Подиум

Надежда, оказавшись на подиуме, сразу же приняла вид рассерженной красотки, которую оторвали от какого-то приятного занятия. Длинное, до пят, кожаное платье имело разрезы до самых трусиков, а спереди едва прикрывало грудь. Спина была голой до талии. Лиф держался на двух тоненьких тесемках, обвитых вокруг шеи: действительно похоже на фартук. При движении кожа платья топорщилась, и зрители видели ничем не скованную грудь. Как ни странно, вы-звавший нарекание цвет волос Надежды при мягкой боковой подсветке смотрелся хорошо. Она напоминала сказочное существо. Топ-модель, как бы не замечая своей наготы, переводила пустой взгляд с одного зрителя на другого. "Нате, ешьте!" – цинично думала она при этом, едва заметным движением облизывая пересохшие губы.

– Веревочный пояс на талии напоминает пояса монахов. Несмотря на кажущуюся простоту, модель предназначена для тонких натур, умеющих чувствовать стиль…

Женская половина публики приняла платье сдержанно. Интересно, куда в нем пойдет "тонкая натура, умеющая чувствовать стиль"? Кое-кто в зале недоуменно переглядывался с соседями. Вместе с тем мелькающая обнаженная грудь девушки вызвала повышенный интерес у мужчин.

– Говорила я: это не для нашего показа… – негромко сказала Нине Ивановне Зинаида. – Тимофей явно переборщил! – внезапно вырвалось у Кудрявцевой, уже против ее воли.

– Пусть, – усмехнулась Пономарева. – Мы должны быть многообразны. Тем активнее они клюнут на носибельные модели. Умение ненавязчиво внушать людям, что им нужно то, а не другое, – это большое искусство.

– Нина, ты – гений моды! – всплеснула руками Зинка. Ее лицо и поза выражали полный восторг перед дальновидностью начальницы.

На лице Пономаревой вновь появилась улыбка. Хотя она прекрасно знала цену нарочитым восторгам своей помощницы, и такая похвала была тем не менее приятна.

Вовсе не Пономарева являлась автором этих моделей. Их все разработал ее молодой помощник – Тимофей Сазонов, начинающий модельер. Он в свое время, заканчивая учебу в институте легкой промышленности, что располагался в Московской области, в Тарасовке (его так и называли: "Тарасовский институт" – по названию железнодорожной станции по Ярославской железной дороге), проходил практику в Доме моды «Подмосковье». Вот тогда-то Нина Ивановна и разглядела талант в начинающем модельере.

Подобная идейка – пригласить начинающего модельера – уже брезжила в ее умной голове, а тут, как нарочно, появился Сазонов. У него за душой не было ничего – одни прожекты, а у Нины Ивановны – реально существующий Дом моды… Когда еще выпускник института заявит о себе, найдет спонсоров, изыщет возможность работать по специальности? Хорошо, если удастся открыть крошечное ателье, где все работы придется выполнять самому. Но пойдут ли к нему заказчики? Пробиться – ох как трудно! Она-то это знает. Гениальные замыслы художника, еще не успевшие четко оформиться, пропадут в безвестности, не осуществившись. Прямая выгода Тимофею идти в подчинение к Нине Ивановне: руку набьет, практика еще никому не помешала, а дальше видно будет.

Нина Ивановна охмуряла парня умело. Она понимала, что и когда надо говорить. Изъясняясь прямолинейно, без лести, а иногда и попросту грубовато, Пономарева говорила чистую правду: не пробиться начинающему художнику в этом мире, а есть-пить каждый день надо! Тимофей согласился на ее предложение. Основным пунктом заключенной договоренности стало следующее: автором разрабатываемых моделей автоматически становилась Пономарева… За все приходится платить!

Тимофей оказался надежным партнером. Люди, давно знавшие Нину Ивановну, догадывались кое о чем: Нинка никогда, как говорится, звезд с неба не хватала, а тут нате вам, такой творческий успех.

В прежние времена, работая закройщицей, она была известна тем, что не могла порой помочь заказчику выбрать нужную модель и совершенно не чувствовала структуру материала. Сколько скандалов, вспыхнувших по ее вине, гасила Серафима Евграфовна! "Думать надо, Нина. Ну нельзя из такой ткани выполнить этот фасон", – корила ее Фуфлыгина. "Заказчица просила, Серафима Евграфовна, – защищалась Пономарева, – умоляла, говорила, что претензий не будет". Заведующая морщилась, как будто ей поднесли под нос какую-то дрянь: "Просила… А теперь вот визжит на весь салон. Всех заказчиков мне перепугает. Думать же надо! Шелк шелку рознь. Один собака зубами не порвет, а в другой тонкую иголку воткни – сразу сечется. Для того мы здесь и сидим…" Даже у Татьяны Татариновой, бездипломной закройщицы, не случалось таких проколов, как у Пономаревой. Сила Татариновой была в громадной практике, благодаря своему опыту она могла заткнуть за пояс любого. "Чутье надо иметь, нюх, – любила говорить Татаринова. – Без чутья в нашем деле вмиг прогоришь".

Нина Ивановна поэтому и оставила ее в Доме моды. От других она не моргнув глазом избавилась. Одна из уволенных мастериц в сердцах выпалила ей: "Да тебя саму надо было еще при Фуфлыгиной уволить – за профнепригодность! В два счета вылетела бы, да профком отстоял. И я за тебя заступалась, как последняя дура. Мало мне теперь, идиотке. Смотри: совесть замучит!"

Совесть Нину Ивановну не мучила. Она, может, на месте Серафимы Евграфовны и сама бы себя такую уволила. Раньше. А теперь вот хозяйкой стала. И благотворительностью она не занималась. Особенно за собственный счет… Время тяжелое: или ты, или тебя. Щедрой можно быть только за счет государства.

Да, не она автор этих моделей. Но где бы они сейчас все были, если бы не Пономарева? В замыслах художника. Только ее оборотистость позволяет Дому моды худо-бедно, но выживать. Погодите, придет время, она еще всем покажет!

– Аллочка, по-моему, неплохо комментирует, а? – обратилась Нина Ивановна к Зинаиде. (Пригласить на показ Аллу Зубкову, журналистку из местной радиостудии, было собственной идеей Пономаревой.) Зинаида Кудрявцева сдержанно кивнула. Не выносила она, когда кого-то хвалили в ее присутствии.

– Ничего, – вынуждена она была все же согласиться.

Наташа краем глаза заметила происходившие переговоры Пономаревой с Зинаидой – и наклонилась к Кате:

– Нинок и ее недремлющее око. С Зинкой будь поосторожнее: сволочная баба.

– Знаю, – кивнула Катя. – Еще в бригаде про нее слышала.

– Вот-вот, мотай на ус… – Наташа хотела еще что-то добавить, но, уловив подозрительный взгляд Кудрявцевой в свою сторону, тут же смолкла.

Сейчас на подиуме среди других манекенщиц вышагивала Тамара. Она гордо несла свою красивую голову.

– Княжна грузинская! – ахнул кто-то из персонала.

Тамара смотрелась великолепно. Неторопливая, величественная походка, царственный поворот головы. Она прекрасно владела своим телом: ее движения были четкими, отточенными до миллиметра.

– Классно смотрится! – восхитилась Наташа, и в ее голосе не прозвучало и малой толики зависти.

Тяжелый шелк платья, наглухо закрытого спереди, облегал всю фигуру Тамары. Ее движения сопровождались аплодисментами. Тамара же продолжала неторопливо шествовать – поступью богини.

– Наряд не для тех, кто привык приобретать товары по сходной цене. Позволим себе одеться строго, спокойно и… дорого! – Радиожурналистка разливалась соловьем, подчеркивая и без того бросающуюся в глаза изысканность Тамариного наряда.

Однако королевой показа стала, как всегда, Богданова. В каком бы наряде она ни появилась, раздавались дружные аплодисменты: в платье ли, деловом ли костюме или в длинном кожаном сюртуке.

Густые темно-каштановые волосы Наташи касались плеч, челка скрывала высокий лоб, карие глаза смотрели на мир задорно и весело. Природный персиковый цвет ее лица вызывал у многих жгучую зависть. С такой кожей – бархатной, шелковистой – рождаются юные богини, и никакими притираниями, снадобьями и прочими косметическими средствами добиться такого нельзя. Правильный овал лица, огромные, как бы приподнятые у висков, искрящиеся глаза… Наташа была подвижна как ртуть, темпераментна и по-настоящему красива – собственной природной красотой: ей не надо было «делать» лицо, как большинству моделек. Богдановой пытались льстить сравнением с известной американской актрисой, но она в ответ лишь смеялась и качала головой…

Стаскивая с себя одеяние, напоминающее балахон, Богданова пожаловалась:

– Буйная фантазия художника. На мой взгляд, слишком экстравагантно. Я в нем болтаюсь, как ложка в стакане. Моя бабка назвала бы это хламидой.

Стоявшая рядом Тамара хмыкнула:

– Наташенька, тебя подводит вкус: в этом одеянии можно запросто ворваться на вершину от кутюр. – Последнее слово Тамара произнесла с французским прононсом. Обе девушки при этом захохотали.

Наташа проявила к себе несправедливость: даже в этом нелепом одеянии она смотрелась неплохо.

В ожидании выхода на «язык» кое-кто из девушек пудрил носик и поправлял покосившуюся прическу.

– Оживите свой облик макияжем! – иронически буркнула появившаяся Надя, не забывшая своего недавнего унижения. Она ловко стянула с себя модельное платье и достала носовой платок. – Ну и жарища здесь, барышни!

Показ коллекции между тем продолжался.

Выходить на подиум вдвоем с Наташей было гораздо легче, чем в паре с любой другой из девушек-моделей. Катя это сразу почувствовала. (Врожденное чувство ритма помогало Царевой двигаться синхронно, когда это требовалось. Из зрительного зала она не смотрелась новичком.) Разница заключалась в том, что к другим манекенщицам приходилось приспосабливаться, подлаживаться. С Богдановой же все получалось словно само собой.

Наталье, как, впрочем, и другим девушкам, наработанный профессионализм позволял в самых неожиданных ситуациях быть на высоте и не допускать ошибок. Шаг, поворот, движение, как в замедленном кадре, – все это можно отрепетировать, довести до автоматизма.

Катя заметила, что у некоторых моделей руки и ноги движутся так, будто они закреплены на шарнирах, и кажутся порой неестественно вывернутыми; кто-то подчеркивает свою сексапильность, чувственность. А Наташа… Прекрасно владея своим телом, она могла быть любой. И чертовски сексапильной – тоже.

Удивительное телосложение! Все девушки по-своему казались привлекательными, но ни одна из них не могла сравниться с Наташей. В Богдановой присутствовало нечто такое, что резко выделяло ее из общей массы. Красота, особый, неповторимый шарм, темперамент и еще многое, многое другое – то, что рядовую манекенщицу способно превратить в супермодель. Профессионалы называют это фактором «Икс». Либо это есть, либо – нет.

Рядом с Натальей меркла строгая красота Тамары, кукольное личико Нади казалось простоватым, сразу же терялся наигрыш Алены, Лиза смотрелась угловатым подростком, а еще одна девушка, Лора, лицо которой напоминало неподвижностью застывшую белую маску, выглядела неестественно и скованно – со своими отработанными, словно у робота, движениями.

Кто знает, почему из тысяч манекенщиц, «стартующих» практически с одинаковыми природными данными, лишь одна становится звездой? В чем заключается этот удивительный секрет? Фактор «Икс»… Только сейчас, соприкоснувшись с секретами профессии, Катя начала, похоже, понимать, почему на каждую Синди Кроуфорд, Кристи Турлингтон, Клаудиу Шиффер и Линду Евангелисту приходятся тысячи безвестных манекенщиц. (Линда Евангелиста вообще была кумиром Царевой.) Катерина в паре с Наташей на подиуме смотрелись отлично; это отметили все. Одна – с рыжей гривой, струящейся как живое золото, другая – с темно-каштановыми волосами, а вместе они составляли великолепный дуэт. Особенно удачным был показ костюмов. Катя – в темном, по контрасту с рыжими волосами, а Наталья – наоборот, в светлом.

Реакция зала не заставила себя долго ждать. Нина Ивановна вместе со всеми захлопала в ладоши. Как удачно получилось! Это надо уметь. Цвета подобраны безошибочно.

– Тем, кто слишком осторожен в выборе одежды и имеет склонность к классическим линиям… – Аллочка в поте лица отрабатывала обещанный ей гонорар.

Пономарева заметила фотовспышки и метнула взгляд в сторону Ивана Сергеевича Горина. Богатый бизнесмен что-то записывал в своей записной книжке.

Умница Наталья на ходу расстегнула пиджак, сняла его и небрежным жестом закинула на плечо. Новенькая, Катерина, тоже не подвела: она в точности скопировала Наталью, только ее жесты были чуть напряженнее.

Пономарева отмечала все мелочи.

– Простота линий… – продолжала распинаться Аллочка Зубкова.

Публика, хлопая, заглушала голос дикторши.