загулять вдруг решишь! Я о детях должна думать!» Да и сам Костя мечтал себя хоть как-то обезопасить, свой бизнес, не так уж он и противился желанию жены записать все на нее.

Так вот, если Люда вздумает всерьез мстить – Косте конец. Она может разорить мужа в один момент, оставить ни с чем.

По-хорошему, Косте надо было давно расстаться с Мари, не превращать ее в постоянную любовницу, вторую жену. Но что тогда, какой интерес у него в жизни останется? Найти еще кого-то, какую-нибудь непритязательную женщину? Да ни одна тут и в подметки Мари не годится… Потом, зачем тогда бросать Мари, спрашивается?

Нет, нет, если уж совсем припрет, если Люда узнает о его романе на стороне – тогда, конечно, придется расстаться с Мари. И действительно жить тут одному, бирюком (завод-то не бросишь без присмотра). Ведь Люда сюда не согласится поехать, да и нельзя, кто там за детьми присматривать станет? У них же школы, институты на носу, репетиторы, кружки, секции… Но, с другой стороны, жить здесь в одиночестве для Кости невыносимо.