Femme fatale выходит замуж

– Что ты… нет, конечно! – Он пропустил ее. – Я… я просто не ожидал.

– Ты один? – Жанна прошла в комнату, огляделась.

– Да.

– У тебя мило. Все так просто… – она села на узкую кушетку, застеленную клетчатым одеялом.

«Просто…» – усмехнулся он. Его простота – это бедность. Стол, стул, узкая кушетка, телевизор на полу, занавеска на окне из марли…

– Я бы тоже хотела так жить.

– Ты шутишь?

– Нет, правда. – Жанна посмотрела ему в глаза. И Марат увидел – она не придумывает. – С тобой можно немного посидеть? А то одной так скучно…

– Одной? – удивленно переспросил он.

– Ну да… Я, наверное, единственный человек в Москве, который решил не отмечать Новый год.

– А я – второй человек, – тихо произнес он. – Но раз мы вместе… Хочешь чего-нибудь?

– Да! – обрадовалась она.

Он принес шампанского, миску с мандаринами, поставил в центре стола еловую ветку в бутылке из-под газировки.

– Как здорово! Маратик, честное слово – у тебя так хорошо!

– Я не знаю, понравится ли тебе… – с сомнением пробормотал он, разливая шампанское в обычные стаканы. – Это обычное, «Советское»… Полусладкое.

– А почему мне может не понравиться?.. – бурно возмутилась Жанна.

Марат пожал плечами, протянул ей полный стакан, сел рядом.

– За наступающий… – Они чокнулись. – Я тут думал о тебе недавно.

– И что?

– Ну, как ты проводишь время… В каком-нибудь красивом месте, среди известных людей… Пьешь французское шампанское, а не эту газировку.

Жанна так засмеялась, что Марат уже был готов обидеться.

– Маратик, милый… О, если б ты знал! – В ее голосе было столько едкой горечи – он тут же забыл о своем намерении. – Я так далека от всего этого… И потом, взять то же французское шампанское – оно, хоть и считается настоящим, мне совсем не нравится. Может быть, я чего-то не понимаю, но, по-моему, оно – страшная кислятина… Я вообще не люблю сухих вин, пусть они трижды считаются натуральными и правильными! А насчет моей мамы… Нет, лучше не будем об этом! – Жанна махнула рукой.

Марат с изумлением глядел на нее.

– Ты любишь зиму, Марат? – Она решила сменить тему.

– Да, наверное… – пожал он плечами. На самом деле ему было все равно – лето, зима ли… Если она будет рядом, то все остальное не имеет никакого значения.

– Я тоже люблю. Ранние сумерки, фиолетовое вечернее небо, желтые окна… Снег. Иногда Москва просто тонет в снегу, и это так здорово! Помню, в прошлом году я едва откопала свою машину – такой накануне был снегопад… Эти елки искусственные в витринах! Кафе, магазинчики, ресторанчики, галереи… Все в огнях, в гирляндах, все так манит! Кажется, зайдешь куда-нибудь – а там тебя ждет что-то необыкновенное, интересное… то ли встреча какая-то особенная, то ли особенное событие, о котором не забыть до конца жизни. Идешь на концерт, потом до утра гуляешь в клубе. А подарки? Эти милые безделушки, без которых не обойдется ни один современный человек, – телефончики, карманные компьютеры, которые могут поместиться на ладошке, цифровые камеры, еще бог знает что… И кажется – какая прелесть эти умные игрушки, уж с ними-то жизнь точно станет счастливей и ярче!

Марат завороженно слушал ее. Половина из вещей, о которых она сейчас говорила, в силу обыкновенной бедности была недоступна для него, но какое это имело значение?.. Он слушал болтовню Жанны словно песню или сказку. Ну да, именно сказку, рассказываемую в Сочельник!..

– Помню, на день рождения Сидоров с Айхенбаумом подарили мне крошечный плеер – вот такой, ей-богу! – Она показала размеры. – Ну и что толку?.. Теперь, говорят, есть модели еще меньше, вообще с мизинец! И вот бродишь, бродишь по магазинам, ищешь подарки – для других, для себя, выбрасываешь кучу денег, убиваешь целые вечера на посиделки в этих кафе и клубах… Москва, зима, ожидание чуда! И что?

– Что?.. – переспросил Марат, раздумывая, стоит ли ему спросить о том, кто такие эти Сидоров с Айхенбаумом.

– Да ничего! – закричала Жанна уже совершенно другим голосом – сердито и с досадой. – Ни-че-го. Пустота! Любишь того, кто тебя не любит, а тебя любит тот, кто тебе и задаром не нужен… К чему этот снег, эти фиолетовые сумерки, эти огни?!.

– Я не знаю, – честно ответил Марат.

– Налей еще… – Жанна протянула ему пустой стакан.

Марат налил шампанского. Потом снова сел рядом с ней. Жанна положила ему голову на плечо – так просто, словно он был ей родным.

– Маратик, милый…

– Что, Жанна? – с трудом произнес он.

– Ты такой хороший… Нет, даже не так – ты удивительный. Настоящий друг. А лучше всего то, что тебе ничего от меня не надо… Все так надоели! Вот взять, например, Сидорова с Айхенбаумом! Они твердят, что любят меня, просто замучили… Но я на сто процентов уверена, что они и не подумают на мне жениться, если я соглашусь, – с азартом заявила она. – Это страшные люди! Нет ничего хуже этих милых современных плейбоев, этих очаровательных холостяков, которые обещают горы золотые, а на деле боятся пожертвовать и малостью… О, эта их личная свобода, их внутреннее пространство, куда они никого не пустят ни за какие коврижки!

– Ты хочешь замуж? – спросил Марат.

– Я? – Жанна задумалась. – Нет, ни за что… За тех, кого знаю, – нет, никогда! Только… – Она подняла голову, посмотрела ему в глаза. – Вот за тебя бы я вышла. Возьмешь меня замуж – а, Марат?..

«Возьму, – хотел сказать он. – Да что замуж, я жизнь за тебя отдам!»

Но от волнения ему перехватило горло, он просто сидел и смотрел на нее неподвижными глазами.

Мгновение Жанна медлила, потом засмеялась:

– Господи, Маратик, я пошутила! Все, все, не смотри на меня так! Ты такой честный, добрый… еще согласишься из жалости, а потом будешь всю жизнь со мной мучиться!

«Никогда, ни одного дня – не буду жалеть! Ни минуты и ни секунды…» – рванулась к ней его душа.

Но Жанна уже спала на его плече, уронив руки себе на колени.

Марат засмеялся едва слышно, боясь нарушить ее сон. «Она очень несчастна… И она считает меня единственным своим другом!»

Он осторожно соскользнул с кушетки, подложил ей под щеку подушку, укрыл одеялом. За окном непрерывно вспыхивали фейерверки – было светло как днем.

Это был лучший Новый год в его жизни. Счастливейший день…

Он коснулся губами ее щеки.

– Спи…

О чем-то большем он и не мечтал. Он знал, что рано или поздно она сама протянет к нему руки и сама, добровольно, отдаст ему все. Зачем торопиться, зачем нарушать очарование этой ночи, зачем ее слова – «Марат, ты настоящий друг!» – превращать в ложь?.. Не стоило уподобляться неизвестным ему, но глубоко неприятным Сидорову с Айхенбаумом – Марат это мгновенно понял. Когда она проснется, то будет ему благодарна еще больше.