Проект «Платон»

Кассирша фыркнула. В этом незамысловатом движении воздуха сквозь её носовые ходы отчётливо прослеживалась вся гамма эмоций, из века в век достающаяся таким девушкам, на которую неотрывно таращился Иван, от девиц, подобных той, что сидела на кассе. Самый первый слой, достаточный для понимания: «ну коне-е-ечно, как такая фифа – так сразу спасители найдутся!» Собственно, проблема этих девиц в том, что этим слоем они ограничиваются. Хотя, возможно, не проблема, а как раз – решение. И даже оберег. Копни они чуть глубже – и кто знает, какой кошмар заденешь полотном лопаты. Не все способны копать глубже, оставаясь при этом в добром психическом здравии. Психическое здравие, собственно говоря, присуще от и до только тем, кто не способен, и разумно не желает копать глубже первого слоя.

Девушка кивнула Ивану. Вот так вот просто кивнула. Ему показалось, что они знакомы лет сто. Тысячу! Тысячи тысяч лет они знакомы с прекрасной незнакомкой. Которую он сейчас спасёт! Спасёт от унижения на этой самой кассе. Какая разница где. Ключевое: спасёт. Он – храбрый рыцарь на белом коне! Она – прекрасная принцесса, дожидающаяся его в заточении. Кассирша – огнедышащий дракон, охраняющий башню. Водонапорную башню с дерьмом.

«Огнедышащий дракон», ещё раз красноречиво фыркнув, с ожесточением отсканировал йогурт и вышвырнул его с ленты. «Храбрый рыцарь», не могущий оторваться от созерцания «прекрасной принцессы», выложил на освободившуюся ленту продукты из своей корзинки, на автомате достав карту и протянув её «огнедышащему дракону». Удивительнейшим из удивительных голосов, проникновенно, будто исполняя «Песнь Песней», «прекрасная принцесса» молвила «храброму рыцарю»:

– Мне неловко. Неудобно. И это не выход. Где я могла посеять кошелёк? Елена.

«Огнедышащий дракон» изрыгнул:

– Проходите!

Иван от неожиданности уронил банковскую карту. И вот они с прекрасной Еленой оба оказались на корточках. Рядом с картой Ивана лежал и её кошелёк.

– Вы его здесь и выронили. Иван! – Чуть запоздало представился молодой доктор наук, поднимая удивительнейшим образом нашедшийся кошелёк и протягивая Елене. Она улыбнулась и протянула ему его банковскую карту.

– Не удивительно. При моём… – Она на мгновение запнулась, будто подыскивая верную формулировку. – При моих особенностях. Странно, но вас я осязаю в пространстве.

Она замолчала. Иван ожидал пояснения. Что это значит, «осязаю в пространстве»? Но Елена несколько секунд разглядывавшая Ивана с пристальным интересом исследователя, только и сказала:

– Спасибо!

– Не за что! Вы просто уронили. Я просто поднял.

Они синхронно распрямились и вместе пошли на выход.

Антон подмигнул кассирше и положил перед нею фантик от леденца.

– Гипогликемия! Вовремя сахар в ток крови не поступит – и ага!

Он вытаращил глаза и вывалил язык. Кассирша улыбнулась.

– Вам очень идёт улыбка. Когда вы так улыбаетесь – сразу видны бездны нежности и нерастраченной любви. И вас запросто полюбит какой-нибудь осёл. Как в мультике про Шрека! Тамошняя драконша была очень премиленькой!

Удивительно, но кассирша не только не опалила Антона пламенем, но и улыбнулась ещё шире.

Забрав карту, Антон обогнал парочку и притормозил у охранника, читающего новости с экрана телефона. И протянул ему леденец.

– Тебе, мужик, нужна глюкоза. Чтобы – во-о-он! – на экранчиках сосредоточиться!

На одном из мониторов отлично просматривался холодильник, у которого Антон подрезал кошелёк у «прекрасной принцессы». Охранник равнодушно принял леденец, и так же равнодушно выбросил в корзину.

Мимо них проплыли Иван и Елена.

– Сколько я вам должна?

– За йогурт? – обезоруживающе улыбнулся Иван.

– За заботу и готовность помочь.

– Да я! Да как же! Вы мне ничего не должны! – Выпалил он с праведным мужским возмущением.

Внезапно Иван осознал, что ещё никто и никогда так на него не смотрел. Настолько доверчиво и глубоко. Настолько удивительно близко. Стоит ли вообще обращать внимание на девушек и женщин, не могущих, не умеющих так смотреть?! А вдруг миф о половинках, записанный Платоном, никакой не миф? И именно так смотрит душа в душу?!

– Мне негде переночевать, – сказала Елена всё тем же обворожительно ровным, как из неземных краёв, голосом.

Иван улыбнулся чему-то или кому-то внутри себя и, не сказав ни слова, предложил ей руку.

Охранник, вместе с Антоном наблюдавший сцену, с наигранной ехидцей прокомментировал, обращаясь к нему, но глядя парочке вслед:

– Совсем у вас всё просто стало, да?!

– Я бы не сказал.

– Где прелюдия? Или я что-то пропустил?

– Ага. Пропустил. Я уже говорил, – Антон снова указал на мониторы.

– Или хотя бы: «Закурить не найдётся? А то так выпить хочется, что аж переночевать негде!»

– Век других скоростей, дружище! Век других скоростей!

Антон похлопал по плечу ещё крепкого для своих «за шестьдесят» охранника, очевидно не лишённого чувства юмора. А затем выскользнул в круглосуточное многолюдье площади Киевского вокзала. Он ни в коем случае не собирался сегодня быть третьим человеком. Третьим лишним.

Глава вторая

Елена проснулась, но не торопилась открывать глаза. Она могла оказаться, где угодно. Она привыкла оказываться где угодно. Сперва надо начать ощущать мир, ухватившись за что-то. Что-то похожее на то, что легко даётся нормальным людям реальностью их нормально же откалиброванных ощущений.

Она лежит в кровати. На чистом постельном белье. Не таком, как в её коттедже. Попроще. Не таком белоснежном и накрахмаленном. Как можно узнать насколько белоснежно бельё, не видя его? У мозга для этого есть масса путей. А не только «посмотреть открытыми глазами», как частенько любил иронизировать старик Конрад Лоренц.

Елена усмехнулась. Даже когда ты просыпаешься неизвестно где, не раскрыв ещё глаз – неокортекс иронизирует. Такова его особенность. Точнее сказать – предохранительный механизм. Мудрость веков. Та недолгая мудрость не таких уж и многих веков разумной органики. Помирать, так с музыкой! Что же это ещё, как не ирония? Точнее сказать: сарказм. Он же – злое мудрое скоморошество.

Не такое бельё, как в коттедже – это хорошо. Она должна была вчера покинуть коттедж и ни в коем случае не должна была возвращаться. Значит, и не вернулась. Отлично!

Елена ощупала себя – не обнажённая. Тоже неплохо. По ряду причин. Итак, она на чистом, по ощущениям – домашнем постельном белье, в пижаме. Пора открывать глаза. Неизвестно, что принесёт чувственный поток в этот раз, но она привыкла к тому, что в одну реку не заходишь дважды. Ещё одна древняя ирония, в мире буквального мышления зачастую воспринимаемая без особого понимания. В любом случае, в поток надо заходить, выбора нет.

Она открыла глаза.

Белый потолок. Простой белый потолок. Отлично! В этом мире не может быть ничего нормальнее белых потолков! Люди боятся больниц и панически боятся операционных. Это ужасно глупо! Именно в операционных белые потолки – и это наполняет мир покоем. Как белые одеяния богов – богов чаще всего изображают в белых одеяниях, да ещё и с белоснежными бородами. Как белоснежные крылья ангелов. Воображаемая белизна богов и ангелов людей не пугает, а реальная белоснежность оперблоков почему-то да. Где логика?

Елена улыбнулась. Не ей рассуждать о логике. И этой части у неё нейронные пробои. Так что вероятней всего в том, что химзавод организма синтезирует реакции в спектре от радости до эйфории на первый снегопад, заснеженные вершины, шарик пломбира, а на белый халат врача тревогу – есть логика. И в том, что каждая отдельная частная логика не подчиняется, а наоборот противоречит общей логике – тоже есть определённая логика. Система. Огромная система, неподвластная осмыслению. Не ментальная конструкция, но вера. Вера в то, что всё не зря. Всё – это всё. Но всё не даётся никогда и никому. По крайней мере, никому, едва «посмотревшему открытыми глазами» и на этом основании возомнившему, что он всё понял. Обо всём. Нет, приходится действовать дальше.

Елена откинула край одеяла. На ней была мужская пижама! Неожиданно. Она осторожно огляделась, приподнявшись на локте. Мужчины рядом нет. Её вещи аккуратно сложены в ногах довольно большой двуспальной кровати. Она подцепила женатого? Это было не в её правилах. Впрочем, до вчерашнего дня многое было не в её правилах. А вчера в очередной раз стало не до одного из правил. Когда она была маленькой, не в её правилах, например, было вскрывать ножовкой черепную коробку. Но позже она этому правилу изменила. Вчера она изменила ещё одному правилу. Причём даже не её. А одному из свода фундаментальных. Ну что ж! Теперь, как и всегда в её правилах – менять правила. Собственно, вся эволюция – это всего лишь правила смены правил. Приспосабливайся – или исчезнешь. Такова природа. И не только человека. Такова природа – как система правил.

Соседняя половина не была смята. Она спала здесь одна. Надо попытаться восстановить события вечера. И вчерашние события – в целом. Кое-что она помнила. И помнила очень хорошо. Предпочла бы забыть. Но сейчас это прочно спрятано в той части её сознания, которую она для себя называла «сейфом». В отсеке, безопасном для остального сознания. Дальше – смутно, как беспорядок в гостиной сильно занятой работой одинокой женщины. Привести в порядок можно, но не сейчас, не сейчас. Дальше – коридор, где всегда немного суетливо. А потом за дверь, в сумрачный подъезд обшарпанной типовой многоэтажки, в ночь, в страх, в морок окраины…

Дверь спальни открылась, и вошёл незнакомый молодой мужчина. С подносом, на котором был сервирован пошлейший «завтрак в постель».

– Доброе утро, Елена!