Хозяйка колодца

Позабыв о недавней размолвке, как истинный джентльмен, Морган придвинул Марьяне стул. Она вежливо кивнула в ответ, скользнула удивленным взглядом по забинтованной руке.

– Еще кого-то пытались научить Правилам дорожного движения? – спросила она не без ехидства.

– Поцарапался. – Он отвернулся, открещиваясь от дальнейших расспросов.

Ему повезло, Марьяна оказалась не из любопытных, потеряв к нему всякий интерес, она принялась за ужин. Аппетит у нее, надо сказать, был отменный. В отличие от Агаты, которая вяло жевала листик салата, Марьяна нажимала на мясо, чем вызвала явное одобрение Сотника, который терпеть не мог помешанных на диетах и фитнесе девиц.

– Любо-дорого посмотреть, – сказал он, с благостной улыбкой наблюдая, как девица разделывается со вторым по счету бифштексом.

– Вы об этом? – Марьяна поймала его взгляд, легонько постучала ножом по краю тарелки. – С утра во рту маковой росинки не было, даже кофе попить не успела.

– Вы такой трудоголик? – вежливо поинтересовался Морган.

– Я не трудоголик, я единственный на всю округу врач. И рабочий день у меня, к сожалению, ненормированный. Бывает, с утра до вечера просидишь в амбулатории, поплевывая в потолок, а бывает, и не присядешь до ночи.

На его, в общем-то, ехидный вопрос она отвечала так серьезно и так обстоятельно, что сразу стало понятно: работа для нее – святое. И Моргану в который уже раз за этот день стало неловко.

А разговоры за столом тем временем крутились вокруг местных проблем. Беседовали все больше Яриго и Хлебников, остальные слушали, кто внимательно, кто не очень. Морган старался не упустить ни одного сказанного слова. В неформальной беседе всегда можно узнать для себя что-нибудь полезное. Тем более что после спора о голландских роботах Яриго с Хлебниковым переключились на разговор о строительстве животноводческого комплекса. Чуть позже, после четвертого или пятого бокала виски речь зашла о менее интересных объектах, и Морган позволил себе слегка расслабиться.

– А что там у нас с новым зданием под больницу? – Яриго, сытый и слегка захмелевший, вальяжно откинулся на спинку стула.

– Отделочные работы идут полным ходом. – Хлебников нацепил на вилку маринованный огурчик, полюбовался им секунду-другую и сунул в рот. – Строители работают не покладая рук.

– Строители работают не покладая рук на даче у Тарпищева. – Марьяна, которая до этого не вмешивалась в разговор старших, отложила вилку, с вызовом посмотрела на переставшего жевать Хлебникова. – Я заезжаю в новое здание каждый день, там только видимость работы. До обеда строители режутся в карты, а после обеда едут халтурить на Левый берег.

– Позвольте! – Яриго нахмурил брови, требовательно посмотрел на Хлебникова. – Как это понимать, Яков Семенович?

Прежде чем ответить, Хлебников бросил на Марьяну быстрый взгляд. И взгляд этот не предвещал ей ничего хорошего.

– Факты не проверены, – сказал он мрачно. – Тебе, Марьяна Васильевна, привиделось что-то.

– Ничего мне не привиделось! – Марьяна упрямо мотнула головой. – Бригадир этот ваш – настоящий призрак.

– Почему призрак? – удивился Яриго.

– Потому что неуловимый. Я уже устала за ним по всем берегам гоняться.

– А тебе, голуба моя, и не нужно за ним гоняться, – сказал Хлебников ласково. – Это не входит в твои обязанности. В твои обязанности входит уколы ставить и горчичники лепить. С бригадиром я как-нибудь сам разберусь, без сопливых…

– Яков Семенович! – Марьяна уперлась локтями в стол. – Старое здание уже несколько лет на ладан дышит!

– Ну, несколько лет дышало и еще немного подышит!

– Сквозняки, сырость и грибок, – Марьяна говорила тихо, но твердо. – Проводка никудышная, того и гляди, случится пожар. Пол прогнил, с потолка прямо на головы пациентам сыплются куски штукатурки. Если к осени больница не переедет в новое здание, то ее можно закрывать. Я вообще не понимаю, куда смотрит районная санстанция…

– Марьяна Васильевна! – Лицо Хлебникова налилось нездоровым багрянцем. – Нашла ты время…

– А для таких серьезных вещей всякое время сгодится. – Яриго легонько хлопнул ладонью по столу. – Яков Семенович, мы такие деньги вкладываем в модернизацию больницы, а нашу работу, оказывается, саботируют.

– Да никто ничего не саботирует! – отмахнулся Хлебников. – Просто некоторые, – он бросил еще один хмурый взгляд на Марьяну, – лезут в дела, в которых ни черта не смыслят.

Марьяна хотела было что-то возразить, но в последний момент удержалась, лишь досадливо сжала под столом кулаки. Морган ее даже пожалел. Горячая голова, лезет в пекло поперек батьки, за что наверняка и получает от начальства.

– Возможно, Марьяна Васильевна и в самом деле не все правильно поняла, – сказал Яриго уже другим, более спокойным тоном. – Но с бригадиром вы все-таки побеседуйте, Яков Семенович.

– А какого же года старая больница? – спросил Морган, отвлекая внимание спорщиков на себя.

– А старая больница, – было видно, что и Хлебников рад сменить тему, – конца девятнадцатого века. – Бывшая усадьба графа Лемешева.

– Что-то мы не заметили никакой усадьбы, – оживился Сотник.

– А это потому, что усадьба находится не в самой деревне, а в яблоневом саду, – пояснил Савельев.

– Сад мы тоже проезжали.

– Ага, значит, уже успели напитаться впечатлениями? Граф Лемешев, говорят, был чудаковатым, любил уединение. Потому дом построил на отшибе и засадил все вокруг яблоневыми деревьями.

– Это те самые яблони? – удивился Морган.

– Конечно, нет! – взмахнул рукой Савельев. – Старые деревья постепенно умирали, их вырубали, а на их место сажали новые.

– Какой-то круговорот яблок в природе, – усмехнулся Сотник.

– Дань традициям. Раньше всех все устраивало, а как сейчас, не знаю. – Савельев вопросительно посмотрел на Хлебникова.

– Я пока тоже не знаю, – тот пожал плечами. – Есть кое-какие наметки, но нужно сначала разобраться с более масштабными проектами. Сад постоит.

– Вот так он и стоит больше ста лет. – Савельев пригубил шампанское. – И знаете, что я вам скажу: пусть бы и еще сто лет стоял. Есть в нем что-то особенное, какая-то мрачная, готическая красота.

– На красоте нынче деньги не сделаешь, дорогой мой ученый муж. – Хлебников, уже окончательно пришедший в себя, покровительственно улыбнулся. – Да и какая там, к чертям собачьим, красота?! Один колодец чего стоит! Головная боль, а не красота.

– А что там с колодцем? – Морган украдкой посмотрел на свою забинтованную руку. – Мы видели его сегодня. Даже пытались из него напиться.

– Напиться? – Марьяна посмотрела на него с жалостью, как на дурачка.

– А какие проблемы, уважаемая? – Морган поморщился. – Насколько мне известно, колодцы как раз для этой цели и предназначены.

– Другие колодцы возможно, но не этот. – Если Марьяна и услышала сарказм в его голосе, то виду не подала. – В этом колодце вода не артезианская, а озерная.

– Все правильно, – поддержал ее Савельев, которому разговор про архитектурные достопримечательности старой усадьбы, похоже, нравился гораздо больше предыдущих полуделовых бесед. – Граф Лемешев выкопал его почти сразу после постройки дома. Предполагается, что для полива будущего сада. Видели, он не совсем обычный, большого диаметра, довольно глубокий. Когда-то его закрывала очень красивая кованая решетка.

– А вот эта решетка и есть моя главная головная боль. – Хлебников промокнул блестящую от пота лысину льняной салфеткой. – Больше века продержалась, а потом, поди ж ты, понадобилась одному умнику.

– А зачем вообще нужна решетка? – спросил Морган.

– Для безопасности. – Хлебников отложил салфетку. – Я же говорю, сплошная морока с этим колодцем. Точно медом он намазан для всяких психически неуравновешенных личностей. Не было года, чтобы кто-нибудь не пытался в колодец сигануть. И ведь сигали! – Он поднял указательный палец. – Кто от неразделенной любви, кто по пьяни, кто еще из-за какой дури. Вот ты, Марьяна Васильевна, не знаешь, наверное. – Он посмотрел на докторшу. – Задолго до твоего приезда это случилось, если мне не изменяет память, лет шесть-семь назад. Девчонка молодая в колодец упала. Митрич услыхал посреди ночи женский крик, да пока оделся, пока из подсобки выбежал… Ничего не заметил. А ночью в саду хоть глаз выколи, такая темень. Решил, что молодежь шалит. Любят наши ребятишки это дело…

– Митрич – это кто? – спросил Савельев.