Цыганское проклятье

Силантий посмотрел на дочку и понял, что праздник для нее испорчен бесповоротно, а если он не защитит ее от этого брака, то, может, и вся жизнь…

Полуденный зной спал, но духота еще не отступила. Дамы обмахивались веерами, их кавалеры сняли тесные пиджаки и щеголяли в жилетах. Очень скоро гости разделились на группы, пили вино и переговаривались о чем-то своем.

Прислуга уже не суетилась, а лениво бродила по саду, подавая напитки и легкие закуски.

Силантий нашел взглядом стоявшую у клумбы Марью и подозвал к себе. Он не желал, чтобы кто-то видел его подарок. Это будет их с дочерью тайна. Софья Михайловна не любит подобных украшений, считает их вычурными и безвкусными. Не хотелось бы, чтобы своим недовольством она окончательно испортила Марьюшке настроение.

– Ангел мой, у меня для тебя подарок. Только прошу пока сохранить его в тайне, матушка может не одобрить.

– Неужели котенок? – Глаза Марьи заблестели радостью. – Такой, как у моей подруги Аннушки? Персидской породы? А я-то уж думала, что вы забыли о моем желании, папенька. Только как же я спрячу его от матушки?

У Силантия сжалось сердце.

Котенок! Дочка уже год твердила о нем, после того как увидела это пушистое чудо. Эх, как же он мог забыть? Не подумал, что девочке в этом возрасте не интересны драгоценности. Она ведь совсем дитя. Да только обратного пути нет.

– Прости, милая, котенка я тебе обязательно подарю, очень скоро, но не сегодня. Договорились?

Марья кивнула и потупилась, скрывая разочарование. Стремясь загладить неловкость, генерал протянул дочери бархатный футляр. Та помедлила, но взяла.

– Открывай! – улыбнулся Силантий, глядя, как маленькие пальчики развязывают бантик.

На милом личике дочки заиграла улыбка, когда она открыла коробочку, и за эту улыбку Силантий мог отдать все, что угодно.

– Благодарю, папенька. Очень красиво. Камни так и светятся! Обещаю надеть это ожерелье на мой первый бал. Дайте я вас поцелую.

– Рад, что угодил. – Силантий сжал ее в объятиях. – А теперь беги и спрячь это в спальне. Я буду ждать тебя здесь, а после мы с гостями перейдем в дом, будем резать торт. Я поручаю тебе угостить наших гостей. Справишься?

– Можно только Жеку не буду угощать? – бесхитростно выпалила девчушка. – Он противный, и мне совсем не нравится. Да, я знаю, что барышне не пристало вести себя столь неподобающим образом. – Марья даже попыталась спародировать фальцет немца, который обучал ее манерам, и даже поправила невидимые очки на носу.

Выглядело это до того потешно, что Силантий не выдержал и рассмеялся:

– Похоже. А теперь беги!

Пока Марьи не было, Силантий лениво рассматривал гуляющих по саду гостей. Ему совсем не хотелось их развлекать, пусть это делает супруга. И не важно, удастся ли потом избежать пересудов, мол, Русалов – плохой хозяин. Как слыл он нелюдимым солдафоном, так и останется, старайся не старайся.

Взгляд наткнулся на Орлова-младшего. Мелкий поганец увлеченно рубил игрушечной саблей розовый куст, на который Софья Михайловна потратила почти все лето. Надо бы остановить, но, глядя на это безобразие, Силантий в какой-то момент испытал нечто похожее на удовольствие. Розы супруга любила сильнее, чем родную дочь, и в саду проводила времени больше, чем с Марьей, даже когда та болела. А ведь нет лучшего лекарства, чем материнская забота.

Русалов посмотрел на погибающий куст, развернулся и пошел к дому, куда уже спешили гости, услышав зов Софьи Михайловны.

Он успел вовремя. Супруга решила, что пришло время вручить свой подарок Марьюшке, и подозвала к себе дочь:

– Мария, настало время моего подарка. Закрой глаза.

– Я в предвкушении, матушка. – Марья послушно выполнила ее просьбу.

Софья довольно улыбнулась и махнула кучеру Акиму:

– Зови!

Тот поспешно кивнул и бросился к воротам.

Все заинтересованно обернулись. Какое-то время ничего не происходило, но вот до гостей донеслись первые гитарные аккорды, а за ними низкий женский голос.

Силантия как ледяной водой окатили. В сад цветной каруселью ворвался цыганский табор. Женщины в цветастых юбках закружили вокруг гостей, в руках каждой бились бубны, издавая заливистый звон, и под эту какофонию ярко накрашенная немолодая цыганка выводила залихватскую песню.

Вот только как генерал ни старался, не смог разобрать слов. Все звуки доносились до него будто через стеганое одеяло. Он хотел зайти в дом, но, опасаясь, что ставшие ватными ноги не выдержат, обреченно продолжал стоять, глядя на цыганские пляски.

Трое чернявых мужчин вывели здоровенного медведя на цепи. Зверь неуклюже пританцовывал и разевал розовую пасть. Марья заливалась счастливым смехом, кружась вместе с цыганками.

Когда слух постепенно вернулся, Силантий добрел до крыльца и с тихим стоном осел на длинную лавку. Руки дрожали, в горле стоял ком. Внезапно заметив взгляд супруги, генерал вздрогнул. Она смотрела холодно и с такой неизбывной бесконечной тоской, что стало страшно.

Сообразив, что привлекла внимание мужа, она попыталась улыбнуться, но не смогла. Отвернулась. Силантий мог поклясться, что Софья прятала слезы. Было неловко видеть, как она, сильная женщина, которая умела сдерживать себя в любой ситуации, сейчас бессильно ссутулилась. Ее плечи едва заметно вздрогнули, но вот прошло несколько мгновений, и Софья обернулась. Не сводя взгляда с мужа, она быстрым шагом подошла к нему и едва слышно выдохнула:

– Так это правда, Силантий Матвеевич?

– Что – правда, Софьюшка?

– А правда в том, что не любил ты меня никогда!

– Что ты такое говоришь? – Силантий, не в силах смотреть на нее снизу вверх, поднялся.

– Помнишь Антона? Сослуживца твоего? Он заезжал, когда ты на охоте был. И рассказал мне и о цыганке, и о любви твоей.

Силантий сглотнул колючий комок. И тут стервец успел напортить!

– Что ты молчишь? – Софья прищурилась.

– Прости…

Может, и не любил он ее, как Дарину, но уважал. Благодарен был больше жизни за доченьку, ангела светлого!

– Значит, правда. – Софья смахнула слезинку и сказала, как отрезала: – Поздно прощения просить, Силантий. Я ведь всегда надеялась и верила тебе, но, видимо, не судьба. Завтра же я уеду к родителям, не пытайся меня остановить. Я все для себя решила. – И тут же, как ни в чем не бывало, бросила: – Приглашай гостей в дом, дождь вот-вот начнется. Не будем портить праздник. Я сменю платье и присоединюсь к вам.

Софья Михайловна холодно улыбнулась ему, точно и не было сейчас между ними этого разговора. Эх, а ведь он даже не знал, что она такая. Умеет чувствовать, обижаться… а может, даже любит его, дурака старого?

По стеклам вовсю барабанил проливной дождь. Цыгане, слава тебе боженька, уехали, и гости разместились в теплом большом зале. Приглашенные из столицы музыканты негромко играли вальс, и по паркетному полу кружили прекрасные пары.

А может, придумал он себе любовь? Не любовь то была, а наваждение цыганское. А настоящая любовь, жизнь – вот она! Софья и доченька. Каким же он дураком был, что не видел свою судьбу! Сам свою душу в кандалы тоски и вины заковал!

– Папенька, а отчего не торопится мама? Я скоро стану резать торт! – Голос Марьюшки вырвал Силантия из мучительных дум.

Силантий улыбнулся дочери:

– Не беспокойся. Пойду позову твою матушку.

Поднявшись в спальню, он помялся у закрытой двери. Точно школяр, ей-богу! И робко постучал. Дверь с тихим скрипом, генералу показалось – со стоном, приоткрылась, являя его взору пустые покои жены.

Паника навалилась внезапно. Липкий страх обвил тело, делая ноги ватными.