Письма к разным лицам о разных предметах веры и жизни

Таким образом, видишь, что мы в силу Крещения и Святого Причащения соделываемся приявшими Христа, а не в силу одного исповедания Его, хотя сие исповедание мы и даем прежде тех Таинств. А ваш учитель изобрел иной путь к приятию Господа. Это он делает по своему смышлению суемудрому.

В другом месте у того же святого Иоанна Богослова Господь указывает иной еще путь к приятию Его, именно исполнение заповедей Его. Имеяй заповеди Моя, – говорит Он, – и соблюдаяй их, той есть любяй Мя; а любяй Мя, возлюблен будет Отцем Моим. И Аз возлюблю его, и явлюсь ему Сам. И еще: Аще кто любит Мя, слово Мое соблюдет; и Отец Мой возлюбит его, и к нему приидема, и обитель у него сотворима (Ин. 14, 21, 23). Не подумай, что это исполнение заповедей пролагает путь к вселению в нас Господа особо или отдельно от Крещения и Святого Причащения. Благодать Крещения и Святого Причастия дает силы к верному исполнению заповедей. Исполнивший все заповеди благоукрашает душу свою всякими добродетелями и делает сердце свое храмом, достойным быть обителью Господа. Он и вселяется в него тогда. Он в нем бывает с минуты Святого Крещения и еще преискреннее общится с ним во Святом Причастии. Но, помогая ему в жизни святой, все еще не всецело успокаивается в нем, потому что, пока не водворятся в душе все добродетели чрез исполнение заповедей, в ней все еще остаются следы страстей, неприятный Господу запах греха. Она и не успокаивается в нем, как бы не доверяя ему, и еще только изготовляя себе покойную в нем обитель. Когда же душа освятится добродетелями, тогда уже Он благонадежно входит в нее, как в дом, и обитает спокойно, нетревожимый неприятными Ему движениями греха и страстей. Таким образом вера привлекает Господа, Таинства сподобляют присутствия Его и содействия; когда же верующий, вспомоществуемый Господом, очистит себя от всех страстей исполнением заповедей и внедрением в сердце добродетелей, тогда наконец Господь окончательно вселяется в него и почивает в нем. Вот весь путь к приятию Господа. Оно имеет свои степени, имеет свое начало, продолжение и конец, или завершение. В приведенном месте Господь говорит о сем завершении. Но корень всего дела сего есть принятие Господа в Таинствах. Без Таинств ни вера, ни добродетели не привлекут Господа. Они могут сделать только то, что Господь имеющего их приведет ради их к принятию Таинств, и чрез Таинства вселится, как было сие с Корнилием сотником. И исповедание Господа имеет здесь место, но как часть некая приготовительная, а не как то, что всю силу к приятию Господа в себе совмещает.

Исповедовать Господа не то одно имеет значение, чтоб устами сказать, что верую в Господа. Оно значит и вообще быть христианином. Когда нас спрашивают: «Ты какого исповедания?» – и мы ответим: «Христианского», – то этот ответ наш то же будет значить, что: я христианин, или мы христиане. Возьмем теперь это слово в строгом смысле. Что значит быть христианином? Значит и веровать право, и жить свято, и освящаться Таинствами, и слушаться руководства пастырей, и к Церкви Божией Православной принадлежать, и все ею повелеваемое строго исполнять, – то есть совершать все то, что, как прежде мы показали, составляет путь ко спасению. Следовательно, исповедует Господа настоящим образом тот, кто, веруя в Господа и освящаясь Таинствами и благодатные чрез них получая силы, живет свято по заповедям Божиим под руководством пастырей, – и все в духе и по законоположениям Святой Православной Церкви. Вот настоящий исповедник! А не тот, кто устами только исповедует Господа. Святой Иоанн Богослов в Первом своем послании, говоря об исповедании, разумеет именно такое деятельное исповедание.

Ваш учитель плодом устного исповедания Господа считает еще исполнение исповедающего Господа благодатью. Если б исповедание вселяло Господа, то исполняло бы и благодатью, ибо благодать и есть присещение нас Господом и Его общение с нами. Но как пред сим объяснено, что Господь вселяется не чрез исповедание, а чрез Таинства, то очевидно, что благодатью исполняет не исповедание, а, по исповедании или при исповедании, Таинства. И выше еще я тебе объяснял, что благодать не иначе подается как чрез Таинства. И не было в Церкви Божией случая, чтоб она исполняла кого иным каким образом. Следовательно, нельзя так думать, будто одним устным исповеданием можно получать благодать. Это очень похоже на то: разинь рот, и втечет благодать. По этому применению очень верно можно назвать учителя вашего и тех, которые соглашаются с его учением и одним устным исповеданием чают получить благодать, ротозеями.

12) Пишешь, что ваш новый учитель «молится своими молитвами, но что при молитве ни крестного знамения не кладет на себя, ни поклонов не делает».

Вот видишь, какой он модник? Весь мир христианский кладет крестное знамение, даже и те, которые неправо исповедуют веру Христову; а он стыдится. Кто кладет крестное знамение, тот без слова исповедует Господа Иисуса Христа, за нас претерпевшего крестное распятие и смерть, и тем нас искупившего. Учитель ваш кричит: «Исповедуй Христа устами»; а вы бы приступили к нему и его понуждали: «Исповедуй Христа крестным знамением». Все одно: и там исповедание и здесь; только там – словом, а здесь – делом. Дело сильнее слова. Он говорил тому, кто отказался исповедать устами Господа: «А! стыдишься пред человеками!» Говорите и вы ему: «И ты стыдишься положить крестное знамение; но как оно есть тоже исповедание, то выходит, что сам ты стыдишься исповедать Господа пред человеками».

Святой Василий Великий свидетельствует, что полагать крестное знамение установлено апостолами и что крестное знамение, с верой полагаемое, отражает невидимых врагов, разоряет все их козни и ограждает от их нападений. Господь Крестом разрушил всю силу вражью. Знают сие враги, и бежат от крестного знамения. А кто не творит крестного знамения и не ограждает себя им, к тому враги имеют свободный доступ. Христианин без крестного знамения – что воин без оружия. Враг помыкает им, как захочет.

Крестным знамением освящаются все Божественные Таинства; им же совершается освящение и всякой вещи, потребной для жизни. Так прияла Святая Церковь от апостолов, и так действуют все христиане. Отсюда естественно рождается вопрос, христианин ли тот, кто чуждается крестного знамения?

Наклонением головы мы обычно свидетельствуем и почтение и покорность. Сколько неотложно приступающему с молитвой к Богу иметь на сердце полное пред Ним благоговеинство и совершенную покорность, столько же неизбежно свидетельствовать пред Ним, невидимым, сии чувства поклонением. Христиане все и покланяются Господу телесно, во свидетельство внутреннего пред Ним страха и полной преданности в волю Его. Кто не кланяется, тот подвергает сомнению, есть ли и в нем такие чувства. Но если их нет, что же его молитва? У нас есть поговорка: «У него шея не гнется», в показание, что человек такой духа непокоривого, знать никого не хочет. Не такого ли духа и тот, кто не кладет поклоны в молитве. Всяко это худой обычай. Шапки не ломает, – скажу просторечиво, и это пред Богом.

13) Пишешь: «Мне сказывали верные люди, что и учитель наш новый, и все, которые его держатся, в церковь не ходят, святых не призывают в молитвах, – ни Божией Матери, ни Ангелов, ни апостолов и пророков, ни великих святителей, мучеников и преподобных, не соблюдают постов, не говеют, не исповедуются и не причащаются Святых Христовых Таин и праздников не знают».

Вот видишь, какие они молодцы? Настоящие молоканы, хоть научились таким премудростям у англичанина. Наши молоканы и духоборцы считают себя духовными христианами, людьми Божиими, святыми, для которых не нужны никакие внешние порядки церковные, никакие подвиги и никакие освятительные Таинства и священнодействия. И ваши ротозеи – одного с ними покроя. И я не умею понять, чего же вы там гоняетесь за этим новым учителем или позволяете ему жужжать вам в уши своим пусторечием?! Ведь после того, что ты сказал, уж осязательно ясно, что он отпал от Святой Православной Церкви, и если мычется с своим учением, то затем, чтоб и вас отбить от Церкви и составить особую какую-нибудь секту, чуждую Церкви и богоотверженную. А вы все же льнете к нему, как неразумные мухи к отравленной влаге.

Писать тебе, что учитель ваш и весь его скоп находятся в большом заблуждении, не принимая вместе с Церковью прописанных тобой пунктов, не буду. Но советую тебе достать книгу «Камень веры» Стефана Яворского. Там все те пункты защищены, не принимающие их обличены. Прочитай со вниманием и усвой написанное. Тогда этим камнем будешь легко заграждать уста глаголющих ложь и сокрушать зубы погрешивших против истины, дерзко, однако ж, выступающих с словом своим, полным лжи и лукавства. Книга та писана против протестантов. Но протестанты то же, что молоканы, только немецкие, как и эти ваши новшаки – молоканы английского покроя.

14) Пишешь: «Между нами ходит недоумение, чего ради наши пастыри молчат. Тот учитель всюду разъезжает, хлопочет, учит, говорит с воодушевлением. А наши молчат. И в церкви редко кто из них говорит поучения, только службы исправляют. Нужно бы живое слово, а его нет».

Спрошу и я тебя: «А вы обращались к своим пастырям с вопросом, что вот-де ходит какой-то учитель, собирает нас и учит, – посмотрели бы, хорошо ли он учит?» Ни один. Вот сколько раз ты писал ко мне, за тридевять земель, – и ни разу не помянул, что обращался к своему пастырю, который у тебя под боком и которого ты видишь каждое воскресенье и праздник. Как же после этого пастыри узнают, что у вас там деется тайком? Пастырь ваш приходит в церковь, видит собранными своих прихожан и усердно молящимися, – и покоен, будучи посему уверен, что пасомые им состоят в своем должном чине. Догматы ведь вы знаете, заповеди тоже помните, Церкви Божией во всем покорны. Что еще вам говорить? Разве только иногда пояснить для вас то догмат какой, то заповедь какую или какое-либо Таинство. Но это и делается, как сам ты пишешь, иногда. Да и без того все наше богослужение так составлено, что внимательному приводит на память и догматы, и правила жизни, а прилепляться к Богу научает самим своим действием. И одно побывание в церкви поновляет весь религиозный дух, как это все испытывают. Я согласен с тобой, что пастырям следует чаще вести с своими пасомыми беседы в церкви или вне церкви заводить собеседования. Но на то не могу согласиться, будто поелику этого нет и не бывает, то пасомые совсем лишены всякой духовной пищи. Да и в том, что так не бывает, я готов, если уж надо обвинять, обвинять не менее и вас, пасомых, чем пастырей ваших. Изъявите желание, попросите, – и какой пастырь откажется удовлетворить такое доброе желание ваше? Сами вы чуждаетесь пастырей, и когда случается с кем из них встретиться, не заводите речей о потребностях веры. Смотря на вас, и он не заводит таких речей. А затем и в церкви не говорит поучений, боясь надокучить вам и от церкви отбить. Я не оправдываю молчащих пастырей: их долг есть разохотить себя говорить, а пасомых своих – слушать. Но напоминаю только, что тут и ваша есть вина.

Ты говоришь: «Наши молчат, а тот хлопочет». Тот хлопочет оттого, что надо набрать себе учеников и последователей; а когда наберет, и он замолчит, потому что ученики, какие прильнут к нему, будут знать все, чему он учит обычно. Да и то надо ведать, что хлопоты, беготня, кричание, – не означает здравого положения дел. Посмотри на тело. Когда оно здорово, то в нем все отправления совершаются покойно: пульс не част, дыхание ровно, голова свежа, напряжение нервов и мускулов верно. Но как только что-либо из сего выйдет из своей меры, – покой отправлений нарушается, и тело является нездоровым. То же самое в деле веры и спасения. Вы, – целым приходом своим, – составляете малое тело церковное.

Все спасительные отправления идут у вас покойно; вы содержите веру, стараетесь жить по-христиански, освящаетесь Таинствами, соблюдаете все порядки церковные и слушаетесь своих пастырей. Дело спасения всех и каждого у вас идет мирно, хотя в среде вас ничего не видно выдающегося. Как здоровое тело растет и живет незаметно, так и вы живете и растете духовно, хоть это и незаметно. Таким образом то, что тот мычется и хлопочет, а у вас все идет покойно, не означает, что вы в худшем, сравнительно с ним, положении; а напротив, это-то покойное течение у вас дел по части спасения означает, что вы находитесь в здравом состоянии. Вы течете добре; тот же крикун находится не в нормальном положении; и то, что мычется он, подает мысль, что он из числа угорелых. Если кто при покойном течении у вас религиозных дел предается нерадению и беспечности о спасении, то это худо. Но если всякий по мере сил своих делает усердно все, что делать обязывает его христианская совесть, хотя при сем никто ничем не выдается из других, то дело спасения вашего в порядке, и нечего вам беспокоиться из-за сего и спешить вслед кого-либо потому только, что он представляет нечто выдающееся. Припомни, что в начале говорил я о хоре поющих, – что выдающийся худо делает. Это же служит в пояснение и того, что я теперь говорю.

Теперь я сказал тебе все, к чему подавало повод письмо твое. Остается прибавить, как сам ты видишь, только: брось ты этого нового учителя, молоканина заблуждшегося, и держись, как всегда держался, Святой Православной Церкви и ее пастырей. То же посоветуй и всем своим. Помыкались за этим крикуном, поглазели на него, почесали слух свой его речами подслащенными, и довольно. К добру он не поведет. Для того же, чтоб тебе покрепче быть духом против прелестей его сладкоречия, достань, как я поминал тебе, «Камень веры» и читай. А лучше соберитесь все, которые осквернили слух свой чуждыми Церкви еретическими речами, и читайте, – и отчитывайте себя от сего наваждения вражьего.

9. О хороших и неисправных священниках. О всеусердной молитве Господу об исправлении ближнего

«Был у нас хороший священник, но переведен в другой приход. На его место поступил другой, от которого скорбь на душе. В службе небрежен и скор, разговоры, когда случатся, ведет все о пустяках; о деле же Божием, если и заговорит, то все с какими-то ограничениями и урезаниями строгой истины. Как избавиться от такого соблазна?»

Сами виноваты. Плохо пользовались хорошим священником; Господь и взял его. Скажите, стали вы лучше от прежнего хорошего священника? Вот и заикнетесь сказать: «Да». А я издали скажу, что не стали лучше, по тому судя, что осуждаете нового священника, не умея держать своих в отношении к нему чувств, как должно. Ведь и прежде теперь отшедшего от вас хорошего священника у вас был хороший священник; и который прежде того был, был хорош. Видите, сколько вам хороших священников посылал Господь; а вы все те же неисправные. Вот Он и положил: «Что на этих тратить хороших священников? Пошлю им не так исправного». И послал. Видя это, вам следовало поскорее на себя обратиться, покаяться и стать более исправными, а вы только судите да пересуждаете. Станьте исправными; тогда и священник тотчас переменится. Подумает: «С этими нельзя кое-как исправлять дело священное; надо благоговейно служить и назидательные вести беседы». И исправится. Священники если бывают небрежны и скоры в служении, а в беседах пусторечивы, то большей частью применяясь к прихожанам.

Говоря так, я не оправдываю священника. Ему нет извинения, если он не только противоуставным действованием, но даже действованием по уставу неразумным соблазняет вверенные ему души. Но говорю только, что вам пригожее в данном случае делать. И первое я уже сказал: не судите, но на себя обратитесь и себя явите более исправными и в молитве, и в беседах, и во всем поведении. Затем молитесь всеусердно, чтоб Господь исправил священника. И Он исправит. Только молитесь как следует. Господь сказал, что если двое совещаются о некоей вещи и станут молиться, то будет им по прошению их (см. Мф. 18, 19). Так вот соберитесь все благомыслящие прихожане и положите молиться о священнике; к молитве присоедините пост и усугубите милостыню; и делайте это не день, не два, а недели, месяцы, год. Трудите и томите себя всесокрушенно, пока не изменится священник. И изменится; будьте уверены, что изменится. Я недавно слышал о подобном подвиге и плоде его. Одна старица, простая селянка, великая благоговейница, увидела, что некто, ею уважаемый, начал несколько отступать от обычной ему строгости жизни, и возболезновала о том; пришла домой, заперлась в свою каютку и стала на молитву, сказав Господу: «С места не сойду, крохи хлеба не вкушу, капли воды не выпью и очам моим сна на минуту не дам, пока не услышишь меня, Господи, и опять на прежнее не воротишь этого человека». – Как решила, так и делала, трудила себя в молитве и томила сокрушенными слезами, докучая Господу услышать ее. Истомилась уже, уже силы начали ее оставлять; а она все свое: «Хоть умру, а не отступлю, пока не услышит меня Господь». – И услышал. Пришло ей удостоверение, что тот, о ком она молилась, опять стал держать себя по-старому. Сбегала посмотреть, увидела, что так есть, и воспраздновала. Благодарным слезам ее конца не было. Так вот какую устройте молитву, – хоть не такую по форме, потому что, может быть, для вас и неудобно так сделать, как сделала она, но такую по усердию, самопожертвованию и неотступности. И несомненно получите желаемое. Если же вы так, мимоходом только, будете иногда дома, или в церкви, или при разговоре говорить: «Дай-то ему, Господи, стать хорошим» – то какого плода ожидать от такой молитвы? Да это и не молитва, а простые слова.

Это я вам главное сказал. Прибавил бы и еще одно; но оно таково, что исполнить его так, чтоб оно довело до цели, весьма затруднительно. Разумею вот что! Можно вам, благомыслящим и почетным, прийти к священнику и просить его, чтоб изменил в образе своего действования то, что вас смущает и соблазняет. Сделать это – ничего нет проще; но сделать так, чтоб это принесло плод, крайне затруднительно. Надобно, чтобы у вас и взор, и мина, и тон речи, а не только содержание, – все дышало самой искренней и горячей любовью. Тогда можно надеяться, что это доведет до цели. А без этого лучше не браться за такой шаг: хуже выйдет, произойдет разлад самый скорбный. Написать к нему все, может быть, удобнее, но опять все дело в духе любви всепобеждающей. И этим также можно испортить дело, как и лично явясь к священнику. Вот почему я и не решаюсь безусловно рекомендовать этого приема. Я знаю, что он может увенчаться успехом, но главное – в должном выполнении. Прийти к священнику или заочно написать ему и все высказать самым учтивым образом, на это найдется много способных; но для успеха требуется иное нечто, чем вежливость. Вежливость без любви – жало уязвляющее. Думается, что в иных местах так поступают и потом твердят: мы свое дело сделали! А я скажу, что лучше б было, если б не делали.

Больше этого я вам ничего не скажу; разве еще – терпите. Есть еще законные способы; но те не по моей части, и я умолчу о них.

10. О молитве. О стяжании нерассеянной молитвы. Настоящая молитва есть возношение ума и сердца к Богу

«Никак не управлюсь с молитвой; все мысли разбегаются. Некто посоветовал мне выучить молитвы на память, уверяя, что когда стану читать их на память, то мысли меньше будут разбегаться. Я выучила и читаю на память, но рассеяние не умаляется; и двух слов не скажешь, как мыслью далеко уйдешь от молитвы; то и дело надо заставлять себя возвращаться назад. Уж как бы мне хотелось научиться быть нерассеянной в молитве».

Нерассеянная молитва есть дар Божий, который дается усиленным искателям. Так ищите, и обрящете (Лк. 11, 9). Вы, кажется, знаете правило святого Макария Великого, что если хочешь стяжать какую-либо добродетель, то нудь себя на нее, или упражняйся притрудно в делании ее; и Господь, видя труд твой и то, с каким усердием ты ищешь такой добродетели, даст тебе ее, привьет ее к сердцу твоему, так что она будет у тебя будто естественное чувство и расположение. Тот же закон и для стяжания нерассеянной молитвы. Употребляйте неленостно всякий возможный для вас труд молитвенный, – и Господь даст вам наконец молитву нерассеянную. Ходите в церковь, что лучше всего развивает дух молитвенный, дома молитесь по молитвеннику или на память, читайте готовые молитвы или свои собственные слагайте по состоянию вашего духа, и стоя, и сидя, и ходя, и работая – все твердите какую-либо молитву или стишок из псалмов; но все сие и всегда с усердием, с желанием молитвы, со страхом Божиим и сокрушением сердечным, без всякой поблажки рассеянию мыслей, – и притом непрерывно, зарядите так, да уж и тяните не послаб ляя и не отступая, пока не придет настоящая, из сердца исходящая молитва – дар Божий.

Заучивание молитв есть один из приемов молитвенного труда. А вам подумалось, что, коль скоро заучите молитвы и станете читать их на память, молитва так и польется из сердца. Теперь видите, что такое ожидание не оправдывается делом. Но не заучивание молитв и читание их на память виноваты, а приемы, какие в том и другом деле употребляются, приемы, зависящие от заучивающего и читающего на память.

Заучивать молитвы надобно не столько памятью, сколько умом и сердцем. Надобно войти в дух молитвы, исчерпать подаваемые ею мысли, усвоить их и прочувствовать так, чтобы, когда станете читать заученную молитву на память, мысль и чувство шли вперед, а за ними – слова молитвы. Как видите, и здесь требуется напряженное внимание и некое давление на сердце для вызова потребных чувств. И тогда такое молитвословие будет сильным средством к воспитанию духа молитвенного. Заученная молитва есть уже неким образом внутренняя. От нее скорее или ближе переход к молитве в сердце и из сердца. Попробуйте, читая молитвы на память, направлять мысленное их читание внутрь сердца, как бы в пустой некий сосуд. Если это удастся вам устроить, то навык нерассеиваться в молитве пойдет у вас успешнее.

Но все же и это прием к стяжанию настоящей молитвы, а не самая молитва, которая есть ума и сердца возношение к Богу. Приступая к молитвословию, всегда надобно предварительно ум и сердце настраивать к молитве, подвигши их на благоговейный страх Божий и сердечное сокрушение. Святой Василий Великий советует всякую молитву начинать воспоминанием великих благодеяний Божиих и благодарением за них; к сему присоединять воспоминание о грехах, оскорблявших Благодетеля, и сердечное о них сокрушение, и затем уже возносить к Богу свои прошения о чувствуемых нуждах, по внутренней или внешней жизни, имея в мысли все обращать во славу Божию. Мне думается, что если так приготовляться к каждому молитвословию, то оно будет проходить с меньшим отбеганием мыслей.

Но опять и это труд молитвенный, а не самая молитва, – настоящая, что из сердца идет. Этой ищите, к этой стремитесь, эту стяжать возревнуйте. Но помните, что без труда долгого, непрерывного, нудного и болезненного ничего не получите. В «Добротолюбии» пишется про одного старца, что он два года бился, ища сей молитвы; насилу загорелась. Но как загорелась, так уж и стала гореть не переставая. Тогда и разбеганию мыслей конец настал. Идите и сами сим путем и дойдете.

11. О тщеславии. Крайняя пагуба от тщеславия. Как бороться с ним

«Что мне делать с тщеславием? Мне кажется, что я ничего не делаю напоказ; но после дела не могу удержаться, чтоб не протрубить пред собою. Я, конечно, не говорю никому, что вот как хорошо я сделала то или другое. Но внутри трубится, что я лучше других, и делаю лучше, чем другие. И знаю, что это дурно; но оно всегда делается во мне».

Хорошо, по крайней мере, что замечаете эту худобу и желаете исправиться. Приложите труд к исправлению и молитву о том, и Господь поможет; успеете изгнать этого врага. Это враг самый зловредный и вместе самый льстивый. Он делает человека похожим на работника, который, что ни заработает, все то зараз поедает, ничего не оставляя назавтра. Кто отщеславился, тот уже восприял мзду свою; и в будущем не за что ему воздавать. Он всегда гол, как проматывающий все свое. Голым явится и на том свете. Только грехи его перейдут с ним, а добрые дела, которые могли бы послужить противовесом им, никакой цены иметь не будут. Вот какая от тщеславия крайняя пагуба! А между тем, пред собой ли трубить или слушать трубление совне куда как сладко, будто конфекты глотаешь. Так вы хорошо делаете, что имеете желание избавиться от этого льстивого врага.

Но как успеть в этом? – Боритесь и одолеете. Только не переставайте и никакой поблажки себе не давайте в этом. Первое, что надобно, это есть сознать и почувствовать, что такого рода помысл есть враг. Затем, как только появится он, спешите восставлять такое сознание и чувство. Оно непременно отзовется неприязнью к сему помыслу, которая и оттолкнет его. Возыметь неприязнь к помыслу есть то же, что в грудь кого подать. Кого в грудь подали, валится наземь;

а помысл, неприязнью пораженный, бежит вон из души. Сделайте так несколько раз поусерднее, и помысл тот перестанет показываться, или вы навыкнете так легко и скоро управляться с ним, что не успеет он явиться, как и прогнан будет.

Между тем не забывайте подогревать чувство неприязни к нему. Для сего почаще прочитывайте наставления Спасителя о милостыне, посте и молитве (см. Мф. 6), и ту притчу, из которой Господь вывел такой урок: Глаголите, яко раби неключими есмы, яко еже должни бехом сотворити сотворихом (Лк. 17, 10). Также и апостольский урок припоминайте: Что хвалишися? (1 Кор. 4, 7).

Возьмите также во внимание и то, с кем вы себя сравниваете, трубя, что и вы и дела ваши лучше их. Если они меньше вас по возрасту и способностям, то тут нечем хвалиться. Это само собой бывает, что, кто постарше, тот все делает получше младших. Подрастут, и те станут не хуже вас работать, а может быть, и лучше. Так вы не с этими сравнивайте себя, а с теми, которые повыше вас. Тогда, может быть, и не придется трубить: «Лучше я и мои дела», а скорее смириться, что далеко еще вам до того, чтоб можно было чем-либо похвалиться.

Я бы еще спросил вас: то, что вы делаете, отвечает ли мере ваших способностей? Посмотрите-ка получше, и, может быть, окажется, что хоть и хорошо делаемое вами, но далеко не отвечает мере ваших сил, следовало бы еще раз в пять или десять делать лучше. Если действительно это вы увидите, – а большей частью, если не всегда, это именно приходится узревать, когда смотрят на дела свои с этой точки, то вместо трубления скорее придется сокрушиться, что не отвечаете намерениям о вас Того, Кто даровал вам силы тела и души.

Потрудитесь так поупражняться над собой, и наверное можно положить, что скоро получите успех. Но молитва к Господу само собой должна идти об руку с своим трудом над собой, а также усердная ревность достигнуть желаемой цели, без всякой себе поблажки.

12. О борьбе с рассеянием. Как стяжать и уберечь внутреннюю теплоту и собранность. Как всем делам придавать угодный Богу характер

«Утром помолишься, почитаешь, – и посогреешься немного; но потом пойдут дела одно за другим, и все разобьют, – станешь, как камень. Как бы это сберечь утреннюю собранность и теплоту?»

Собранность и теплота сами собой станут неотлучно пребывать в душе, при всех делах и разволоках, когда сделаются существенным качеством внутренней жизни вашей. А на эту степень они взойдут вместе с тем, как в душе загорится молитвенный огонек, о коем я писал вам прежде (письмо 10). Но и до того времени можно употреблять некоторые приемы, чтоб при делах и встречах меньше рассеиваться. Первое – никогда не спешите и не суетитесь, действуя будто впопыхах. Делайте все не спеша, как кто несет стакан воды, боясь расплескать его, но без ненужной мешкотности, стараясь все сделать наилучшим образом. Чтоб при этом душа ваша всегда оставалась на месте, сядьте и переберите все обычно бывающие у вас дела и встречи, и наперед определите, как в каком деле и случае держать себя, чтоб не развлечься крепко. Если опыт подтвердит, что придуманное вами ведет к цели, всегда и поступайте по придуманному; а если окажется, что оно не годится, придумайте на место его другое что. Так поступая, вы скоро найдете для себя образ себядержания, наиболее пригожий к сохранению нерассеяния мыслей и сердечной теплоты.

Второе – ничего не делайте спустя рукава, а все с опасливостью, как бы кто властный на вас смотрел и готов был тотчас с вас взыскать за всякую оплошность. И в самом деле так есть. Есть всевидящее око Божие, на вас обращенное, есть Ангел Хранитель, всегда вам сопутствующий; и святые Божии видят нас.

Третье – дела, какие приходится вам делать, хоть больше суть житейские, но все могут быть делаемы так, что чрез этот образ действования получат нравственный, Богу угодный характер. Ничего не делайте в угоду себе, а все в помощь и к удовольствию окружающих вас; и будете упражнять самоотвержение и любовь. Если при этом ко всякому делу успеете вы приложить соответствующую ему заповедь Божию, чтоб потом уже делать его из покорности воле Божией, любви к Богу и из желания благоугождать Ему, то чрез это сделаете, что среди житейских дел будете будто на послугах у Бога. Такая мысль больше всего другого сильна держать душу в нерассеянном внимании.

Я думаю, что этого довольно к тому, чтоб более не случалось с вами то, на что вы жалуетесь. Но, конечно, все от усердия, с каким беретесь за дело духовное. Вялое действование похоже на переваливание с ноги на ногу, никуда негоже и ни к какому доброму концу не приведет.

13. О борьбе с утомлением, разленением души и слабением воли. Как отогреть охладевшую душу

«Вот что бывает со мною! Несколько дней настроение лучше, чаще приходишь в себя, про себя и помолишься даже за работой; затем опять нападет какое-то утомление и разленение, воля слабеет, желания даже нет заняться духовным; потом это опять перейдет, и явится хоть маленькое желание помолиться».

Так что же? Видите, что это приходит и отходит. Потому, когда придет, нечего ужасаться, как некоей неисправимой беды. Может быть, это от случайной немощи телесной, может быть, от потребности отдыха душевного, может быть, это суть неизбежные случайности по условиям роста духовного. Но от чего бы это ни происходило, ужасаться этого не следует. Ужасаться не следует, но и равнодушной к сему оставаться не должно. Надо себя растревожить, напрягать, нудить. Дерево холодно; а потри дерево об дерево, они согреются и даже загорятся. Так и охладевшую душу надо тереть. Как? Если можете, уединитесь и кладите поклоны, взывая к Господу Спасителю согреть душу. Еще лучше, если можете сбегать в церковь. А может быть, и еще лучше, занять внимание размышлением о таинствах веры нашей, которые все возбудительны; особенно же такого свойства есть страдание и смерть Господа Спасителя. Твердите нечувственной душе: «Столько для твоего спасения сделал Господь, а ты, как камень, и шевельнуться не хочешь». Помяните смерть и суд и последнее решение: отойди или прииди, – и не дивно, что там страх поразит, а здесь надежда обвеселит. Наводите на душу такие созерцания, то одно за другим, то все вместе, – и она расшевелится. Как зажигательное стекло, сводя рассеянные лучи в одну точку, зажигает, так и эти созерцания, сосредоточиваясь во внимании над сердцем, разогреют его, возбудят энергию, и охватившая вас холодность и вялость испарятся.

Думается, что неплохо будет в эту пору сделать какое-либо доброе дело, требующее напряжения, например, посетить болящего, послужить ему и помочь, или к бедному кому зайти и утешить словом или посильной помощью.

Как бы то ни было, но не оставляйте себя без трения и нуждения. И Господь, видя, как вы бьетесь, сжалится над вами и поспешит вам помочь.